Версия для слабовидящихВерсия для слабовидящих
Зелёная лампа
Литературный дискуссионный клуб

9 ЯНВАРЯ 2015 ГОДА
(пятница)

В литературном клубе «Зелёная лампа» прошёл

ПОЭТИЧЕСКИЙ ВЕЧЕР

Стихи ГЕННАДИЯ КАНЕВСКОГО читали:

Михаил Андрианов (актёр)
Наталья Панишева (поэтесса)



Геннадий Леонидович Каневский — российский поэт. Родился 11 февраля 1965 г. в Москве. Окончил Московский институт радиотехники, электроники и автоматики. Работает редактором корпоративного журнала. Живёт в Москве.

Как поэт дебютировал в интернете, участвовал в сетевых литературных объединениях «Рука Москвы» и «Пиитер». Публиковался в журналах «Знамя», «Октябрь», «Урал», «Воздух», «Новый берег» (Копенгаген), «Волга — XXI век» (Саратов), «Таллин», в альманахе «Абзац» (Москва—Тверь).

Лауреат Петербургского поэтического конкурса «Заблудившийся трамвай» (Петербург, 2005 год, 3-я премия). Победитель турнира Большого слэма 2007 г. (в паре с Анной Русс). Лауреат премии «Московский наблюдатель» (2013). Состоит в ЛИТО «Пиитер» (СПб). Автор шести поэтических книг.

Геннадий Каневский о себе: «Ленив и не люблю спешки, поэтому все эти годы живу в одной и той же квартире. По той же причине долго не публиковал стихи, хотя пишу их уже лет 20. Люблю степь, воздух, лошадей, большие пространства, высокие этажи. Видимо, поэтому живу на втором этаже без балкона. Любимый литгерой — Илья Ильич Обломов».

Поэт и критик Аркадий Штыпель о Геннадии Каневском: «Главный мотив лирики Каневского можно обозначить замыленным словом „экзистенция“; говоря по-русски — осуществление, мандельштамовское „лежу в земле, губами шевеля“. Беря в стихах высокую ноту, легко показаться смешным; ироничному от природы Каневскому удаётся этого избежать».

Критик Сергей Слепухин о Геннадии Каневском: «Не предметы, а намёки на них, не слова, а тени слов — вот основные элементы „химии жидкого света“ Каневского-лирика. Неточные, неиспользованные слова с колеблющимися признаками, вибрирующими между привычным значением и иносказанием. <...> Не отрицая возможности использования техницизмов, англицизмов, молодёжного сленга, поэт добивается фонетического напряжения стиха, вырывая из слова обновлённый образ...».

ВИДЕОЗАПИСЬ ПОЭТИЧЕСКОГО ВЕЧЕРА «ЧУТЬ СЛЫШНОЕ РАДИО»

Галина Константиновна Макарова, руководитель клуба «Зелёная лампа»: Добрый вечер! Сегодня у нас в гостях — в гостях у клуба «Зелёная лампа» — наши замечательные друзья Михаил Андрианов, актёр Театра на Спасской... (аплодисменты) и Наталья Панишева, поэтесса... (аплодисменты) со стихами Геннадия Каневского. Мы начинаем и зажигаем нашу зелёную лампу. Пожалуйста.


Галина Макарова, Наталья Панишева, Михаил Андрианов

Михаил Андрианов, актёр Театра на Спасской: Мы два слова скажем в начале. Во-первых, пожалуйста, отключите средства мобильной связи.
Мы почитаем стихи московского поэта Геннадия Каневского. Чтобы было немножко с одной стороны веселее и нам, и вам, а с другой стороны, чтобы немножко осложнить себе жизнь, мы будем периодически включать всякие звуки, музыку. И попробуем дополнить наше чтение неким видеорядом, некими картинками, в роли которых будут фотографии, любезно предоставленные замечательным фотографом Сергеем Бровко. Он сейчас тоже здесь присутствует, вон там... с красным носом.


Наталья Панишева и Михаил Андрианов


Сергей Бровко (в центре)

Ну а после того, как это всё закончится, мы, наверное, поговорим, обменяемся впечатлениями. Ну что ж... мы начинаем.

(Звучит радио)

Михаил Андрианов:
Е. К.
позвонила бережно
постучала робко
на двоих у нас одна
божья коробка
с мебелью некупленой
с гвоздикой от моли
одеялом кукольным
укроемся что ли
божья коробка
ты лети на небко
где поёт-старается
анна нетребко
поёт колыбельные
незнамому богу
«положу тебя в ладонь
накрою другою»

(Звучит музыка)

Наталья Панишева:

жить вот этой, вычитанной из книг,
каждую ночь перелистывая страницу:
«на берегу, собирая морской плавник...»,
«всякий раз, посещая северную столицу,
она видела...»
Михаил Андрианов:
терять перчатки, ключи.
опрокидывать чашку с чаем. хлебные крошки
ронять на платье.
Наталья Панишева:
весной прилетают грачи
осенью неотложку
вызывали, но обошлось.
Михаил Андрианов:
литературная молодёжь.
милая рассеянность. фортепианная гамма
романов. снова осень.
Наталья Панишева:
«и всё ты врёшь...»
внова весна. «выставляется первая рама...»
Михаил Андрианов:
да, без подвигов. да, если война —
эвакуация. да, комнатные растенья.
да, я люблю её, это тоже она —
жизнь, состоящая из светотени,
Наталья Панишева:
рама окна и дверной проём —
Михаил Андрианов:
будут ещё вопросы? — 
Наталья Панишева:
тут, на пороге рая,
Михаил Андрианов:
да, я хотел бы тут, у постели её,
чашку с водой ладонями согревая.

