Версия для слабовидящихВерсия для слабовидящих
Зелёная лампа
Литературный дискуссионный клуб

25 ФЕВРАЛЯ 2010 ГОДА

Заседание литературного клуба «Зелёная лампа»

«ЛИТЕРАТУРНАЯ КРИТИКА НА ВЯТКЕ:
СОВРЕМЕННОЕ СОСТОЯНИЕ И ПЕРСПЕКТИВЫ»

 

И. Крохова, руководитель клуба «Зелёная лампа»: «Добрый вечер! Начинаем очередное заседание нашего клуба, но прежде чем мы перейдём непосредственно к теме сегодняшней встречи, хочу сделать несколько объявлений.

Во-первых, объясню, почему мы встречаемся не как обычно – в первый четверг месяца, а 25 февраля. В этом месяце у нас была запланирована встреча с Андреем Балдиным, но он, к сожалению, из-за болезни  не смог приехать, и нам в срочном порядке пришлось менять планы, переносить заседание на конец февраля. А вот в марте мы вновь собираемся в первый четверг (4 марта),  и тема нашей встречи будет звучать так: «Готическое общество: стиль XXI века». Заседание обещает быть очень интересным, главный доклад со слайдовой презентацией готовит сотрудник нашей библиотеки, Елена Аркадьевна Чемоданова. Её выступление также будет сопровождаться музыкой группы «Агата Кристи».

Ещё одно объявление: мы продолжаем серию  встреч в рамках проекта «Кинопоказ в Герценке». 10 марта в 18 час. в читальном зале гуманитарного отдела (Герцена, 50, 2 этаж) состоится просмотр документального фильма «Слово» режиссёра Сергея Мирошниченко. Фильм  этот новый, в 2009 году он стал лауреатом фестиваля «Лавровая ветвь» в номинации «Лучшее полнометражное неигровое кино». Представлять его будет Марина Дохматская, которая и помогает нам в организации этих показов.  Так что, ждём вас на просмотр и обсуждение фильма.

А сейчас я передаю слово Татьяне Леонидовне Машковцевой, ведущей сегодняшней встречи. Многие из вас её хорошо знают по работе в краеведческом отделе и Книжной палате Герценки, а не так давно её перевели к нам в абонемент. Чему мы очень рады.

Тема, которую мы сегодня будем обсуждать, ей особенно близка: в своё время, работая в Книжной палате, она занималась организацией ежегодных выставок «Вятская книга года», участвовала в подготовке и проведении конкурса «Лучшая вятская книга года». Впрочем, она сама об этом расскажет».

Т. Машковцева, гл. библиотекарь отдела абонемента: «Ещё раз, здравствуйте, и огромное спасибо всем кто сегодня пришёл на эту встречу. Мы, честно говоря, переживали: соберётся ли аудитория, так как тема – непростая, спорная, но, как видите, у нас сегодня – аншлаг. Хотя, к сожалению, действительно, пришли не все, кто обещал.

Я никогда такие заседания не вела, очень волнуюсь, поэтому прошу строго меня не судить, если будет что-то не так. Сразу же хотела бы объяснить, почему возник этот вопрос: «Литературная критика на Вятке». Произошло это не вдруг. Вот есть такая страна – Россия, основные литературные силы сосредоточены, конечно, в столице и крупных городах, но общий литературный процесс складывается, как мозаика, из того, что происходит, в том числе и в провинции. В каждом регионе идёт какая-то своя литературная жизнь: писатели – пишут, другое дело, что в силу разных причин они не всегда готовы к тому, чтобы выйти на российский литературный рынок.

Так вот, мне, как простому читателю крайне интересна и важна оценка того, что происходит в нашей местной литературе. Конечно, я способна прочитать и оценить произведение и сама, всё-таки есть какое-то образование, жизненный опыт и т.д., но мне крайне важна и оценка профессионала. Хотя бы для того, чтобы более объективно, глубоко понять то, что прочитано. Уверена, что в этом желании я не одинока, потребность в профессиональной критике у вятского читателя, зрителя есть.

