Версия для слабовидящихВерсия для слабовидящих
Зелёная лампа
Литературный дискуссионный клуб

13 МАРТА 2014 ГОДА

в литературном клубе «Зелёная лампа» состоялось заседание:

РОКОВЫЕ ЖЕНЩИНЫ ХХ ВЕКА И ЛИТЕРАТУРА


Лу Андреас-Саломе,
Елизавета Дмитриева (Черубина де Габриак),
Мария Закревская-Бенкендорф-Будберг,
Татьяна Окуневская, Светлана Аллилуева и др.



ВЕДУЩАЯ — Татьяна Генриховна Иванцева,
заведующая кафедрой философии, социологии и психологии ВятГУ

Галина Константиновна Макарова, руководитель клуба «Зелёная лампа»: Добрый вечер! Начинаем очередную встречу и зажигаем нашу зелёную лампу. Мы очень рады, что сегодня так много новых лиц, это очень приятно. Как всегда о наших ближайших планах. Прежде всего, приглашаем вас в «Киноклуб в Герценке»: 17 марта, в этот понедельник, в цикле «Великие и неповторимые» мы будем смотреть фильм «Дьявол – это женщина» 1935 года. В главной роли – Марлен Дитрих. На Венецианском кинофестивале в 1955 году фильм был объявлен «шедевром на все времена». Мы увидим также документальный фильм о Марлен Дитрих, о её личной жизни, её работе в кино.

В клубе «Зелёная лампа» следующая наша встреча состоится 10 апреля. Мы будем говорить о перуано-испанском прозаике и драматурге, публицисте, политическом деятеле, нобелевском лауреате – Хорхе Марио Педро Варгас Льосе. Тема будет звучать так: «Марио Варгас Льоса: мятежный дух политики в литературе».

В апреле 2015 года «Зелёной лампе» исполнится 40 лет, администрация нашей библиотеки предлагает издать сборник о клубе. Это будет возможно, если мы соберём материалы, если вы напишете свои воспоминания, статьи. Как вы на это смотрите? Осилим мы это? Туда же мы можем поместить стенограммы наших лучших заседаний, фотографии. Чем для вас является «Зелёная лампа», её история, каким вы видите её будущее – об этом вы можете написать статьи, заметки, какие-то сообщения. Присылайте их либо на электронный адрес клуба «Зелёная лампа», либо приносить прямо сюда в отдел абонемента.


Яна Савицкая, Татьяна Иванцева, Галина Макарова

Кроме того, вот у нас остались последние экземпляры сборника «Библиотечный романтик. С. В. Ворончихина и литературный клуб «Зелёная лампа».
Это сборник об истории клуба и о его создателе и руководителе Светлане Васильевне Ворончихиной. Очень интересное издание, оно вышло в 2011году и стоит всего 150 рублей. Осталось несколько штук, их можно купить прямо сейчас.

Ну, а сегодня мы ещё хотим отметить наших активистов, «ветеранов», которые участвуют в работе клуба много лет и без них «Зелёную лампу» просто невозможно себе представить.
Прежде всего, мы хотели бы отметить Майю Алексеевну Селезнёву…
Аплодисменты.
И Василия Андреевича Старостина.
Аплодисменты
Это гордость нашего клуба, это интеллигентнейшие, образованнейшие люди. Талантливые люди, которые всегда украшают наши встречи. Мы помним их выступления, знаем, как прекрасно они выражают свои мысли, насколько это всегда интересно бывает. И мы хотим сделать им маленькие, но символические подарки. У нас есть такие маленькие «дочки» нашей большой «Зелёной лампы». Аплодисменты


Галина Макарова

М. А. Селезнёва: Ой! По-моему вы меня переоценили…

Г. К. Макарова: Пожалуйста, подойдите сюда, Майя Алексеевна. Спасибо Вам большое!
Вручает миниатюрную зелёную лампа. Аплодисменты.

М. А. Селезнёва: Всем спасибо.


Галина Макарова и Майя Селезнёва

В. А. Старостин: Вот хочется сказать как раз про зелёную лампу. Сегодня я увидел в антикварной лавке лампу, стоит она девять с половиной тысяч, у меня как раз пенсия такая, уже потратил её. Если кто пожелает, можно скинуться и купить эту лампу для клуба: мраморная подставка, тёмно–зеленый абажур... Хоть будет, что вспомнить, тем более сорокалетие клуба скоро. Это должно касаться только участников «Зелёной лампы», без библиотекарей. В общем, думаю, если кто пожелает – можно, наверное, будет передать деньги в отдел абонемента.


Галина Макарова и Василий Старостин

Г. К. Макарова: Да, конечно, мне или Светлане Анатольевне. Василий Андреевич, спасибо Вам большое.
Вручает зелёную лампу. Аплодисменты.

В. А. Старостин: Я три тысячи внесу. Аплодисменты

Г. К. Макарова: Договорились. А сегодня наша тема – «Роковые женщины ХХ века. Лу Андреас-Саломе и другие». Слово предоставляется Татьяне Генриховне Иванцевой, заведующей кафедрой философии, психологии и социологии ВятГУ.

Т. Г. Иванцева: Добрый вечер. Извините, сначала о субъективном переживании. Галина Константиновна сказала, что она очень рада нашей сегодня такой многочисленной аудитории, а я, честно говоря, встревожена. Никак не ожидала, что тема вызовет такой интерес, поэтому прошу меня извинить, я буду подсматривать в свои записи, чтобы не сбиться с мысли, поскольку, как говорят в актерской среде, очень волнительно.

Тема и личность, о которой я сегодня буду рассказывать, настолько многогранна, сложна и интересна, что я попросила присоединиться ко мне (и получила любезное согласие на это) актрису «Театра на Спасской» Яну Савицкую. И, конечно же, я очень надеюсь на то, что вы поддержите, продолжите, разовьёте то, что мы представим в знакомстве с жизнью Лу Андреас-Саломе. Обсуждая, как и о чём строить повествование, мы с Яной пришли к согласию, что упор, видимо, лучше сделать на информационно-просветительской стороне, но с аналитическими комментариями, хотя бы потому, что имя нашей героини – всё же «не на слуху».


Елена Крохина, Ирина Бебякина, Майя Селезнёва

Но прежде, чем обратиться к рассказу о жизни и личности Лу Андреас-Саломе, несколько слов по поводу темы нашего сегодняшнего заседания. Когда Галина Константиновна попросила меня подумать, какая тема может быть интересной, и мысли начали кружиться вокруг «женской темы», то, первый вопрос был такой – как же назвать сонм блестящих женщин ХХ века? Память услужливо подсовывала штамп – «роковые», «роковые женщины». Думается, что в названии сегодняшнего заседания это слово выступило ключевым. С ним, наверное, с этим словом – «роковые» – связаны определенные ожидания или, как говорят на научных конференциях, коннотации, с определенным содержательным наполнением темы. То, что мы вкладываем в понятие «роковые», сегодня в очень значительной степени обязано тому количеству женских и, наверное, уже и неженских глянцевых журналов с неиссякаемым, просто бесконечным каким-то потоком love story, в которых фигурируют те или иные женщины. И, как правило, если использовать термин отечественного философа и теоретика культуры Михаила Михайловича Бахтина, они в основном касаются «материально-телесного низа». Но этот флер эротической погибельности, налёт сексизма в духе декаданса «бель эпок» мне бы хотелось сегодня немножко отодвинуть в сторону. Несомненно, наш разговор очень во многом будет вращаться вокруг темы эротического, хотя бы потому, что и работы самой Андреас-Саломе и публикации, ей посвящённые, так и называются – «Эротика». Да, эротизм – одна из тем, которой посвящены и многие собственные произведения Лу Андреас-Саломе, и то, что характеризует её как личность.