(Звучит музыка)

Михаил Андрианов:

осенью раскладывали по отдельности
письма, письма, страховой полис,
и играли то, что нашлось в холодильнике —
битлз, криденс и роллинг стоунз,
а зимою надо бы на кухне за полночь
письма перечитывать, пить вино с ней,
задавать вопросы: «что такое запонки?» —
«это для манжет, но их уже не носят».

говорят, что ходит меж пространством и временем
медленный трамвай на четверо суток.
в нём простая искра добывается трением
чтобы разогнать подступающий сумрак.
в нём ещё играет чуть слышное радио
из смешного ящика с надписью «ригонда».
в нём ещё чайковский ездил к вивальди —
так и появились времена года.

(Звучит музыка)

Наталья Панишева:

Полине Филипповой

приходит зима, уходит зима, приходит,
вот и ездишь туда-обратно, как хоббит,
надеваешь траурный воздух мехом наружу,
думаешь: «сдюжу или не сдюжу?»
впрочем, думаешь это другими совсем словами,
какими думают коми или саами.

водитель снимает перчатки, ключ вставляет, греет,
не задумываясь, как лишь человек умеет.
голубь — пешком на свалку, собака — рысью к дому.
кто сказал им, что надо так, а не по-другому?
то-то всегда пугала скульптура «скорбящий гений»:
«жизнь животных» откроешь — глядь, это «жизнь растений».

что ли переверни подушку, выверни наизнанку
куртку, полюби безответно красивую лесбиянку,
от природы скромник, дамам заглядывай в вырез
платья — и попадёшь в первый небесный выпуск:
горчаков — в министры, кюхля — в курную хибару,
я же стою на снегу, за всех один погибаю.

Михаил Андрианов:

[покрышкин]

соседка заносила спички и соль
сосед заходил и оставил ключ
бреешься у зеркала — видишь листок
«ахтунг ахтунг покрышкин ин дер люфт
тем кто своевременно оставит меня
тополиный пух и божья роса
ну а мне соколику мать сыра земля
да высылка в двадцать четыре часа»

что ли призывай на голову мою
все свои проклятия имперская сталь
твоего покрышкина ждали в раю
только он заранее сводку прочитал
как в покровском-стрешневе наискосок
шёл я по аллее мимо дачи его
ждал откровенья или пули в висок
окрика охраны ан нет ничего

левитан до смерти слышал голоса
жуков до опалы копался в золе
тополиный пух и божья роса
всё что остаётся на этой земле
опускай шлагбаумы ступай со двора
фонарём на станции вослед посвети
передай начальнику апостола петра —
эшелон проследует по первому пути


Фото С. Ботевой

Наталья Панишева:

[* * *]
кто-то вспомнил — зима, и встряхнул над землёй воротник.
между пальцами щель заменяет очки ненадолго.
сфокусируешь зренье; глядишь — и к морозу привык:
то ли дон, то ли волга,
где под белым, недавно замёрзшим, не ходит вода,
а меж ним и ближайшею сферой, безжизнен и матов,
то печёный ростов, то плетёная вологда-гда,
то стеклянный саратов.
пусть хоть кто-нибудь скажет: «садись, ты и здесь ко двору»,
разведёт кипяток, поднесёт перемены на блюде.
это люди, конечно, хотя поглядишь поутру —
как бы вовсе не люди.
не давайте мне зеркало, я к вам пришёл из хазар,
как увижу урода — боюсь, не сдержусь и завою,
но хотя б иногда попадайтесь и мне на глаза,
ничего, что спиною.
эту карту европы украл не агент, а сосед.
этот кухонный заговор — не декабристы, а климат.
это нас перед смертью помнут, поглядят на просвет,
покряхтят и не примут.
снова вскроется лёд,
и повалят другие стоять и томиться у входа
под нестройное чтение первой строки «мы, народ,
враг народа».


Фото С. Ботевой

Михаил Андрианов:

[* * *]
Представь что пошёл снег
после плюс двадцати с лишним.
Предстанешь перед всевышним —
он, оказывается, слеп.
Он злые цигарки пали?т,
пишет в ведомости наощупь:
— Откуда?
— Из Марьной Рощи.
— В Лимб.

Гибель, как жизнь, скупа.
Видимо, так и надо.

А ты говоришь — ангел,
А ты говоришь — труба.
Будильник.
Встанем чуть свет,
побреемся, пойдём со всеми.
В приборах, измеряющих время,
у нас недостатка нет.