Вторая причина, сподвигшая нас на эту встречу, заключается в следующем: Ирина Николаевна уже говорила, что в течение 7 лет я была причастна к организации конкурса «Вятская книга года». В этом конкурсе есть номинация «Лучшее литературное произведение» – одна из самых трудных. Найти человека в экспертный совет, жюри, для того, чтобы оценить написанное за год, оценить с точки зрения литературных достоинств и недостатков – крайне сложно. Во-первых, оказалось, что мы друг друга попросту не читаем. А во-вторых, дать оценку кому-либо в провинции сложно по причине того, что все друг друга знают. Сказать то, что ты думаешь по поводу написанного своему хорошему знакомому, а особенно, глядя ему в глаза,  –  на это способны очень немногие. И это понятно: человек старался, писал, душу вкладывал, а тут ты пришёл со своим мнением.

Возникает вопрос: а возможна ли в принципе какая-то профессиональная критика в провинции? Не только литературная, но и театральная, например. Не уверена.

Ну и, конечно, последним аргументом, который заставил нас обратиться к этой теме, стала книга Антона Анатольевича Каскова «От сохи!», которая вышла год назад и, прямо скажем, наделала немало шума. Я не буду давать сейчас оценку этой книге, хотя у меня, как у читателя,  есть что сказать.

Когда мы начали подготовку этого заседания, стало интересно, а как обстояли дела с литературной критикой на Вятке в прошлом? Мы попросили преподавателя Вятского гуманитарного университета Галину Николаевну Шершнёву осветить историю этого вопроса, и она любезно согласилась это сделать.

Кстати, мы оформили небольшую выставку, где попытались представить вятскую литературно-критическую мысль в развитии. Здесь вы можете увидеть различные издания, в первую очередь, периодические, которые выходили в разное время в Вятке и на страницах которых присутствовали в той или иной мере критические материалы».

Г. Шершнёва, преподаватель ВятГГУ: «Я не занималась вопросами критики специально, ни в общероссийском масштабе, ни в нашем вятском. Но изучая поэзию, прозу Вятского края, я, естественно, сталкивалась и с произведениями критического характера. В какой-то степени фиксировала это, и вот, когда ко мне обратились с такой просьбой, я снова перелистала свои записи, посмотрела: что же у нас было и чего не было с точки зрения критики.

Общее впечатление: критика у нас, конечно, была, но она была слабой стороной, слабым звеном на протяжении последних двух столетий – девятнадцатого и двадцатого. При всём том, что наши вятские газеты неизменно высоко оценивались в общероссийском масштабе, нередко «Вятская газета» и другие отмечались как лучшие среди провинциальных периодических изданий. И, тем не менее, критика, действительно, не получила у нас значительного развития. Что же у нас было?

Прежде всего, надо сказать, что у нас всегда, и в XIX веке, и в первой половине ХX века, очень хорошо был поставлен библиографический отдел в местных газетах. Даже не столько в качественном отношении, а в том, что они систематически откликались на всё, что выходило в Вятке, а иногда и на столичные издания. Благодаря двум отделам в местных газетах – библиографическому и отделу литературной хроники –  можно составить представление о том, чем жили писатели, что волновало их, что интересовало читательскую аудиторию. Они очень лаконичны эти материалы, поскольку занимали небольшой объём в изданиях, но всё-таки дают пищу для размышлений.

В наших главных периодических изданиях в «Вятских губернских ведомостях» (я имею в виду литературное приложение), «Вятской газете», «Вятской речи», «Вятском крае» и др. публиковались критические материалы и на рубеже веков и, в особенности, в первые десятилетия ХХ века. Но это были разрозненные материалы. У меня сложилось впечатление, что в этих газетах не было отдела, который обычно бывает в центральной прессе, когда литературный обозреватель, сотрудник газеты регулярно даёт для публикации  материал критического плана. И что вызывает наибольшие трудности для анализа – это то, что большинство текстов вообще не подписаны или подписаны лишь инициалами.  И ещё у меня сложилось впечатление, что лучше в Вятке всё же была поставлена театральная критика, нежели литературная.  Но это чисто субъективное ощущение.

Говоря о дореволюционной прессе,  всё-таки следует сказать, что попытки наладить литературно-критический отдел в отдельных газетах были. В этом плане я отметила для себя очень уважаемую и известную газету «Вятская речь». Среди всех материалов, которые они печатали по вопросам литературы, театра и культуры в целом, особенно бы я выделила написанные целеустремлённо, профессионально материалы Л. Синегуб. Эти тексты публиковались в 1915-1917 годах под названием «Журнальное обозрение», в них не просто поверхностное перечисление, а была предпринята попытка обозрения «толстых» литературных журналов, выходивших в то время в России.