Но, может быть, кто-то из вас захочет рассказать и о других женщинах, и мне бы хотелось, чтобы мы постарались понять, что эротическим началом не исчерпываются выбранные нами персоналии. Эротика, скорее, призма, через которую надо пропустить, но не к которой надо свести роковой статус выбранных нами для разговора женщин ХХ века. Призма, которая поможет разобраться или даже станет некоторым свидетельством времени, в котором они жили. Понять, что истории их жизни с различными поворотами, с различными изгибами их судеб есть факт, а где-то, и фактор событий века двадцатого. То есть, чтобы мы посмотрели сегодня на наших роковых героинь не как на некоторых инфернальниц, не как на некоторых таких погубительниц мужчин, после рассказа о которых мы бы потирали руки: вот, так этим мужикам и надо, ничего они больше не заслуживают, как быть затоптанными, – или, наоборот, чтобы мы пожалели этих зайчиков, козликов, погубленных такими одиозными, стервозными суперэгоистками.

Мне кажется, что это качество – роковая женщина – мы сегодня должны рассмотреть как свидетельство невычитаемости, неотъемлемости наших героинь от своего времени, а именно: каким образом их судьбы время делает роковыми, а с другой стороны, как они сами, фактом своего присутствия в этом времени делают это время роковым. Мне бы хотелось, чтобы подспудным, неявным фоном нашего обсуждения стало понимание, как через этих женщин, и в первую очередь, через Лу Андеас-Саломе осуществляется поколенческий сдвиг.

Хочу пояснить свою идею такой аналогией: недавно в одном научно-популярном фильме был показан интересный сюжет о том, что одного актера загримировали под неандертальца, то есть характерный лоб, брови, лохматая грива, руки, характерная сутулость, и выпустили на улицы современного мегаполиса. И он идёт в этой толпе, со всеми характеристическими признаками неандертальца, а на него никто не обращает внимания – никто не тыкает пальцами. И сам факт присутствия его не вызывает удивления. Это свидетельство и подтверждение вывода современной науки: неандерталец – не предшественник, а уже полноценный носитель разумности. Показанный эпизод об этом и говорит: если мы встретимся сегодня с ним, то мы ему не удивимся, не отличим его от человека современного – homo sapiens.


Надежда Фролова

Вот то же самое мне бы хотелось, чтобы мы сегодня связали и с героиней нашего с Яной повествования – Луизой Андреас-Саломе: то, как она позиционировала себя своей жизнью, своими текстами, своими мужчинами, наконец, в веке девятнадцатом, – стало для нас, в веке двадцатом, не вызовом, а естественностью, не безрассудством, но вполне осознанным и принятым поколенческим, поведенческим, если не стандартом, то уже точно не вызовом. Женщины ХХ века, скажем так, «привыкли» вести себя так – это уже невызывающее поведение, в него не тыкают пальцем, не говорят: «о, боже, что же это», «что она себе позволяет». Произошедший поколенческий поведенческий сдвиг это ещё и повод поразмышлять – качество «роковая женщина» – это уникальность, «штучная» судьба? Может ли это качество – «роковая женщина» – стать тривиальным и массовым? Заворожила ли бы нас сегодня эта женщина – Лу Андреас-Саломе так, как она подействовала на своих современников? Шаг за шагом мы будем двигаться к выводу – действительно это так или нет. А сейчас - я хочу предоставить слово Яне для зачина, чтобы создать некоторую атмосферу.

Я. Савицкая: Да, мы решили взять к нашему вечеру несколько стихотворений Лу Андреас-Саломе и Райнера Марии Рильке, с которым связана довольно существенная часть её жизни. Периодически я буду читать какие-то стихи. И речь об их связи, об их отношениях – творческих любовных, дружеских – пойдёт чуть дальше.
Читает по-немецки


ЯнаСавицкая

Schlussstueck

Der Tod ist gross.
Wir sind die Seinen
lachenden Munds.
Wenn wir uns mitten im Leben meinen,
wagt er zu weinen
mitten in uns.

Смерть велика.
От её смеха
плоть рождена.
Нам кажется, мы на взлете успеха,
А в нас, как в эхо,
плачет она.

И второй вариант этого же стихотворения:


Яна Савицкая
Фото В. Подлевских

Огромна смерть.
Мы лишь блеск
её смеющихся глаз.
Когда мы сознаём бытие,
Ей не сдержать рыданье свое
внутри нас.

Вот это такая тема, одна из мощных тем любого гения, любого художника. Это тема смерти, к которой он обращается, с которой он живёт. И Лу Андреас-Саломе, конечно, не исключение.

Т. Г. Иванцева: Итак, ХIХ век, точнее уже его середина. Можно говорить о том, что индустриальная Европа радуется огромным успехам, связанным с развитием науки. И в такой же степени – маятник качнулся в противоположную сторону – в равной степени к этому времени просвещённая Европа устаёт от своей рассудочности, педантичного бюргерства. Усталость от рассудочного профитизма, усталость от калькуляционных расчетов, усталость от «правильности» правил через различные ручейки пробивается и начинает складываться в некоторую новую стихию. Эта стихия антирассудочности говорит нам о том, что новый поток, в котором она формируется, это уже не поток сознания, не поток интеллекта, на который рассчитывали европейские просвещенные умы XVII-XVIII веков. Нет, – это новый поток, который назовут стихией бессознательного.

Конечно, дело не в том, что Европа только к середине ХIХ века открывает себе, что есть неразумность, или романтическое безумие как вызов правилам в духе героя «Грозового перевала» Эмили Бронте. Несомненно, о том, что есть безумие, о том, что есть некое неразумное поведение человека, известно давно. Об этом говорили и искусство, и литература, да и просто повседневная жизнь – дело тут в другом. Дело в том, что эта стихия – новая стихия бессознательного – начитает двигаться уже не по краям, не как маргинальные потоки культуры. Она очень властно стремится заявить о своих правах и хочет стать определяющим стилем жизни, хочет встать в фокус определяющих смыслов бытия. Лу Андреас-Саломе свяжет свою интеллектуальную, писательскую судьбу и даже своё жизненное кредо именно с анализом потокового бессознательного. Однако, каждый штрих ее биографии, её жизненного выбора будет не тем вариантом альянса рассудочности и бессознательности, о котором будет писать её обожаемый учитель, которому она, несомненно, будет отдавать должное – Зигмунд Фрейд. Важная концептуальная мысль Фрейда, как известно, – разведение бессознательного и сознательного на разные полюса. Сознательное и бессознательное имеют не только разные функции, но и разную, если угодно, природу.

Фрейд и Саломе – современники. Фрейд всего лишь на 5 лет старше Луизы и, когда они лично встретятся, у них будет очень много тем для разговора и общего интереса к роли бессознательного. Но, как скажет один английский автор, «это будет встреча оптимистки XIX века с пессимистом XX века». Их дружба продлится 25 лет, и в дневниках Луизы, в её текстах – Фрейд, безусловно, стоит всегда выше, чем её интеллектуальный вклад в дело концептуализации психоанализа с его главными темами – Эроса и Танатоса – любви/жизни и разрушения/смерти: она всё-таки рассматривает его как учителя. Но, надо отдать должное и «отцу-основателю» психоанализа – в своих отзывах Фрейд будет говорит о Лу Андреас-Саломе как о тонком, чутком, глубоком интерпретаторе психоаналитического метода.

Тем не менее, обходя стороной весьма дискуссионную тему о реальной мощи психоаналитической теории и практики, я бы отметила следующее: выступая первопроходцем в вопросах о том, что же является определяющим в принятии как фундаментальных, так и повседневных жизненных решений человеком, а это, согласно Фрейду, наше подсознание с его бессознательными образами, он – Фрейд - остается по своей глубинной мировоззренческой ориентации человеком высоких просветительских идеалов и столь же великих просветительских иллюзий: пусть бессознательное верховодит человеческим выбором, но долг и сверхзадача и психоаналитика, и его респондента – обуздание бессознательных основных инстинктов. Да, культура – репрессивна по отношению к ним, но она, как жена Цезаря, – «вне подозрений» в жизнеустроительном европейском мире.