Наталья Панишева:

[* * *]
мы легли на грунт, — говорит, — мы легли на грунт.
наша жизнь — морзянка, наши стихи — враньё.
не сочти за труд, — говорит, — не сочти за труд,
передай, что это всё — во имя её.
и в газету «правда», свёрнутую в кулёк,
положи ей ну хоть пару моих наград,
ведь она — ребёнок, девочка, мотылёк,
это злые люди всякое говорят.
постучи наверх, — говорит, — постучи наверх,
там механик, он ближе к богу, он завязал.
мы легли навек, — говорит, — мы легли навек,
я ей что-то важное не сказал.
не кричи, не трусь, дыхание экономь.
ты моложе — может быть, суждено спастись.
передай ей наше летнее за окном,
наш рожок сигнальный зво?нок и голосист.
степь да степь кругом, степь да степь, — говорит, — кругом,
путь далёк лежит, кончается кислород,
в той степи глухой, — говорит, — в той степи глухой...
то ли бредит, то ли на ухо мне поёт.


Наталья Панишева (Фото С. Ботевой)

[* * *]

небо для лётчиков, море для моряков.
ходят кругами, прикармливают войну.
а до земли, между прочим, недалеко:
шаг в глубину.

пой кирпичные своды, табачный дым.
в образцах не смешивай глины слои.
не давай на поругание свой хитин,
строки свои.

помни: ты жил полмиллиона лет,
проживешь и еще, раковина, трилобит,
их расхожая смерть не поет тебе
и не болит.

воздух — для ангелов, воду взял рыбнадзор —
вон на моторке ночною летит совой.
а позвонки земли, время и мезозой —
для тебя одного.

Михаил Андрианов:

[* * *]

я говорит салтыков щедрин
зверь обличитель зла
хочешь прорваться звони один
звёздочка треск ноль два
сотни томов восковых неправд
прадед секунд-майор

радуйся имя твоё виноград
на языке моём

я продолжает тулуз лотрек
средней руки горбун
я только в эти холсты одет
в эти штрихи обут
код мой магнит мой на карте крап
шулерский мой приём

радуйся имя твоё виноград
на языке моём

гроздью корми оплети лозой
чтобы глядеть в зрачки
не отрываясь и по одной
строчки мои зачти
писано ощупью наугад
сунуться рылом в калашный ряд
крикнуть в дверной проём
слышишь ли пастырь овечьих стад
слышишь садовник идущий в сад

радуйся имя твоё


Фото С. Ботевой

[охотный ряд]

окорочка, подбрюшья вокруг, подглазья,
ливер, межреберье, прочие безобразья.
легкого зацепи, кума, с требухою —
большего я на этой земле не стою.
а мясники похаживают по ряду,
из-под полы показывают что надо,
гоголем ходят, ходят лесковым резким,
трубочками попыхивают с достоевским.
вы отрубили все, и остались крохи.
жадные до творенья слетелись мухи.
ходят над дном туземным. роятся стаей.
обло мое. стозевно мое.
и лайяй.

Наталья Панишева:

[* * *]
вот уже высаживают дверь
Михаил Андрианов (читает):
руку дай и ничего не бойся
жаль что тексты не успели сжечь
Наталья Панишева (читает):
вот уже бросают из окна
прямо на подставленные колья
Михаил Андрианов (читает):
помнишь главку про стрелецкий бунт?
Наталья Панишева (читает):
и толпа беснуется кричит
плотная до самой ленинградки
и ещё куда хватает глаз
Михаил Андрианов:
через сорок лет войдём опять
без ключа
Наталья Панишева:
значенья не имеет
дверь уже не надо отпирать
Михаил Андрианов:
ржавчина из крана а потом
наклонись ты видишь чьё на дне
там лицо нарисовалось?
Наталья Панишева:
знать за эти годы стосковалось
по тебе и мне


Фото С. Ботевой

Михаил Андрианов:

[* * *]
Е. Т.

я на скрипочке играю, поднимая лёгкий прах. я не байрон — просто ранен на колчаковских фронтах, и, на раненую ногу опираясь, бледный весь, вот играю понемногу, зарабатываю здесь. и мотив сентиментальный дешевизною набряк: про исход пою летальный кочегара на морях, про угар пою тифлисский с напряженьем певчих жил... а когда-то — по-английски, и — в гимназии служил. но ни слова, тс-с-с, ни слова, вон идёт уже за мной комиссар в тужурке, словно зуб хороший коренной. в чёрной коже, ликом — белый. он в гимназии моей, было дело, портил девок, жмых менял на голубей, но поднялся, второгодник, и теперь за двойки мстит. байрон, байрон, день холодный, бог, наверное, простит за цистит, больную печень, за подбитый ветром глаз. время — лечит, мир — калечит. я ведь, барышня, и вас помню, помню — вы же сами, выходя из варьете с этим самым комиссаром, вся — на коксе, на винте... я стоял у входа слева и вдогонку тихо пел: «fare thee well! and if forever, still forever fare thee well».

(Звучит музыка)

Михаил Андрианов:

[портье]

чистое тело
лёгкий запах каннабиса
«в нашем отеле евреи не останавливаются
лично проводил отбор персонала и сам
отслеживал родословные
чтобы все зубы — свои
и все сроки — условные
ordnung по первому слову
одну комнату pour la nuit?
было четыре комиссии
никаких насекомых не обнаружено
свежая ненависть к завтраку ланчу и ужину
в полночь немного любви»

[фря]

если лежишь в жару, не проси воды —
будет узкий зрачок, нитевидный пульс.
я попросил, и видишь — где я, где ты.
в ведомстве берии делают белые льды,
ими врагам устилают полярный путь.