Автор выбирала какую-то тему или наиболее интересные произведения, близкие по теме и делала анализ. Часто она обращалась не только к художественным произведениям, но и к публицистике, и другого рода материалам. Синегуб стремилась не только познакомить читателя с новинками, но и определённым образом сформировать взгляд читателя, привлечь его внимание к тем или другим проблемам, волновавшим русское общество. Ни для кого не секрет, что в то время шло нарастание «левых» настроений в обществе, и газета, где публиковались эти обзоры, тоже была демократического, «левого» толка, подобных взглядов придерживалась и Синегуб. И своими журнальными обозрениями она формировала общественное мнение, настроение. Это отчётливо видно, когда читаешь её тексты, любой обзор сводится в итоге к какой-то проблеме: человек и война, проблема личности и т.д. Вот это, я считаю, уже была настоящая критика, хотя здесь речь шла только о произведениях крупных российских писателей – Горького, Андреева и других, опубликованных в центральных журналах. Собственно вятской литературы она не касалась.

В годы революции и гражданской войны, как вы понимаете, было не до критики. А вот следующий этап наступает в середине 20-х годов ХХ века. В это время возникает множество литературных кружков, в рамках которых и делаются попытки создания критики. И делают это люди талантливые, интересные, целеустремлённые. «Вятская правда» в то время начинает регулярно публиковать критические материалы, и здесь были представлены буквально все жанры: обозрение, литературный портрет, литературная рецензия, некролог, очерк и т.д. Писали как о наших авторах, так и о писателях новой России. Организаторы этого критического отдела «Вятской правды» стремились не только познакомить читателей с творчеством писателей новой России, но и дать представление о тех направлениях, течениях, которые были в дореволюционной России в эпоху Серебряного века. Кстати, наша молодая пролетарская поросль очень интересовалась именно Серебряным веком: это обсуждалось в литературных кружках и т.д. Вот это меня поразило. И что мне особенно польстило, что эти молодые недавние красноармейцы очень высоко оценили творчество Есенина. В самый разгар травли поэта, когда и Бухарин выступает со своей статьёй и другие, они дают литературный портрет Есенина, пишут стихи, посвящённые ему, всё это – вопреки официальной тенденции.

Но, к сожалению, этот этап в развитии критики  был очень непродолжительным и оборвался по    целому ряду причин. Во-первых, Константин Алтайский уезжает из Вятки в Калугу, уезжает в Москву Майский – это журналисты, которые много сделали для развития вятской журналистики. Но дело не только в людях, но и в том, что происходит в стране в это время. В 1929 году к нам в Вятку приезжают Рюрик Ивнев и Анатолий Мариенгоф, выступают перед публикой, и тут начинается их травля: разборы, негативные статьи о них… В этом же году на страницах наших газет появляются критические статьи о Замятине и Пильняке в связи с публикацией «Красного дерева» и романа «Мы». Естественно, это не вызывало у людей желания вмешиваться во всё это.

И ещё один фактор, который, на мой взгляд, затормозил у нас развитие критики: мы становимся частью Нижегородской губернии и теряем самостоятельность и как область, и как писательская организация. Возможностей у наших писателей становится меньше. Но на что я хочу обратить ваше внимание: в это время в Нижнем Новгороде выходит журнал «Натиск», и в нём появляется отдел «Критика», не просто «Литературные новинки», «Новости», а именно «Критика». И там выступает очень уважаемый у нас литературовед Константин Владимирович Дрягин, правда, его статьи находятся на грани литературоведения и критики. Это не чисто критика, он затрагивает и теоретические вопросы. Но положение Дрягина, его выступления не могли дать толчок развитию критики у нас. Почему? Потому, что его обвиняли всё время во всяких уклонах, его критиковали, т.е. он сам был в положении не очень благоприятном. Но всё-таки я бы хотела отметить эти его выступления.