То, что мы увидим в текстах, но ещё больше – в жизненных поступках Лу Андреас-Саломе – будет совершенно другим. Это не будет, извините за молодежный сленг, мухи отдельно – котлеты отдельно. Это будет не противоборство сил сознательного и бессознательного в нас, как об этом писал Фрейд. У Лу Андреас-Саломе «парадоксальным» – для XIX века, но подтверждаемым опытом ХХ века – образом (именно это и может стать основанием для понимания нами ее исключительности, пронзительности её интеллектуального психоаналитического взора) соединятся два центра, две силы. И будут они не противоборствовать, не разделять сферы влияния: ночь и сон – господство бессознательного, день и явь – господство рассудка, нет эти две силы – сойдутся в человеке не половинчато, а интегративно: наше поведение в каждом своем акте – синтез этих характеристик человеческой натуры.

Этот мотив целостности, взаимодополняемости, а не взаимоисключенности – мы сегодня будем к нему постоянно возвращаться – принципиальная, сущностная характеристика Лу Андреас-Саломе, на мой взгляд. Неслучайно об этом пишут все авторы, которые посвящают ей свои аналитические работы, и об этом упоминается и в популярных передачах, извлекающих имя Андреас-Саломе из незаслуженного забвения в анналах отечественной культуры.
Я предлагаю посмотреть сюжет об этом.

Т. Г. Иванцева: Итак, целостность как главная характеристика личности и мышления Лу Андреас-Саломе.
Луиза практически сразу же нащупает и увидит главный способ, главный путь достижения искомой ею целостности. Она будет считать, что главным способом реализации этой подлинности (характеристика Фрейда, как вы слышали) – это дружба. Дружба во всех возможных формах и проявлениях. Мы ещё посмотрим далее видеоматериалы, но нужно специально подчеркнуть, что состояние дружескости сопровождает Лу буквально с её рождения.


Лу Саломе

Несколько слов о её семье. Она родилась 12 февраля 1861 года в самом сердце тогдашней столицы Российской империи, в Санкт-Петербурге, в здании Генерального штаба, расположенного на Дворцовой площади. В семье Густова фон Саломе. Отец и мать, немцы по происхождению, имели генеалогические корни во Франции, в Авиньоне. Кто-то ей разыщет давних-давних предков – гугенотов, это будет предметом гордости в семье, но нам интереснее факт приезда её отца в Россию для службы в российской, армии, где он сделает фантастическую карьеру при императоре Александре II. Он станет инспектором русской армии, сначала тайным советником, потом действительным тайным советником. Мощный корневой слой европейской культуры всё время будет ощущаться в семье, присутствовать в воспитании всех детей. Луиза будет шестым ребёнком и единственной дочерью, то есть до неё в семье родилось 5 братьев. И она в дневниках подчеркивала этот очень важный для себя мотив: она постоянно себя ощущала, на протяжении всей своей жизни, героиней сказки Андерсена – Элизой, окружённой братской любовью. Братья опекали и сопровождали её всё её детство. И эта братская защита, эта братская опека была воспринята ею настолько естественно, что отношения дружественности, доверия – естественные и базовые для всех людей. Дружба и доверие станут её умостроительным и жизнестроительным принципом, тем началом и фильтром, сквозь которые будут проходить её судьбинные связи.


Лу Саломе

Отец и мать очень увлекались русской культурой, по свидетельствам, Густав фон Саломе был даже знаком с Лермонтовым, но детей не принуждали изучать непременно русский язык. Поэтому в семье, в основном, говорили на немецком и французском, и Лу говорила по-русски плохо. Русский язык она знала гораздо хуже, чем немецкий и французский языки. Можно сказать, что она не очень охотно и не очень прилежно училась в гимназии, и в силу своего интровертного характера, совершенно не интересовалась духом времени: политическими страстями. Поэтому среди соучеников друзей у неё не сложилось. Отец, несмотря на всю свою армейскую закалку, проявил необыкновенное к ней либеральное отношение и не очень настаивал, чтобы она училась в школе. В основном, она занималась дома и, надо сказать, что здесь она преуспела: её самообразование было действительно фантастическим, и она подчеркивала, что ученичество, и учеба вообще, для неё было любимейшим занятием на протяжении всей её жизни. Она действительно постоянно ощущала себя некоторой ученицей в течение всей своей жизни. Отношения с матерью у неё складывались достаточно непростые, а вот отца она обожала. И исследователи, и особенно, Фрейд, обращают на это внимание. Луиза с ним много беседовала о своём детстве, и он, несомненно, связывает, в духе своей концепции, вот это обожание отца с её эротическими пристрастиями в дальнейшей жизни.

Тем не менее, втайне от своих родителей, она начинает посещать очень модные в то время в Петербурге проповеди протестантского пастора Хенрика Гийо. Хенрик Гийо – это домашний учитель детей императора Александра II. Лу ведёт с ним беседы и, как она пишет: для неё было естественным сидеть у него на коленях и записывать высказывания Канта, рассуждения Руссо – она считала это очень естественным. Пастор её многому научил, в общении с ним она получает опыт религиозного мироотношения, но, так случилось, что через полтора года после их знакомства пастор делает ей, 16-летней, предложение. Просит её руки. Все в полном недоумении: он женат, у него двое детей, он обещает развестись, и Луиза сама не ожидала, для неё – это первое такое судьбоносное испытание. И она в свои 16 лет как будто выбирает модель своего будущего поведения. И в данном случае, и потом, как только ей предлагали руку и сердце, а руку и сердце ей предлагали практически всегда (большинство мужчин, с которыми она общалась, через какое-то время хотели соединить с ней свою судьбу в том или ином варианте супружества) – она тут же убегала. Обращаю внимание на этот факт, прямо противоположный биографиям известных роковых красавиц. Она стремглав бросалась подальше от «постельных» отношений. И вот она уговаривает своих родителей, в первую очередь, свою маму, отпустить её, молоденькую, учиться в Европу.

Она уезжает в Швейцарию и там встречается тоже с достаточно знаковой для себя личностью – это Пауль Рэ, философ, образованнейший молодой человек, старше её, но он настолько очарован и красотой Луизы, её мыслями, её взглядами на жизнь, что тут же делает ей предложение. Но она не соглашается и, видимо, обладая более сильным характером и более сильной волей, чем у Пауля Рэ, уговаривает его начать совместную жизнь с платоническими отношениями. Для неё всегда это будет принципиально важной стороной отношений. Их можно назвать истинной дружбой, ибо она всегда будет подчеркнуто стремиться в своих отношениях с мужчинами, в первую очередь, к интеллектуальному союзу. Начинается их совместная жизнь, основанная на совместном чтении, обсуждении книг, обмене мыслями.


Пауль Рэ

Вскоре к этому союзу присоединяется Фридрих Ницше, философ, посвятивший свою жизнь исследованию и пропаганде, пониманию роли такое бессознательных начал как потоков некоторой воли, воли к власти. И они заключают тройственный союз, и начинается жизнь втроем. Для Луизы это дружественное совместное проживание будет очень естественно, она искренне не будет понимать и принимать хулительной реакции местного сообщества. Как вы видите на этой фотографии, - она сделана в духе времени. Несомненно, «ты идешь к женщине – возьми плетку» – здесь пародийно обыграно: в телегу впряжены Ницше и Рэ, а она управляет ими хлыстом. С точки зрения Лу, чего не было в их отношениях, так это её женского коварства и демонизма. Это были бесконечные интеллектуальные разговоры, она вела себя с ними асексуально. И мне бы хотелось здесь обратиться к некоторому свидетельству участника этого союза – Фридриха Ницще.