там из мрамора с золотом унитаз,
но не для служащих — только для самого.
там убивают в такт, отсылают в тасс,
а иногда там светится госзаказ
в тайном окне, но не разглядишь его.

я полюбил оттуда секретную фрю,
маленькую еврейку на трех языках,
но у меня в роду кулаки, зека,
зубы плохие, дергается щека,
я по ночам невнятное говорю.

желтая жизнь, крамольная карамель,
ты, леденец на палочке, петушок,
ты, под луной лежащая нагишом,
ну, напиши донос, отхлебнув боржом,
в ведомство берии — и повернись ко мне.

Наталья Панишева:

[пирке]

на сосновой даче игра в лапту
сын наркома в белом стоит цвету
хочет рыженькую вон ту

теплоход плывёт по стеклянной реке
два гудка его два укола пирке
малый шрам на её руке

машинист поёт и уходит в рейс
старший мастер звонко стучит о рельс
послезавтра его арест

человек идёт вдоль проезжей любви
на закат на левый берег невы
он в тени своей головы

у собаки боли
у кошки боли

у страны моей заживи


Фото С. Ботевой

Михаил Андрианов:

[* * *]

парикмахерская жизнь
где за пазухой у парок
воздух-к-ножницам дрожит
пряди-в-воздухе купают
перережется вот-вот
летний день прозрачный долгий
золотую пыль несёт
в град саратов из-за волги
вот крупичатый калач
в крупном маке лихорадки
весь набор тебе горяч
для туриста без оглядки
а какая боль была
да с годами попустила
помнят в доме зеркала
и небесные светила
в огороде ли нарву
огурцов тебе укропу
вспомню эпоса зарю
вспомню южную европу
или к берегу пойду
вечно кто-нибудь причалит
«калимера» — говорю
«калимера» — отвечают
здесь не море но вода
так сладка как бы морская
то сжимая иногда
всех в горсти то отпуская
как падучую звезду
как неведомую птаху
реки к рекам
крест к кресту
к персти персть
и прах ко праху

Наталья Панишева:

[* * *]

остановись. послушай свысока.
не всё тебе платоны и декарты.
я новичок, я гость издалека,
я бедный странник без кредитной карты.
я россыпью, меня легко в горсти,
без прозвище, без звание, без имя.
слыхали вы, как тут поют дрозды,
где за спиной крылами — амнезия?
поспеет к кофе радостный пострел
глотать газетный спорт и умный кризис.
его ещё не убрана постель,
а он уже литературный критик.
но утром птица лёгкая строка,
но листьев тень прозрачная, сквозная.
возможно, дрозд. я гость издалека,
и местных птиц я голоса не знаю

Михаил Андрианов:

[* * *]

на исходе будничных, скоромных и постных,
выходя из нижних торговых рядов,
сочиню плывущий по течению остров,
равноудалённый от двух берегов.
празднуя как следует и пасху, и песах,
радуясь дождливому и светлому дню,
весь он полон сдержек и противовесов —
знай летают в небе, задевая струну.
что-то зазвенело вдалеке, оборвалось,
жёлтая латунь сменила серую сталь.
если полюбить людей за каждую малость —
тоже непременно окажешься там.
берега задумчиво меняют картины.
пальцы в небесах перебирают лады.
слышишь, приближается последней плотины
шум, и убыстряется теченье воды.

(Звучит музыка)


Алексей Черезов (художник)

[* * *]

выпивает, не утирая рот,
но ему положено быть счастливым:
вот сейчас он медленно запоёт
про грозу, прошедшую над заливом,
про слепящий никелем бензобак,
про литое солнце из пушки в полдень,
как умеют юрьев и, может, порвин —
тарантеллу пальцами на губах.

Наталья Панишева:

и тогда закружится возле ног
рыжеватым псом, золотистым смерчем
лютеранский враг, левантийский бог.
этот ветер с моря не даст прилечь им,
Михаил Андрианов:
понесёт в притон, а потом — в шалман,
за ещё одной, а тогда уж — баста.
Наталья Панишева:
за монетой медной нагибаться
от сухого корня сходить с ума.
Михаил Андрианов:
так в дыму от выстрела аронзон
не упал, а будто идёт по свету,
над заливом ходит, гремит грозой,
подбирает-ловит свою монету.
Наталья Панишева:
на пределе счастья блестит слюда,
шелестит вода, голубеет глина.
жизнь уже наполненная корзина.
смерть ещё нелепа и молода

Михаил Андрианов:

[* * *]

Сегодня я покину Сиракузы.