Что происходит дальше? В 30-е годы начинается господство ортодоксальной официальной критики, выступают Долматов, Изместьев, Ермилов, Рюриков – ортодоксы того времени. Они печатаются на страницах наших газет (не знаю, были эти их статьи написано специально для вятских газет или это перепечатка) и задают, так сказать, тон  критической публицистике. И это направление, к сожалению, утвердилось у нас надолго.

Вот это то, что я могу сказать, дальше – второй половиной ХХ века - я уже не занималась. Единственное, что я ещё не упомянула, но сказать об этом надо обязательно: всё-таки у нас на рубеже веков была профессиональная критика. Это «Вятские епархиальные ведомости». Там регулярно печатались критические статьи, выступали Афанасий Веселицкий,  Александров, Смирнов. Это были священники, преподаватели Вятского епархиального училища. Они писали профессионально, т.к. были людьми подготовленными: окончили Казанскую духовную академию, а там был хороший преподавательский состав. Конечно, эти статьи были определённого направления – взгляд духовенства на литературу. Они обращались к творчеству Толстого, Чехова, Тургенева, писали о современных молодых писателях, но, повторяю, всё это рассматривалось и исследовалось под определённым углом.
Спасибо за внимание».
(Аплодисменты)

Т. Машковцева: «Я хочу сделать дополнение про послевоенное время, в эти годы выходило множество альманахов и вот, например, один из них – альманах «Кировская новь» 1951 года. В нём опубликована статья «Творчество кировских писателей в период после Постановления ЦК ВКП (б) по вопросам литературы и искусства». Вот это тогда  и считалось критикой.

Сейчас хотелось бы перейти к сегодняшнему дню. Галина Николаевна правильно сказала, если за плечами есть образование, есть талант, то тогда может получиться критик. Вот есть у нас в Вятке такой поэт Иван Гаврин, я хочу понять, а как оценивать такие стихи? Я сейчас не буду их зачитывать вслух…»

Е. Крохина: «А почему нет? Зачитайте!»

Т. Машковцева: «… он, кстати, врач-нарколог……Нет, вы знаете, это невозможно читать, лучше я пущу по рядам.

Я хочу понять: стихи это или не стихи? Хотя в данном случае, я где-то даже восхищаюсь Иваном Гавриным и удивляюсь, что так можно писать!

Когда появились стихи Гаврина – все посмеялись и забыли, но дело в том, что подобных книг становится всё больше и больше. Без должной оценки планка всё-таки снижается.

Быть критиком, мне кажется, очень сложно. К тому же,  вопрос: можно ли его воспитать?  Мне кажется, что если ты сам никогда не пробовал писать, то хорошего критика из тебя не получится. Это моё частное мнение. У нас сегодня здесь присутствуют люди профессиональные, и хотелось бы услышать их мнение».

Н. Богатырёва, канд. пед. наук, преподаватель ВятГГУ: «Возможна ли критика на Вятке? Попытаюсь ответить на этот вопрос. Естественно, у нас нет вузов в Вятке, которые готовили бы профессиональных критиков. И вообще, по-моему, такой вуз единственный в России – это Литературный институт, где есть семинары поэзии, прозы, драматургии и, в том числе, литературной критики. Профессионально готовят там, но, если с чего-то начинать и на что-то опираться, то исходная позиция – это любой филфак, где теоретически готовят к тому, чтобы знать, что такое литературная критика, чем она занимается, каковы её задачи, в чём её специфика. Это азы, та база, без которой критика не существует. Я думаю, с этим согласятся все, и наш выпускник Антон Касков с этого начинал. Базовое филологическое образование даже при отсутствии специального творческого образования даёт возможность, по крайней мере, озадачиться, что называется.

Я абсолютно согласна, что критик рождается тогда, когда он чувствует, во-первых, возможность, потребность в этом и когда у него объективно есть талант. Но вот кто будет оценивать – есть у него этот талант или нет? Конечно, надо пробовать, пытаться состояться. Талант к слову, талант к творчеству необходим. Человек, который не пробовал писать пусть даже хотя бы эссе, научные статьи, тому трудно сделаться критиком. У нас на Вятке всегда будет существовать проблема разграничения: литературоведение не может не существовать, поскольку существует вуз, существует факультет и все преподаватели, которые там работают так или иначе избирают для себя нишу в литературной науке и там работают. В какой мере преподаватель-литературовед может стать литературным критиком – это опять же, на мой взгляд, в большой степени зависит от таланта.