Лу Саломе, Фридрих Ницше, Пауль Рэ

Я. Савицкая: Да, действительно, Лу Саломе неоднократно отмечала, что её отношения с Ницще и Рэ –творческие, очень плодотворные на мысли, идеи, концепции. Они однажды гуляли по городу, и нашли в заброшенной церкви какую-то келью. И они решили там поселиться: были поставлены три кровати. Можно вспомнить и такие появляющиеся интересные подробности вроде той, что когда Ницше заболел, он писал записки Лу из одной комнаты в другую: я заболел, но не могу не думать о нашей работе. Но интеллектуальное обаяние Луизы весьма скоро преисполнилось для молодых страстных натур двух философов обаянием сексуальным, а вот уже и Ницше сделал Лу предложение руки и сердца, и Рэ настаивал на своём, сделанном ранее предложении. И неизбежной стала ревность и зависть мужчин друг к другу, потому что какое-то время Лу проводит в беседах с Паулем Рэ, какое-то с Ницше. И вдруг одному её начинает не хватать, он считает количество часов, проведённое с ним, и понимает, что это количества гораздо меньше, чем те часы, которые она провела с другим. И Ницше как очень сильная, чувствительная, болезненная, восприимчивая натура первый решает порвать эти отношения. Но пока они работают, работают, работают совместно и вот такой отрывок из письма Ницше:


Яна Савицкая
Фото В. Подлевских

«Поймите меня; я хочу чтобы Вы возвысились в моих глазах, не хочу, чтобы Вы упали для меня еще ниже… Я думаю, что никто так хорошо и так дурно, как я, не думает о Вас. Не защищайтесь; я уже защитил Вас перед самим собой и перед другими лучше, чем Вы сами могли бы сделать это. Такие создания, как Вы, выносимы для окружающих тогда, когда у них есть возвышенная цель…. несмотря ни на что, я заметил в Вас присутствие того священного эгоизма, который заставляет нас служить самому высокому в нашей натуре…»

Т. Г. Иванцева: Да, это, пожалуй, такая типичная ситуация их тройственного проживания: завязать лампу по вечерам, потому что свет причинял Ницше физическую боль, и беседовать, беседовать, беседовать. Все это продолжалось несколько лет, пока Ницше, с подачи его сестры, которая категорически не принимала, и это мягко сказано, Саломе, решает всё-таки разорвать этот странный союз, странный в глазах обывателей, но не его участников, тем не менее, ставший приносить не столько радость общения, но и страдания.

Союз распадается: сначала уезжает Ницще, а потом и Лу оставляет Пауля Рэ. Судьба обоих мужчин будет трагичной, но по-разному. Рэ, по неизвестной причине, - то ли сам прыгнул со скалы, на которой они провели какое-то время с Лу в одну из их плодотворных прогулок на уединенной природе, то ли это был несчастный случай. Однако, это первая столь трагическая нота в судьбе Лу Саломе, когда умирает один из ее близких друзей; но это будет, к сожалению, не единственная смерь близких и дружественных её духу мужчин.


Лу Саломе

Итак, что мы можем умозаключить: все внешние признаки скандального эпатажного поведения налицо; когда эта неразлучная троица везде показывается в светских салонах, а они и не думают скрывать свои отношения, хотя живут в сельской местности. Печальнее другое – начавшаяся и ускоренно раскручивающаяся внутренняя дисгармония. Вроде бы нам только и сказать: а разве могло быть иначе? Тем не менее, мы всё-таки должны посмотреть, что же хочет от этого союза, в первую очередь, Луиза. А хочет она от этого союза реализации своих представлений: вот, что она пишет о любви: «Любовь – это не растворение в другом, а собственное усиление до плодотворной избыточности». Это очень важная мысль, что любовь – это собственное усиление до плодотворной избыточности. Вот ещё одна гениально-потрясающая красивая цитата из книги Андреас-Саломе «Эротика»: «В самом серьёзном понимании «любить» значит: знать кого-то, чьи цвета должны принять вещи, если хотят дойти до нас совершенно, перестать быть безразличными или ужасными, холодными или пустыми, и тогда даже самые угрожающие среди них, как злые звери при входе в сад Эдема, усмирившись, вытянутся у наших ног. В красивейших любовных песнях живет что-то от этого мощного ощущения, словно возлюбленное является не только им самим, но еще и листом, дрожащим на дереве, еще лучом, блестящим на воде, - превращенное во все вещи и превращающее вещи; картина, рассеянная в бесконечности Вселенной, чтобы куда бы мы ни отправились, всё было бы нашей родиной».

И здесь мне бы хотелось опять обратить ваше внимание на противоположность понимания Фрейдом и Андреас-Саломе и отношений между мужчиной и женщиной, и статуса «мужское», «женское» в понимании собственной самости. По Фрейду женщина обременена «комплексом кастрации», что говорит о ее ущербности, в первую очередь, в собственных глазах и изначально подчиненном статусе в эротической связи. Усиление же собственного статуса, собственного «Эго» («Я») реализуется, по Фрейду, через концепцию нарциссизма. Фрейд убежден, что, когда человек смотрится в зеркало, то зеркало – это способ, каким человек позиционирует себя себе же, то есть, таким образом, он удостоверяет себя в собственной отдельности и собственной, извините за этот философский термин, субъектности. Так он концентрирует себя в самом себе и, следовательно, повышает самооценку.

Лу совершенно иначе истолковывает роль зеркала. Она, вспоминая и описывая свой опыт, говорит о том, что когда она смотрелась в зеркало, то зеркало было картинкой, позволяющей ей не центрировать-фокусировать себя в этом мире, а. наоборот, зеркало позволяла ей видеть себя со стороны не отдельной единицей, а вписанной, соединённой со всем окружением. То есть мир вокруг был не фоном её самости, а её со-бытием. Она долго не понимала, почему в зеркале она может и должна увидеть себя как собственное «Я». Оно было усилением её «Я» не путем выделения и отделения, а путем соединения с окружением, миром, тем, что есть «не-Я». Так она переживала способ доведения себя до всеобъемленности и всеохватности в жизни, которая и была её усилением.

Так, и опыт тройственного союза – одна из первых её попыток реализовать не просто древний миф Платона об андрогинности, о том, что мужчина и женщина достраивают себя, находя друг друга в этой жизни до утраченной изначальной целостности. К её сожалению, Пауль и Фридрих, видя и ценя в ней блестящий ум блистательной собеседницы, всё же предпочли прелестность её женского очарования, редуцировали жизнеутверждающий эротизм духовно-интеллектуального общения к тривиальной эротике. А она в них видела братьев, она в них видела этот сокровенный для неё способ ощущать жизнь полнокровно, доводя себя до вот этой плодоносящей избыточности. Поэтому, когда их попытки перевести отношения в такой хрестоматийный план отношений мужчины и женщины всё-таки стали более и более настойчивы, между ними начало возникать разрушающее напряжение.

Итальянский режиссер Лилиана Кавани сняла фильм, который называется по одной из ключевых работ Ницше «По ту сторону добра и зла». Если кто-то из вас захочет посмотреть, – сможет его найти, но там, к сожалению, сосредоточена, подана эта история в духе, извините, такого левачества итальянского, в духе контркультуры конца 60-ых годов ХХ века. Вот когда это мужское и женское начало читается через плотские эротические отношения. А Лу видела в этом союзе, в первую очередь, попытку создать некоторое подлинное, целостно-полнокровное, единое существо. И всё же кое-что из этой мечты-плана Луизы реализовалось, пусть и косвенно. По мнению знатоков творчества Ницше, прообразом ницшеанского Заратустры как пророка новых времен стала не кто иной, как Луиза Саломе. Тот сверхчеловек, о котором мы знаем в связи с именем Ницше, – это не Ницше. Это его сестра Элизабет вычистила его произведения, это она сделала Ницше предтечей национал-социализма. А Ницше, который создал образ Заратустры и сверхчеловека, во многом инициирован опытом жизни и общения с Лу Саломе. И их расставание стало для него и травматичным опытом страдания, но одновременно вдохновением для творчества.