У городской заставы разотру
В ладонях то, что мне казалось камнем,
На деле ж было — ссохшеюся пылью,
И прочь уйду под колотушку снов,
У города поставленных охраной,
Под шелест нескончаемых бумаг,
Всех этих исходящих и входящих...
Пойми, здесь даже гневное «Тиран!» —
Не кличка, что с презреньем палачу
Бросает после пыток заговорщик
В лицо — а должность. Выборная должность.
Когда весною стаи директив
И писем вылетают из дворца
По всем почтовым ящикам-скворечням,
И каждый час в любой радиоточке
Кукушкою отсчитывает время
Скрипучий канцелярский голосок,
И вышеупомянутый Тиран,
Двенадцать лет работавший в охранке,
Чем заслужил народную любовь,
Всех призывает жить рационально
И гладить своих женщин по часам,
Я вспоминаю детскую считалку
Про ножик из кармана, и ещё
Про воду, утекавшую меж пальцев,
Про то, как я блаженно забывался
Над томиком раскрытым Гесиода,
Про то, какой была моя жена,
Когда мы с нею встретились впервые...
Я стать хочу великою рекой,
Несущей свои медленные воды
Скупого цвета северного неба,
Не в наше, так похожее на рай,
А в дальнее, таинственное море,
Которого и нету, может быть,
А есть одно лишь вечное стремленье
Ногою оттолкнуться от истока —
И литься вдоль пологих берегов,
Касаясь трав прохладными губами.
Да, стать рекой. А если — не судьба,
То пусть меня поднимут на дороге,
Прожаренного солнцем двух Сицилий,
Застывшего, не приходя в сознанье,
С блаженною улыбкой на устах:

Сегодня я покинул Сиракузы...


Фото С. Ботевой

Михаил Андрианов:

[* * *]

винная лавка, увы, с десяти закрыта.
купим ли? — гадали римляне по полёту птиц,
а я — по тебе, аурелия аурита,
девочка с тысячью лиц.
Наталья Панишева:
перелистывать все — жизни не хватит,
вот и довольствуешься самыми милыми, двумя-тремя
одним — на рассвете, скажем, другим — на закате.
Некоторые говорят, это и есть семья.
Михаил Андрианов:
какое там. встречаться по четвергам в таверне,
когда она приезжает на курсы изготовления новостей,
на сеновале в свежескошенной зеленой люцерне,
в виноградной лозанне, вне городских стен,
или в съёмной корпускуле — ну что ты, что ты,
что ты плачешь, глупенькая, времени до десяти полно,
это седьмой этаж, только птицы высшие сефироты
заглядывают в окно,
Наталья Панишева:
только интеллигентским розовым слабым анжуйским,
этой разбавленной кровью, отгородясь
от иной, густой, простонародно-жуткой,
словно надпись над лавкой текстиля «шуйская бязь»,
мы и живы.
Михаил Андрианов:
нам ноздри травинкой щекочут боги,
когда всё исчезает, и вровень стоит с лицом
золотистая пыль на аппиевой дороге,
случайным поднятая колесом.

(Звучит музыка)

Наталья Панишева:

[* * *]

всё забыть, и по второму кругу:
воздух горше и плотнее к югу,
вот и тьма сгустилась грозовая,
харьков, запорожье, лозовая,
Михаил Андрианов:
здесь меня когда-то хоронили
те, со вкусом меда и ванили,
я лежал на чистом и казенном,
наслаждаясь местным чернозёмом,
Наталья Панишева:
и неважно, что иного века,
что жидовской крови злая мета —
то-то под курганами веками
скифы пополам с железняками.
Михаил Андрианов:
попрошу старинную подругу:
проезжая тулу ли, калугу,
звоном поздним, землемерной цепью
грянься оземь — и лети над степью,
как летают птицы без названья
над непрядвой, доном и назранью,
Наталья Панишева:
как сменил докембрий — януарий,
расскажи в последнем мемуаре,
расскажи, как мы с тобой играем,
разлетись в тетради юденфраем —
Михаил Андрианов:
кровь во рту и привкус купоросный
маленькой войны победоносной.

Михаил Андрианов:

[* * *]

когда седьмые сутки кряд
шумят и стар и млад,
когда придёт заградотряд
забрать твоих отрад —
отдай огонь из очага,
отдай труды и дни,
отринь и друга, и врага,
но пепел сохрани —
летучий морок серых дней,
тоску пиджачных плеч.
ты говорил, что это речь,
но это — нет, не речь,
а луковая шелуха
и прах твоих отцов,
и сказочная шемаха —
пристанище скопцов.
все клятвы (то есть — кол нидрей)
и все обеты — прочь.
словесный мусор, шорох, свей
с тобой уходят в ночь.
вон там с едою и питьём
начальники стоят,
а ты остался со смитьём,
и этим ты богат.
под шепетовкой куркули,
под харьковом махно,
и ты ползёшь путём земли,
а дальше — всё равно,
куда, грохочущий, в огне,
ночной несётся страх
по серой нежилой стране
на тёмных поездах.