Что ещё необходимо критику, по моему глубокому убеждению? Определённая чёткая позиция: общественная, нравственная и то, что мы называем определённым взглядом на современность, на тенденции развития современной литературы, на общественно-политическою ситуацию и т.д.  Конечно, каждый из критиков уже является причастным к тому или иному направлению. Вятская литературная критика, наверное, тоже какую-то уже сформировавшуюся область способна для себя выбирать.

Кстати, меня вот что удивило… Может быть, кто-то видел вчера передачу «Апокриф» Ерофеева? Поразительно, как это совпало с тем, чем мы заинтересовались. Ну, конечно, в столице всегда с каким-то уклоном, я бы сказала,  с перехлёстом это осуществляется: просто для того, чтобы привлечь внимание. Так вот вчера на этой передаче полемически обсуждались два вопроса: критику рассматривают, и об этом вчера многие говорили на «Апокрифе», как явление, которое рождается от того, что человек не может себя реализовать в одной из творческих областей. Попробовал быть драматургом – не получилось, попробовал прозу – тоже не пошло, поэтом большим – не стал и т.д. И поэтому выбирает для себя критику. Но вы сами понимаете, что если от этой печки плясать, то ничего хорошего не будет. Тем более, что критику многие упрекают в том, что она слишком злобная, слишком пристрастная, слишком оскорбительная. Вчера один из участников передачи привёл статистику, он написал пьесу, поставили её в театре, вышли 20 отзывов и все абсолютно ругательные и отрицательные. Ему повеситься захотелось после этого сразу. Но с другой стороны, если критику так рассматривать, то тоже ничего конструктивного не получится.

Потом ещё затрагивался вопрос о том, должна ли критика быть равновелика литературе, которую она оценивает. В определённой мере это вопрос, который связан с признанием таланта критика. Примеры приводились, конечно, сплошь из XIX века. Даже имя Белинского поначалу было упомянуто в связи с тем, что вот он себя попробовал в драматургии – не состоялся и потом стал вот таким пламенным и ярким критиком. Говорили и о том, что у каждого большого писателя был свой критик, вернее, так складывалось исторически: у Толстого был Страхов и т.д. Достоевскому в этом плане не повезло…»

В. Старостин: «Ничего, в наше время родились его критики…»

Н. Богатырёва: «Тут возникает ещё одно явление: всегда в русской литературе существовало такое понятик, как писательская критика. И с моей точки зрения, писательская критика – это, вообще, наиболее интересный аспект в этом плане. Писатель, поэт, драматург не только творит, создаёт оригинальные, новые тексты, но и в какой-то момент становится ещё человеком, который пытается объяснить читателю, общественности произведение другого автора, собрата по перу. Примеров таких великое множество, если приводить современников, но не вятских опять же, то мы недавно в клубе упоминали Романа Сенчина. Я подчеркну ещё раз, что я познакомилась с его рассказами, прочитала роман «Ёлтышевы» и сборник его критических работ. Так вот, как критик он меня убедил больше, чем как прозаик. Мне показалось, что это одно из самых талантливых и одно из самых свежих явлений в области литературной критики».

Т. Машковцева: «Сенчин, между прочим, тоже родился не в Москве, а в провинции. Другое дело, чтобы состояться как писатель, он всё-таки поехал в столицу. У нас в Вятке есть, мне кажется, в этом смысле не совсем типичный пример, когда происходит обратное.  Борис Дмитриевич Павлович. Мне кажется, что театральная критика всё-таки связана с литературной, хотя бы потому, что в основе любой театральной постановки – лежит литературный сюжет. Борис Дмитриевич у нас человек пришлый, его до сих пор воспринимают как столичного жителя…»

Б. Павлович, художественный руководитель «Театра на Спасской»: «У меня местная регистрация…»

В. Старостин: «Чуждый, чуждый нам элемент…»

Т. Машковцева: «… он приехал не так давно из столицы в провинцию и у него в этом смысле – свежий взгляд. К тому же, по роду своего занятия – он человек критикуемый. И я помню, что он не раз, особенно поначалу, высказывал такую мысль… Ну, одним словом – плохо у нас на Вятке с критикой. Как правило, критика у нас не дотягивается до уровня художника, и так дело обстоит и в театре, и в литературе».