Луиза вышла из этих отношений с новым опытом, и этот новый опыт реализовался у неё в отношениях с другим мужчиной, который и стал её мужем. Вот удивительно, это был муж, с которым она прожила 43 года, несмотря на все перипетии судьбы и который безусловно принял и подписал при заключении брака соглашение об исключительно платонических отношениях.
И мне бы сейчас хотелось, чтобы мы посмотрели второй фрагмент.

Т. Г. Иванцева: Фридрих Карл Андреас уговорил или даже вынудил согласиться Лу на этот брак, сделав ей предложение в ресторане. И когда она в очередной раз привычно отказала в очередном для неё предложении брачного союза, просто достал перочинный нож и вонзил его себе в грудь. Лу постоянно вопрошала к себе – неужели она заключает этот брак, поддавшись вот на такой способ «брачного» шантажа. Но, конечно же, опять это только внешняя канва её отношений с Фридрихом Андреасом, учёным-иранистом, переводчиком Омар Хайяма. Если вы прочитаете её произведения и познакомитесь более подробно с деталями её жизни, можно понять, что, скорее всего, она предвосхитила: её муж – это она сама. Она достраивала себя браком с этим мужчиной до некоторой целокупной полноты. Они абсолютно поняли друг друга, хотя нельзя не вспомнить в её описаниях такой эпизод, когда она проснулась от чьего-то хрипа. Это был её муж, который пытался овладеть ею во сне, несмотря на заключённый ими договор. А она во сне пыталась его задушить. Многое было в их жизни разного, но, в первую очередь, он понял суть натуры Лу и не пытался переделать её, разрешил ей быть такой, какая она есть. Внешне это выглядело так, что это был как будто бы такой договорно-циничный брак. Он разрешил ей уезжать, когда она хотела, жить, где она хотела и с кем она хотела.


Фридрих Карл Андреас и Лу Саломе

Луиза же, если забегать немножко вперед, сама привела в дом девушку, молодую женщину, которую под благовидным предлогом представила как помощницу по хозяйству, поскольку она очень часто уезжала. Мария Штефан родит Андреасу дочку, умрёт в родах и Лу, ни минуты не сомневаясь, удочерит эту девочку, которая всю жизнь проживёт в их семье. Их брак стал столь прочным и счастливым вовсе не потому, что они прощали друг другу грехи, а потому, что они именно достраивали и усиливали друг друга до избыточной полноты. Есть свидетельства, где Лу признаётся, что не очень-то интересовалась внутренней жизнью своего мужа, но она его чувствовала как никто другой.

После 30 лет она начинает свою эротическую плотскую жизнь и обнаруживает для себя самой в себе страстность и необыкновенную чувственность. Не о всех мужчинах, с которыми у нее были эротико-романтические отношения, Лу рассказывает своему мужу, но он знает о них, понимает и принимает эту сторону жизни своей жены, и поэтому, когда в их доме появляется новый удивительный и странный юноша, Андреас приветствует, соглашается на жизнь втроём в их домашнем союзе. Этот юноша – Рене, которому Луиза придумает новое имя Райнер, будет гениальным Райнером Марией Рильке, с которым у Луизы сложатся очень глубокие, очень страстные отношения (интересно, она будет старше Рильке на пятнадцать лет, на столько же муж был старше Лу).


Райнер Мария Рильке

Давайте познакомимся с её отношением к браку через те описания, которые она представит в своих произведениях. Небольшой отрывок из её романа «Фенечка» прочтёт Яна:

Я. Савицкая: В романе «Фенечка» её героиня горячо спорит об отношении к браку с Максом Вернером – другим героем.

«Эти длительные брачные церемонии на самом деле затянуты выше всякого разумения, – сказал Вернер.
Феня покачала головой.
– Нисколько! Совсем наоборот! Ведь что на самом деле происходит?  Есть двое людей, которые хотят соединиться навсегда, потому что, по-видимому, они любят друг друга, но не только ради личной любви, но в единстве с чем-то высшим, третьим, в котором они могут нерушимо скрепить свои узы. Иначе весь союз не имеет никакой цели. Нет, они хотят быть выше чего-то личного, эмоционального – вровень с некой высшей инстанцией, называют ли они её Богом или священными узами семьи, вечной клятвой брака или как-либо ещё. В любом случае, всегда присутствует это загадочное нечто – другое, отличное от простой любви между мужчиной и женщиной». 

Для Лу, как она сама писала, « речь идёт о понимании того факта, что брак означает жить друг в друге (а не друг с другом), пусть даже в религиозном, совершенно идеальном смысле. Сама по себе любовь не есть, разумеется, нечто идеальное, – но, ей-богу, я никогда не понимала, почему люди влекомые друг к другу чувственно, вступают в брак…».

Т. Г. Иванцева: И эротическое стихотворение…


Фото В. Подлевских

Я. Савицкая: Да. Был такой Георг Ледебур, который разбудил в ней женщину, вот этот поток… Лу начинает писать совсем не рассудочные интеллектуальные трактаты, а очень чувственные стихи.

Когда глаза твои наполнятся туманом,
а тело нервное упругою струной
под пальцами моими затрепещет...
когда горячее и властное желанье
ударит в грудь тяжелою волной
и вздрогнут судорожно плечи...
Когда внезапно грудь прорвется горьким стоном,
оцепенеют руки в мёртвой хватке,
пытаясь обрести иное тело,
поймать себя же на зверином гоне
и, поборов себя в смертельной схватке,
то отыскать, что в вечность отлетело...
Пытаясь всем своим отчаяньем разрушить
преграду, отделившую навечно
любое Нечто от другого Нечто, –
в тот самый миг ты разбиваешь душу
о невозможность воедино слиться,
взять и отдать, вобрать и раствориться.
О невозможность стать одним огнем.
Не вырваться из собственных пределов.
И обессилено поверженное тело.

Т. Г. Иванцева: Вот эти новый для себя опыт понимания любви заставляют Лу переживать совершенно по-другому её отношения с Рильке. Но и здесь любовные отношения Луизы всегда были чем-то большим, чем только любовные отношения, но всегда основанием для обнаружения новых граней целостности. Так, через любовь к Рильке, к ней возвращается интерес к России. Он реализуется в их поездках в Россию. Она там по-новому смотрит на русскую культуру и понимает, что её душа и её воспитание, её отношения с Рильке во многом обусловлены, спровоцированы той страной, в которой она жила. Об этой части жизни Лу Андреас-Саломе расскажет Яна.

Я. Савицкая: Я немного расскажу о том периоде, когда они встречаются с Рильке. Это было уже совсем другое общение, потому что до этого она вращалась в интеллектуальных кругах, муж её был ирановедом, переводил восточную литературу. Он познакомил её с Ибсеном, Гауптманом, с русскими писателями. Благодаря Андреасу она встречается и с Рильке, на момент их встречи Рильке – молодой, влюбленный 21-летний юноша. Он начинает писать ей анонимные письма, совершенно её обожествляет, как она в своё время обожествляла пастора Гийо.