Наталья Панишева:

[смерть пионера]

а был он невнимательный и говорил о том
как жизнь к едрениматери идет с открытым ртом
как жизнь идет по-старому двенадцать раз подряд
за родину за сталина за черный виноград
как губошлепы рыбные в аквариуме дней
боролись и погибли мы от кольчатых червей
под конское под острое копытное вранье
на кольском полуострове где хмурое встает
и не ложится солнышко до греческих календ
где трое в виде совести звонок и ваших нет
желудочные колики так двигайся не стой
еще пойдем соколики по пятьдесят восьмой
еще в крови горячечной где поднимались мы
еще глаза незрячие что открывали мы
багрицкого сюда еще меж бабочек стрекоз
прекрасный день сияющий для гибели всерьез

Михаил Андрианов:

[пиркс]

утром ступаешь с кровати
как будто с пирса
в воду существованья белковых тел
прямо таки
в дознанье пилота пиркса
в прочую социальную мутотень
вредная для здоровья работа в подвале
холод и генетический кавардак
ты ещё должен тысячу моей алле
напоминать али отдашь и так?
и ещё
возможно тебя расстроит
мы вчера наблюдали на камере б)
как поутру женщина-твой-андроид
к спящему поворачивается тебе
и говорит
я любила тебя наверно
мы с тобою прошли через года
но у тебя под кожей
синие вены
подозрительно
напоминающие
провода

[* * *]

люди выпьют и вскоре поют,
завершая полночный уют,
закрепляя разреженный воздух
на гвоздях этих слов идиотских.
(ткут их тайные текстовики —
лепетальные крестовики).
отрешась от истерик и сцен,
кто строители призрачных стен?
состоя из воздушных полотен,
материал их так рван и неплотен,
им вольнo попадать мимо нот —
их иная мелодия гнёт.
я стою твой забытый посыльный
я пою твой смешной и бессильный
на сто лет опоздал звездолёт
мама дальняя не заберёт
на тропинках межзвёздных высот
нет следов нашей родины пыльной.

Наталья Панишева:

[бормотание]

быстро перелистываешь ночи и дни.
взгляд скользит по диагонали.
помнишь, книги умные меж всякой херни
в детстве читали — и не догоняли.
а догонишь если — так рядом идёшь,
теребишь рукав, мол, оглянись ненадолго,
мама, оттого ли на улице дождь,
что сильно прохудилась небесная волга?

капает с неба белый скипидар.
стоит подставить ведёрко из цинка,
и идёшь гулять по райским садам —
яркие последствия малого дринка.
а когда вернёшься вечером в дом,
чтобы полечить простуженное горло —
радио «свобода» расскажет о том,
что офисное рабство приятней другого.

Михаил Андрианов:

[* * *]

словно овощи, тушёные в вине,
мы живём на убывающей луне,
тихо тающей сметаною в борще,
размягчающей строение вещей.
и когда она убудет до нуля,
тёмным пухом станет лунная земля
всем, рождённым на советском пятаке
с луноходиком пластмассовым в руке.

[downshifting]

езди по провинции, говорит, езди.
там изумительная пыль до небес.
хлопает форточками в каждом подъезде
маленький город тому, какой ты есть.
пошурши плацкартами, поувлекайся
у осколка зеркала бритьём лица.
если бы не очередь в билетной кассе,
то и жил бы так, от листа до листа.
или близ города хвалынска, что ли,
направляясь в сонную чухлому,
выйди из автобуса в чистом поле,
заведи протяжное «повем кому».
утренний джоггинг во дворе с бомжами.
мощный дауншифтинг выходного дня.
на пустырь заветный, ой да за гаражами,
принеси позавтракать.
полюби меня.

Наталья Панишева:

[николай]

как отступят морозы
рисовать на земле и метать наоттяжку с руки
эти ножички палочки жвачки плевки
или камнем в оконное метить стекло за
неименьем реки
запасайте карбид и картечь
эта стружка ад искры летят называется магний
это скат от камаза его полагается жечь
эта русская речь
на растопку для пятого класса нужна мне
Михаил Андрианов:
фейерверки еще далеко
молоко
на губах не обсохло периодом полураспада
как машинкой фарцованной гордо играй
шаг вперед и выходит из общего ряда
чемпион николай
ни зубов ни бровей
рыжий плут он лепечет как заяц
он блатные поет
пробуждается зависть
в пухлом сердце моем
Наталья Панишева:
а потом
как в начале потопа
в октябре подступают дожди убирают бельё
солят квасят и запах укропа
отплывает все дальше европа
нам-то что до неё
Михаил Андрианов:
белым снегом сыграем
с первой ноты начнём
духовые сначала а скрипки потом
ломанусь в грязноватый небесный проём
назовусь николаем
может быть и поверят а там разберём


Галина Макарова

Наталья Панишева:

[гарри п.]

это, сынок, у тебя за окном:
дом бесконечный с огнём и добром,
строят плотины ондатр с бобром
к нужному сроку.
Михаил Андрианов:
белая изморозь за кольцевой.
серой вдовой, боевою совой
грянешься оземь, летишь неживой
к владивостоку.
Наталья Панишева:
грянешься снова — останешься тут.
хату построят. жену подберут.
вывесят лозунг «да здравствует труд»
над проходною.
Михаил Андрианов:
часть утаишь и положишь в карман.
нет в языке у них слова «обман».
и через месяц закрутишь роман
ещё с одною.
Наталья Панишева:
как обживёшься за несколько лет —
в классе обшарпанном, преподом бед
видишь с доски еле вытертый след:
«смерть негодяям».
Михаил Андрианов:
дальняя область. посёлок сурьма.
клуб. магазин. щитовые дома.
пьют, потому и не сходят с ума.
плавали, знаем.
Наталья Панишева:
снится вот только и жить не даёт:
замок стоит у раскрашенных вод,
песни красивые мальчик поёт
там в электричке,
Михаил Андрианов:
сам же он — поттер-с-другой-стороны,
в чине английского он старшины,
под телогрейкой его не видны
алые лычки.
Наталья Панишева:
это, сынок, ты, видать, заболел,
чтобы россии подняться с колен,
это, родной, забрала тебя в плен
температура.
Михаил Андрианов:
жаль только, нет у тебя ни угла.
жаль — не запас ты ни дров, ни угля.
эк она, сука, тебя довела —
литература.