Н. Богатырёва: «Это, безусловно, так …»

Б. Павлович: «Я немножко по-другому формулировал».

Т. Машковцева: «Вот Вы меня и поправьте…».

Б. Павлович: «Я формулировал, что на Вятке просто априори не может быть школы театральной критики и какой-то сформировавшейся критической позиции, от которой можно было бы отстраивать оценку конкретного спектакля, потому что отсутствует понятие театрального процесса. Дело в том, что личность критика всегда связана с личностью режиссёра, и театральная критика появляется в момент появления режиссёрского театра. Понятно, что когда Белинский  или вся эта демократическая школа критикуют спектакль, то они оценивают не столько саму постановку, сколько некое социальное явление, возникшее в связи с этим спектаклем. То есть собственно театральный язык они не анализируют, потому что он стихиен. Каждый актёр играет так, как ему захочется, поэтому анализировать замысел невозможно. Кому предъявлять счёт? К артисту Каратыгину? К артисту Мочалову? Поэтому когда появляется фигура режиссёра, то это обуславливает и появление фигуры критика. И собственно счёт специфически театральных критиков мы ведём от М. Пугеля, который возник и расцвёл с появлением МХТ, Мейерхольда, Таирова, Фёдора Коммисаржевского и т.д. То есть когда появились режиссёры, которые могли выразить свою авторскую позицию, тогда появились и критики, которые  эту авторскую позицию стали анализировать. В этом смысле театральная критика – это молодой профессиональный институт.

Если это переложить на сегодняшнюю вятскую ситуацию (а у нас в Вятке, грубо говоря, присутствует три режиссёрских фигуры), то понятно, что сложно на этих трёх фигурах проанализировать некий процесс. Для этого человек, который хочет анализировать эти спектакли, должен быть включён в общероссийский театральный контекст. Театральный критик возможен только в том случае, если он в курсе того, что происходит в России. И тут возникает чисто технический момент: это дорого – ездить в Москву, Петербург, Омск или просто три раза в год выбираться на фестивали вроде «Сибирского транзита» или «Реального театра» в Екатеринбурге, чтобы отсматривать, что сейчас происходит в театре. И уже в контексте этого анализировать собственно вятские спектакли.

Поэтому мы каждый раз в критической статье, посвящённой театру, имеем взгляд на конкретный спектакль вне сегодняшнего контекста. И в этом смысле – это не совсем театральная критика. Это скорее, действительно, литературная критика спектакля, журналистское впечатление от премьеры, социологический взгляд на, опять-таки, премьеру. Или просто эссе. Но собственно театральной критики, до тех пор, пока не появится такой человек, быть не может. Это объективный факт, это норма и тут говорить, что какой-то критик не дотягивает… Это просто не корректная постановка вопроса, она неправомочна.

Киров, как я уже говорил, это нетеатральный город в смысле процесса. А функционально не театральному городу профессиональный театральный критик, к сожалению, не нужен.  Если взять все наши театры, то премьеры выходят в среднем раз в месяц, получается, что критик будет простаивать. Насколько я знаю петербургских, московских критиков у них другая проблема: они не успевают всё отсматривать. Появляется дифференциация: критики музыкального театра, кукольного, драматического, экспериментального. И тогда возникает научный подход: человек видит процесс, поэтому на каждое явление он смотрит в некой иерархической связи. Это одна сторона вопроса.

Вторая сторона вопроса – это понимание собственно технологии. Вы сказали о литературоцентричности театра, но это такой спорный вопрос: литературоцентричен ли театр как таковой. Потому что у театра всё-таки есть свои автономные законы, один из которых это, конечно, интерпретация первоисточника. Но это только один из законов. Второй закон – это темпоритмическая работа. Третий закон – это сценографическая работа. Четвёртый закон – это принцип существования актёров. Четвёртый закон – характер взаимодействия со зрительным залом.

Существует множество объективных театральных законов, сформулированных ещё со времён Мейерхольда, который был первым методологом театра. Он сделал то, что до него не сделал Станиславский, который занимался только проблемой актёра, а Мейерхольд проанализировал все структурные элементы театра, сформулировал их. Следовательно, если анализировать спектакль пусть даже и вне мирового контекста, то всё равно нужно оценивать по его индивидуальным законам.