Он пишет совершенно юношеские, пылкие строки:
«Стремлюсь раствориться в Тебе, как молитва ребёнка в радостном гуле утра. Стремлюсь забрать в мою ночь благословение Твоих рук на моих волосах и ладонях. Не хочу разговаривать с людьми, чтоб не утратить эха Твоих слов, которые как флаги трепещут над моими. Не хочу после захода солнца смотреть на другой свет – только от пламени Твоих глаз возжигать тысячи жертвенных огней. Не хочу ни одного поступка, который бы Тебя не прославлял, ни одного цветка, который бы тебя не украшал, не благословлю ни одной птицы, которая не знает дороги к Твоему окну, не стану пить воды из источников. которые не знают отражения Твоего Лица. Не хочу ничего знать про время, что было в моей жизни до Тебя, про людей, что были до Тебя. Пусть живут счастливо те, кто умер для меня, ибо из-за них дорога к Тебе была такой долгой и полной страданий...».


Яна Савицкая

Между ними возникает страсть. Они уезжают на всё лето в дом, в котором она потом будет жить последнюю четверть своей жизни с мужем и где она умрёт, он так и будет называться – «Гавань Лу». Вот такое поэтичное название. Рильке не на секунду её не отпускает, он следует за ней повсюду. После лета, проведённого вместе, где они бегают босиком, слушают пение птиц, чему, кстати, научил Лу её муж Фридрих Карл Андреас, Рильке не в силах пережить даже короткое расставание с ней, переезжает в тот город, где они живут с мужем, и вновь в каком-то смысле повторяется тройственный союз. Они живут втроём, но Рильке живет в другом доме, но он каждый день приходит к Лу. И здесь она предстает перед ним с совершенно незнакомой стороный. Она, оказывается, умеет прекрасно готовить. Она готовит ему пампушки с борщом, что-то жарит, варит, а он сидит на кухне и чистит картошку в русской рубахе с оторочкой, и они продолжают беседовать. Муж не препятствует этому потому, что он в Рильке видит не соперника, а молодого мальчика, для которого необходимо покровительство такой сильной женщины, как его жена. Её называют в отношениях с Рильке – «женщина, разбудившая колокола», т.е. Рильке благодаря Лу обрёл свой сильный голос. Обрел новое имя, как уже говорилось, его прежнее имя – Рене, но Лу предложила сменить это женственное имя, которое, по её мнению, не даст ему большого выхода в жизнь, на твёрдое, мужественное – Райнер. И Рильке начинает со временем обретать свою силу, свой поэтический голос.

Благодаря Лу они совершают поездку в Россию, где Рильке, как он отмечал, находит внутреннюю Родину, в России он обретает Бога. При этом он пишет: что это за страна такая – Россия, я не могу в неё попасть. Если я сажусь на поезд, я начинаю ехать, я доезжаю до какого-то города, я прохожу, я гуляю по его улицам, но у меня ощущение, что я не в той России. То есть Россия была у него через Лу, через её рассказы, через неё саму. Вот это была его внутренняя Родина. Россия в нём сплетается с образом Лу, что её тоже в какой-то момент начинает отягощать, потому что она хочет, чтобы образ России был для него самостоятельным и самодостаточным, а она была отдельным миром. Но он как бы всё это сплетает в себе, внутри себя. Это был такой вдохновенный творческий союз. Они начинают изучать русский язык. Они совершают путешествие в Россию несколько раз, знакомятся с Толстым. Лу сама под очень впечатлением от России. Она видит Россию по-новому, новыми глазами благодаря своему спутнику. И совершенно воодушевленный Рильке пишет, что Россия была слеплена руками ребёнка и брошена к ногам Бога. У него такое очень трогательное отношение к русскому народу. Он описывает их путешествие по пещерам Киевской Лавры, они переживают очень непосредственно жизнь и смерть монахов в них. И вот как бы вся Россия встает перед Рильке таким вот образом, что это место, где могила – это гора, и люди здесь такие же огромные, как гора, тихие, угрюмые, молчаливые, но внутри каждого из них есть Бог. И вот Рильке начинает обожествлять буквально каждого крестьянина, который ему встречается, каждого земледельца. Ему кажется, что Бог в каждом русском человеке живёт. А Лу Саломе напишет роман. Она называет его «Родинка». Рильке же создаст множество стихотворений, сборник «Часослов», который он посвящает Луизе.


Фото В. Подлевских

Их отношения так интенсивны и насыщен, что Лу полагает: она должна уйти. У неё всегда в отношениях с мужчинами возникает такой момент, когда она понимает: этот человек должен остаться один. То есть она всё сделала, она раскачала этот колокол и ей нужно уйти, чтобы мужчина почувствовал себя самостоятельно, чтобы он услышал этот свой голос сам и уже мог без какой-то помощи двигаться дальше. Она оставляет его, но это не было трагическим разрывом, как в случае с Паулем Рэ или с Ницше. Через какое-то время Рильке женится, но их переписка не затухает, они продолжают переписываться, они продолжают быть верными друг другу в переписке. И вот Лу произносит такую очень интересную фразу о том, что она никогда не была верна людям, она всегда была верна воспоминаниям. И когда Рильке умер, она пишет ему письмо и в нём она обращается к умершему Рильке как к живому человеку, с которым она ещё столько не проговорила…

Т. Г. Иванцева: Давайте посмотрим ещё один видеофрагмент, потому что там звучит одно из красивейших стихов Рильке, посвящённых Лу Андреас-Саломе.

Т. Г. Иванцева: Очень коротко ещё об одном трагическом опыте в полноте жизни Лу Андреас-Саломе. У неё ребенок. Она родила ребёнка, но, к сожалению, он умер сразу же после рождения. Это был ребенок Пинельса, её лечащего врача, который сопровождал Лу в её поездках. И она пыталась покончить с собой после смерти этого ребенка. Но Пинельс выходил её, буквально также трогательно заботясь о ней. Об этой трагедии она своему муже не обмолвилась ни словом. Это была её сокровенная тайна, с которой она с мужем не поделилась, хотя в последние годы они были очень и очень откровенны, они много говорили. Андреас умер раньше её. Ему было 84 года.

Но в это время она уже очень тесно и очень плодотворно, как я уже говорила, общалась с основателем психоанализа. Ещё раз скажу, что Зигмунд Фрейд для Лу Андреас-Саломе – учитель и гуру психоанализа, а Фрейд весьма почтительно, несмотря на свой довольно сложный характер и весьма непростые отношения с учениками и последователями, отзывался о психоаналитическом даре Луизы. Её психоаналитические идеи оказались более созвучны тем открытиям, к которым пришла современная психология и психоаналитика, и даже шире – теория сознания: наше сознание, наш ум и в целом, человеческая жизнь – представляют из себя неразделимое единство и целостность сознательного и бессознательного. Это единство и целостность, можно со всей определенностью заключить, были жизненной стратегией удивительной женщины – Лу Андреас Саломе.

Я. Савицкая: В конце своей жизни, когда ей было за 70, она появилась в обществе и одна из дам, её современниц, очень сильно удивляется в своем письме тому, как она выглядела. Слегка седые волосы, блеск в глазах, изящная походка. Как ей это удавалось? Секрет своей молодости Лу Андреас-Саломе видела в том, что каждый раз её увлечение идеей позволяло обновлять себя. Этим постоянным и неустанным достраиванием себя как человека каждой новой встречей, каждым новым знакомством эта женщина обеспечила себе собственные силы и собственную загадочную неисчерпаемость.

 

Т. Г. Иванцева: Позвольте на этом наше длинное пространное повествование завершить, извините за столь длительный рассказ.

Г. К. Макарова: Пожалуйста, может быть, вопросы есть, или уже исчерпана эта тема.

Кто-то из зала (девушка): Вообще, да, есть.

Г. К. Макарова: Пожалуйста.

Кто-то из зала (девушка): А вот вы сказали, что особенно в последние годы они были так близки с мужем. Но беременность длится 9 месяцев, плюс надо как-то ещё забеременеть, и ещё надо похоронить ребенка раз он умер. Трагично, всё понимаю. Плюс-минус получается полтора года. Как муж мог не заметить?