Наталья Панишева:

[* * *]

с неба тревожный весенний свет
под ногами вышивка крестик гладь
может быть за каждым приходит смерть
как из школы родители забирать
стоит она на трамвайном кругу
созывая ветер со всех сторон
одноклассники машут и вслед бегут
воробьи галдящие средь ворон
бесполезно просить погулять ещё
лужи грипп мороженое все дела
послезавтра устный потом зачёт
говорящий куст посреди стола
кому наливают вино не мне
под трамвайные звоны издалека
о ком говорят во втором окне
с занавеской оборванной с уголка

Михаил Андрианов:

[***]
А. К.

Нужен плацкартный вагон, чтобы спеть
по-настоящему, словно
едет влюблённый на верную смерть,
не разойдясь полюбовно.

Чтобы ещё и в постели застал
с другом, как в пошлом романе.
Чтобы случилось в начале Поста,
и ни копейки в кармане.

Смутная цель и щелястый апрель.
Гибель всерьёз и горилка.
Не подпевает пищалка-свирель.
Не говорит говорилка.
Лишь проводница скрипит за стеной —
в небо, етическим силам —
то, что в инструкции нет должностной,
а в Камасутре — курсивом.

Почвенник, почвенник, слышишь меня?
Мы ли тебе не по нраву?
Вот мы, пластмассою глухо звеня,
пьём эту злую отраву.
Вот я его называю «малыш»,
и, утешать не умея,
тихо «шумел», — начинаю, — «камыш»,
как повелось от Гомера.

Наталья Панишева:

[* * *]

за далью даль сезон спитого чая
за пылью пыль а впрочем знаешь сам
снег отрывает землю от причала
дождь пришивает землю к небесам

и присно говорят тебе и ныне
здесь будут никуда не убегут
прядильные и ситценабивные
и танковый на левом берегу

сентябрь уж наступил ещё до света
вставать зевать и собирать портфель
на русском как провёл понятно лето
на аглицком как звать и сам откель

да что за горе мне сегодня с вами
ну что вскочил петров уймись и сядь
своими говорят тебе словами
перескажи и не гляди в тетрадь

(Звучит музыка)


Светлана Ботева

Михаил Андрианов:

[* * *]

станционные буфеты.
провожание в сибирь.
мамы, батюшки и светы,
блоки, тютчевы и феты,
слёзы, вата, нашатырь,

и письменникам печальным
в матюгальник жестяной
умывальников начальник
объявляет, чрезвычайник,
сроки, зоны — по одной.

погибать с усмешкой горькой,
утекать по желобку,
замывать вонючей хлоркой,
заливать слюной-шестёркой
мемуарную строку:

ночь-профуру, даль-микстуру,
и, при свете тусклых звезд,
уходящую натуру —
пьянство, жизнь, литературу,
пост, шлагбаум, переезд.

Спасибо. (Аплодисменты)

Наталья Панишева: Если кто желает поговорить, то мы готовы.

Михаил Андрианов: Или мы сначала устроим жест?

Наталья Панишева: А! да.

Михаил Андрианов: Давайте, сначала устроим жест. Я тут был в Москве и купил две книжки уважаемого автора, которого мы сейчас читали. А в библиотеке Герцена этих книжек нет. И мы хотим подарит эти две книжечки...

Г. Макарова: О! спасибо!

Михаил Андрианов: ... чтобы они сейчас были.
(Аплодисменты)

Ирина Николаевна Крохова: Расскажите об авторе.

Михаил Андрианов: Об авторе... Геннадий Каневский родился в 1965 году в Москве, насколько я помню. Он коренной москвич. Образование имеет радиотехническое, работает редактором журнала «Новости электроники».

Наталья Панишева: Как по книжке шпаришь (смеётся)

Михаил Андрианов: Ты шпарь!

Наталья Панишева: Я знаю о нём мало. Как ни странно, будучи коренным москвичём, он состоит в лито «Пиитер» среди многих прочих уважаемых авторов — Рахмана Кусимова, Дмитрия Легезы и т.д. и т.п.

Михаил Андрианов: Живёт на первом этаже, является атеистом...

Наталья Панишева: Адрес, адрес называй! (смеётся)

Михаил Андрианов: Адреса не знаю. Как он пишет — в роду русских не было ни одного. По крайней мере, в известных ему коленах (смеётся).

Наталья Панишева: Активно публикуется в толстых литературных журналах: и в сетевых, и в классических. В его книгах есть информация обо всём этом.