Т. Г. Иванцева: Ну, во-первых, это произошло не в последние годы её жизни (смеётся). Она родила, когда ей было около 40, а умерла в 76 лет. У неё был ряд романов и после этого трагического обстоятельства, поскольку она открыла в себе чувственность. Она оказалась очень чувственной натурой. Муж не заметил не потому, что не хотел видеть или она как-то очень удачно скрыла сей факт. Нет, она была вольна распоряжаться своим пониманием жизни. Но весьма показательно, что после всех своих романтических отношений она возвращалась в дом, разумеется, не как нашкодившая кошка, не потому что ей надо было куда-то возвращаться, а потому что она понимала: ту полноту, и ту сокровенность, которую она несёт в себе, понимание этой цельности даёт ей только её муж. Когда она заболела, он очень трогательно о ней заботился. Перед его смертью они очень много общались. В своем завещании она просила кремировать её и развеять прах по земле. Оно было выполнено только наполовину. Как говорят её современники, прах был захоронен в могиле Фридриха Карла Андреаса, т.е. они оказались соединенные даже своим прахом.

Кто-то из зала (мужчина): А можно вопросик? Вот из вашего доклада непонятно: то ли она способствовала росту этих знаменитых людей, то ли она стремилась к знаменитым людям. И второе: мы всё-таки материалисты. Ей большое наследство досталось от родителей или за счёт своего мужа Андреаса вела жизнь свою припеваючи?

Т. Г. Иванцева: Ну, наверное, это наше упущение, что мы не сказали о том, что Луиза очень много работала всю свою жизнь. А в последнюю треть её жизни после знакомства и учёбы в школе у Фрейда, она открыла частную практику, она принимала в Вене посетителей, но не брала за это деньги. У неё были какие-то небольшие, очень скромные средства от родителей. Она издавалась, её достаточно много публиковали: от издания романов, трактатов она, несомненно, получала доход, но сказать, что она жила припеваючи, – это неправильно. Ей никогда не была важна материальная сторона жизни. Она всегда считала, что главное, чем она живёт, – это книги, это беседы, это общение.

Сказать, что она искала знаменитостей – это даже близко не подойти к её пониманию. Сказать, что она их творила, тоже нельзя. Вот я уже говорила о том, что это было такое время, когда она так чувствовала, про что это время, то, что носится в воздухе, то, что переживается, то, что ещё не высказано и невыразимо, или не оформлено четким пониманием, и она взяла на себя смелость это невысказанное высказать собой. Это не гордыня, это глубокое чувствование времени и, если можно так сказать, «мяса» жизни (думаю, вполне материалистически звучит). Да, она выражала собой своё время, была зримым носителем, воплощением того, что в скором времени предстанет для всех некоей утверждённой истиной. И время откликалось. Оно как бы действительно обращало, привлекало внимание именно к её персоне.

Чем она привлекала в первую очередь? Она очень умела слушать. Да, она необыкновенно слушала своего собеседника. Она не принижала себя, не растворялась в собеседнике, но она очень внимательно откликалась на то, о чём ей говорят. Наверное, это было одной из тех её привлекательных сторон, которые, собирали вокруг неё интересных людей.

Кто-то из зала (мужчина): Так это можно понять так, что если есть два человека и каждый своё гнет, то ничего там доброго не получится. Получается, она воспринимала идеи этих великих людей и так их транслировала, что становилась проводником их идей в своём времени.

Т. Г. Иванцева: Вы знаете, мне очень трудно ответить вам, потому, что я не совсем понимаю, что значит: каждый гнёт своё. Когда есть интеллектуальная почва, когда есть общая проблема, по которой могут высказываться противоположные точки зрения, собеседники объединены этим общим началом. И поэтому сказать, что каждый гнёт свое? Она очень любила учиться. Она не отбрасывала свои аргументы, не соглашалась со своим визави. Но она предлагала такие ходы, которые способствовали раскрытию её мысли и находили какие-то взаимоотклики у её оппонентов. Мне так кажется.

Кто-то из зала (мужчина): Ницше и Фрейд были люди не одного, так сказать, направления, каждый своё возглавлял направление, а Рильке был влюблённый молодой человек. Это вполне понятно. Для него она была музой.

Василий Андреевич Старостин, краевед: Можно мне сказать? Хочу выразить благодарность Вам за хороший рассказ, полный. Дело в том, что сегодня мы говорили не о простой женщине, не о представительнице и уж точно не о роковой. Мы говорили о Женщине. Вот той, какой она должна быть и какой она, в принципе, и могла бы быть, если бы не обстоятельства, не библиотекари, не стихи, и не пещеры. Женщина гораздо выше мужчины по своему внутреннему положению, содержанию. Во-первых, она ответственнее гораздо. И когда эта женщина свободно относится к своему женскому, она превращается в высшее существо раз и навсегда. И вот это превращение в Бога мужчина пережить не может. Мужчина может стать командиром, Путиным, Наполеоном. Он может убить миллион человек, как Чингиз-Хан, или оплодотворить 70 миллионов, как тот же Чингиз-Хан.


Василий Старостин

Женщина так не может. Женщина рожает не очень часто. Но когда женщина сама в себе поднимается до высот себя, – это чудо, это свет, к которому можно прикоснуться, можно рассмотреть, что-то увидеть. Вот это и было с Саломе. Жалко, что время это прошло. Потому что прошло время Цветаевой. Прошло время Саломе. Просто прошло. Женщины, к сожалению, вынуждены стать мужчинами в полном смысле этого слова, зарабатывать на хлеб. Вот когда мы ещё раз подойдём вот к этому моменту, когда женщина станет женщиной. Ведь ни один мужчина не смог до неё подняться, вообще ни один. Я уж не говорю про достаточно глупого Фрейда, который запутался сам в себе (смех в зале). Мужчина, он разделяет, расчленяет: вот это коричневое, а это чёрное. У женщины не бывает так. У женщины мир целостен, потому, что она в себе мир носит новый. Неважно, рожала она или нет. Она всё равно носит в себе это начало. И вот когда мужчина приходит… Андреас – это ведь не просто Вассерман, который отказался от этого всего. Вот это и был брак, который заключается на небесах. Они сами это небо создали. Сами его заключили. Вот попробуйте так жизнь прожить, и это будет чудо! Конечно, у них были мелкие грехи, мелкие всякие штуки, ну, без этого, после 30 лет женщине всё равно трудно себя сдержать.

Ещё бы я хотел сказать. Не случайно имя стало Лу. Если мы посмотрим ещё некоторых героинь, там Леля, Лиля Брик. Первая Лилит! Вот та женщина, которая была дарована нам, но которой мы не смогли воспользоваться. И тогда мы взяли кусочек от себя и создали кусочек себя, домохозяйку такую.

Я очень бы хотел, чтобы сегодняшняя встреча нас подняла до уровня женщины, особенно вот тех молодых мужчин, которые ещё могут стать Рильке, ещё могут стать Фрейдами... Вот увидьте в женщине женщину! Ну, и женщина, конечно, должна быть на троне царицей. Вот этого не хватает нам. Мы и так исчезаем уже, а без женщины той мы вообще исчезнем. И что мы будем? Дрова колоть что ли? Надо забывать о пельменях, не бояться быть женщиной. Не бояться! И тогда мужчины снова станут теми… как вы сказали? Неандертальцами? Я смотрел этот документальный фильм. Так этого неандертальца трудно отличить от Валуева. Он побольше Валуева. Дело ведь не в надбровных дугах, дело ведь не в косматости. Дело в том, как мужчина, к сожалению, рассматривается вами... Вы очень по-женски начали рассказ: козлики, барашки... Конечно! Потому что вы нас такими делаете! Если мужчина начинает читать стихи – это нонсенс! Это никто не слушает! Это парадокс! И стихи он должен читать примитивные. А вот если мужчина, чтобы приподняться туда, подползти хотя бы к вам, прикоснуться. Мужчине, чтобы подняться до женщины, надо совершить даже не подвиг. Надо совершить жизнь. И вот совершение жизни и происходило с теми мужчинами, с которыми Саломе беседовала, с которыми она соприкасалась целиком.

Почему я так говорю? Я ведь не знал, я очень к ней просто отнесся. Лет 40 назад я посмотрел «Фенечку». Да так, ерунда полная. Я не был тогда готов. Вот особенная благодарность вам за то, что вы показали, как это может быть. Эта невзрачная на вид женщина обладает таким светом внутренним... И одновременно такой глупостью женской, беспредельной… Но это её делало Женщиной всё равно. И почему имена вот все эти случились великие… Конечно, они были бы и так, сами собой: и Ницше, и Фрейд, и Рильке. Но у них появилось благодаря ей то, что и делает мужчину мужчиной. Мужчина должен первым побежать куда-то. Его женщина послала – и он побежал. И вот тогда возникает это движение, которое мы зовём жизнью. Спасибо вам. Спасибо.
Аплодисменты

Кто-то из зала (мужчина): Если вас послушать, то получается, что от Саломе никого не осталось. Так? Её идеи я имею в виду. Ницше и Фрейд – тоже какие-то тупиковые пути… Но в конечном счете, и они ничего толкового не сделали. Если будут одни такие великие, общество исчезнет!

В. А. Старостин: Вообще все женщины, которые большие и интересные, их надо не читать, их надо смотреть, ими надо любоваться. И не стараться понимать, откуда они деньги доставали. Это бессмысленное занятие, потому что женщина, настоящая женщина, она не занимается пустяками, хотя может прекрасно готовить. Она занимается жизнью. А мы мелкие оплодотворители этой жизни. И нас может быть очень много. Вот в случае Саломе и показано, как много может быть мужчин, которые все вместе чуть-чуть-чуть могли её чем-то развеселить. Это наш удел, и не надо ничего строить из себя. И когда женщины во всем мире возьмут власть, а я надеюсь, это очень скоро произойдет. Вот тогда и мы начнём расти вслед за ними. И когда-нибудь появится мужчина, единственный, тот, которым женщины будут гордиться и восхищаться так же, как мужчины восхищались Лу Саломе.

 Г. К. Макарова: Татьяна Генриховна, так роковая женщина или не роковая? И что такое роковая женщина? Если коротко попытаться это сформулировать…

Т. Г. Иванцева: Вы знаете, мне одновременно тоже хочется сказать спасибо за те вдохновенные слова, которые были произнесены в конце нашего вечера Василием Андреевичем Старостиным. Но я согласна и не согласна с Вами. Моя главная мысль, как мне казалось, в рассказе о Лу Андреас-Саломе, в предварительном моём слове, была сказана. Вот это переживание мужского в женском, а женского в мужском, не «женское – мужское», не женщина делает мужчину и не мужчина делает женщину, хотя одновременно делают и то, и другое. Понимаете? А то, что она поняла… Думаю, что это человеческое начало через доверие друг к другу. Неважно, кому ты доверяешь. Главное – вот эта открытость и доверие к жизни. А в мужском это виде идёт или в женском виде, это уже вторично. И отсюда её фатумность. Она не погубительница мужчин, поэтому я говорила в самом начале о том, что не надо это привязывать к инфернальному началу, которое связано только с материально-телесным низом. Это не абсолютно платонические отношения, это не абсолютный чистый дух, который где-то веет. Она была всем в этой жизни. В этом её завет, договор с жизнью, которую она прожила так, как она её прожила. Иголку нельзя просунуть между тем, о чём она думала и как она думала и тем, как она жила. Это был такой совершенный образец того, что Фрейд, несмотря на всю глупость и стариканчество своё, называл подлинностью. Вот в этом её трагедийность, и в этом её роковость.

Г. К. Макарова: Я хочу добавить, что мы видели сегодня фрагменты из передачи «Больше, чем любовь. Лу Саломе и Андреас». Очень много видеопередач, фильмов выставлено вКонтакте в интернете на странице «Роковые женщины», много информации есть на сайте библиотеки им. Герцена. Там же будет выложены все наши сегодняшние разговоры, стенограмма, фотографии, видео.


Татьяна Иванцева и Галина Макарова

Фото В. Подлевских

Кроме того, сегодня нас снимал кабельный канал «Девятка ТВ». Передача выйдет в эфир 21 марта в пятницу в 18 часов. Смотрите в сети или на сайте нашей библиотеки или на странице «Зелёной лампы» вКонтакте.

Конечно, мы не полностью раскрыли то, что было заявлено в теме, но я думаю, мы получили сегодня очень ценную информацию, которую трудно было бы в другом месте получить. А остальные дамы, которые были перечислены в анонсе, они более известны, мы о них уже что-то знаем и при желании сможем ещё пополнить свои знания о них. Книги, как всегда, можно взять в отделе абонемента.

Ну, и конечно, огромное спасибо Татьяне Генриховне, Яне за интереснейший разговор, за глубокий анализ важнейших человеческих проблем. Мы получили замечательный материал для размышлений не только о жизни и взглядах этих уникальных людей, но и о том, что волнует нас сегодня не меньше, чем столетие назад.

И спасибо всем за внимание к этой теме, к нашему клубу. Спасибо вам, и приходите к нам 10 апреля на обсуждение не менее интересной темы: «Марио Варгас Льоса: мятежный дух политики в литературе».
Аплодисменты




ЧТО ЧИТАТЬ:



ЛУ АНДРЕАС-САЛОМЕ:


***



ЕЛИЗАВЕТА ДМИТРИЕВА (ЧЕРУБИНА ДЕ ГАБРИАК)


***







МАРИЯ ЗАКРЕВСКАЯ-БЕНКЕНДОРФ-БУДБЕРГ:





ТАТЬЯНА ОКУНЕВСКАЯ


***





СВЕТЛАНА АЛЛИЛУЕВА


***









ЕЛЕНА ШИЛОВСКАЯ (БУЛГАКОВА):







ЛИЛЯ БРИК:







ЭЛЬЗА ТРИОЛЕ:





ЗИНАИДА РАЙХ:





ЕЛЕНА ДЬЯКОНОВА (ГАЛА):







ЛАРИСА РЕЙСНЕР:





ОЛЬГА КНИППЕР-ЧЕХОВА:





МАРГАРИТА КОНЁНКОВА:







СТРАНИЦА КЛУБА «ЗЕЛЁНАЯ ЛАМПА» ВКОНТАКТЕ

СТРАНИЦА «РОКОВЫЕ ЖЕНЩИНЫ ХХ ВЕКА И ЛИТЕРАТУРА» ВКОНТАКТЕ


Отзывы к новости
Цитировать Имя
Татьяна, 22.09.2014 15:44:34
Нашла, наконец:
"Ситуация в литературе — это маленькая наглядная модель того, что происходит в обществе. Интеллигенция решает, что важно, а что не важно, что правильно, а что нет, нисколько не считаясь с мнениями и миропредставлением служилого (чиновничество — оно не только ворует) и трудового сословий, поскольку сами эти мнения и само это миропредставление для неё «неправильны» и «неважны».

А то, как она её определяет, обусловлено, в свою очередь, тем, что происходит наша интеллигенция, как я уже говорил, от мещанства. (Тому есть, опять же, косвенные подтверждения в литературе: иначе с какой стати у нас стали бы считаться серьёзными литературными событиями книжки Елены Чижовой, Марины Степновой или Евгения Водолазкина?)"

http://sputnikipogrom.com/society/21175/wannabe/
Назад | На главную

џндекс.Њетрика