Михаил Андрианов: В интернете он хорошо представлен, можно скачать некоторые книжки. Даже «Подземный флот» — новую книжку — вроде бы можно скачать. Но мне почему-то это не удалось и я с горя купил бумажную. «Поражение Марса» я лично скачивал.

Ольга Ившина: Чем вас привлёк этот автор?


Вольдемар Кузиков и Ольга Ившина

Наталья Панишева: О, это наш любимый вопрос.

Михаил Андрианов: Так нравится!

Кто-то из зала: Неверный ответ.

Наталья Панишева: Верный-верный! (смеётся)

Михаил Андрианов: Бывает такое, что стихи просто попадают в тебя...

Ольга Ившина: А потом не выпадают.

Михаил Андрианов: Да, а потом не желают выпадать.

Наталья Панишева: В нас ещё попал сам автор, он три года назад приезжал сюда с фестивалем «Аванта».

Михаил Андрианов: Да, мы сначала познакомились с автором, а потом с его стихами.

Наталья Панишева: И человеком он просто замечательным нам показался. Захотелось поближе познакомиться с его творчеством. А пока мы знакомились с его творчеством, мы ещё поженились случайно и поняли, что просто обязаны теперь сделать его вечер (смеётся).
Ещё вопросы? Может, кому-то что-то непонятно?

Эмилия Анатольевна Хонякина: Спасибо вам, что открыли этого автора, и как поняли, и как прочувствовали и как подали.


Эмилия Хонякина

Наталья Панишева: Вам спасибо, что пришли.

Кто-то из зала: Спасибо огромное!

Михаил Андрианов: Спасибо вам и спасибо ещё раз Сергею Бровко за...

Наталья Панишева: ... за предоставленные атмосферные фотографии — они прекрасны.

Михаил Андрианов: Тут техника, конечно, — это страшная вещь, но, надеюсь, вам было видно более-менее.

Наталья Панишева: И всем спасибо за терпение.

Г. Макарова: О ваших планах... (смех в зале)

Наталья Панишева: Ваши творческие планы... (смеётся).

Михаил Андрианов: У нас в планах в рамках «Зелёной лампы» — Драматическая лаборатория в феврале. Драматическая лаборатория будет представлена, в том числе, Светой Ботевой, вот она. Во второй половине февраля мы почитаем стихи поэтов самиздата середины ХХ века. Там очень много кто будет...

Наталья Панишева: От 50-х до 80-х.

Михаил Андрианов: Аронзон, Чудаков...

Наталья Панишева: Лосев...

Михаил Андрианов: Мария Петровых, Лев Лосев.... В общем вот такая разношёрстная компания собралась. Мне кажется, это замечательные тексты, которые стоит читать, которые стоит слушать.

Г. Макарова: И следующая лампа у нас будет 15 января... Мы будем... хотелось бы сказать общаться, но это не совсем так. Мы будем говорить о Людмиле Петрушевской. Мы будем слушать её, смотреть на неё, говорить о ней. Это будет здорово, приходите, пожалуйста. А сегодня мне хочется поблагодарить Наташу и Михаила, они нас радуют уже не в первый раз и, надеюсь, не в последний раз. Я думаю, встреч с ними у нас ещё будет много. Они теперь уже наши близкие друзья и поэтому получают в подарок вот такую зелёную лампу. Мы дарим такие лампы только самым нашим близким и любимым друзьям.
(Вручает миниатюрную зелёную лампу)

Михаил Андрианов: Ой! Какая прелесть! (смеётся)
(Аплодисменты)

Наталья Панишева: Спасибо вам огромное.


Наталья Панишева (Фото С. Ботевой)

Михаил Андрианов: Спасибо за внимание!


Сергей Бровко (фотограф) и Галина Соловьёва (доцент КГМА)


Наталья Сидорова (актриса) и Наталья Панишева


Юрий Бабин и Наталья Панишева


Михаил Андрианов и Артём Стариков


Михаил Андрианов и Галина Соловьёва

ЧТО ЧИТАТЬ:

***

  • Каневский, Г. Без зазрения слов... : [стихи] // Урал. — 2014. — № 8. — С. 79-81.
  • Каневский, Г. Подземный флот : стихи // Октябрь. — 2013. — № 10. — С. 73-75.
  • Каневский, Г. Странное и откровенное : стихи // Октябрь. — 2012. — № 10. — С. 98-100.

***

ИНТЕРВЬЮ:

ВИДЕО:

Анна Русс и Геннадий Каневский. СЛЭМ (2007)

Геннадий Каневский читает стихи на II Международном Ландшафтном фестивале поэзии (Тартуский университет, 2014)

Геннадий Каневский представляет книгу стихов «Подземный флот» (2014)

ВКОНТАКТЕ:

Геннадий Каневский. «Чуть слышное радио»
Литературный клуб «Зелёная лампа»

КИРОВСКИЕ СМИ О ВЕЧЕРЕ «ЧУТЬ СЛЫШНОЕ РАДИО»:

Вечер поэзии в библиотеке имени Герцена (ГТРК «Вятка», 12 января 2015)

Отзывы к новости
Цитировать Имя
Г.Каневский, 01.02.2015 20:59:55
Дорогие Наташа, Миша, работники Герценки и слушатели - спасибо вам всем огромное!
Назад | На главную

џндекс.Њетрика