По законам поэзии невозможно оценивать прозу и наоборот. Мы же понимаем, что это специфические формы, то же самое происходит и в живописи, и в скульптуре. Понятно, что каждый человек имеет право на свой взгляд на это произведение, потому что оно ему адресовано: здание строится для человека, картина пишется для человека. Человек обязан иметь свой индивидуальный взгляд, но если мы говорим о профессиональной оценке, мы должны понимать: что это – капитель, что это – пилястры, что это – фундамент. Когда мы анализируем поэзию, мы понимаем, что это – хорей, амфибрахий. То же самое, когда мы анализируем спектакль, мы должны понимать что есть определённые категории, в которых реализуется спектакль.

Конечно, в вятской прессе, выходящей по итогам спектаклей, ни одного из этих специфически театральных и собственно предметно театральных единиц измерения нет. А спектакль оценивается, как я уже сказал, литературоцентрично, то есть в отношении с первоисточником и социоцентрично – что это по отношению к сегодняшней социальной реальности. Это две периферийные грани театра, не онтологические, это не суть театра. А суть театра – всё-таки существование актёра и композиция. Вот это если в двух словах».

Т. Машковцева: «Впору схватиться за голову! Что же тогда получается: чтобы быть хорошим литературным критиком (про театрального – я вообще молчу!), надо иметь за плечами вот это, вот это и вот это? Для  местных условий – это какой-то высший пилотаж, это нереально. Что же делать мне, рядовому читателю, в таком случае?»

В. Старостин: «Смотреть телевизор, там всё расскажут и объяснят…»

Б. Павлович: «Можно я завершу своё высказывание. Это не значит, что читать вот эти публикации –  бесполезно и безинтересно. Нет, я все публикации читаю с большим интересом. Просто я как бы разграничиваю, что это собственно взгляд того человека, которому спектакль адресован. Вопрос был поставлен так: «Возможна ли профессиональная театральная критика на Вятке?». Невозможна. Но – нужно ли знать, как люди воспринимают спектакль? Нужно! В этом смысле всегда интересно читать любые рецензии, потому что из статьи всегда вычитывается психологический портрет пишущего. И когда есть опыт чтения этих критических текстов, и ты понимаешь, с какой колокольни человек обзирает спектакль, то ты можешь составить стереофоническое восприятие этого спектакля из зрительного зала».

Т. Машковцева: «И следующий спектакль Вы, получается, будете сознательно упрощать?»

Б. Павлович: «Почему?  Нет, человек же сложный сидит на спектакле, сложносочинённый. То, что он не является театральным критиком, не делает его упрощённой личностью. Это всё равно личность. И мне очень интересны взгляды разных людей: физиков, медиков… Вот мы, например, 24 марта будем играть целевой спектакль «Толстая тетрадь» для медакадемии. Придёт четыреста студентов, и мне очень интересно, как они будут смотреть. Я сяду с ними в зал, потому что они тоже очень специфические и заинтересованные зрители, раз они попросили целиком зал.

Просто надо разделять эти вещи. Если я хочу получить профессиональную оценку, я что делаю? Я приглашаю профессиональных театральных критиков. Вот собственно на премьере «Дубровского» у нас был семинар, когда мы привезли пятерых профессиональных театральных критиков, сотрудников петербургского театрального журнала, которые тем и занимаются, что на протяжении многих лет анализируют театральный процесс. Весной должен выйти журнал, и там будут, в том числе, и статьи о нашем театре. Я сейчас с любопытством ожидаю этого. Вот это и будет собственно театроведение. Понятно, что для того, чтобы спектакль находился в контексте, нужно приглашать профессионалов для конкретной задачи. Точно также как человек приглашает печника, когда ему нужно сложить или починить печку. Но при этом совсем необязательно, чтобы печник у него всегда дежурил дома».

Т. Машковцева: «Тогда получается по аналогии, если я, например, написала какую-то книгу и хочу получить профессиональную оценку, я должна обратиться к профессиональному критику, которых на Вятке нет. Так?»

Б. Павлович: «Понимаете, количество текстов, которые публикуются, пропорционально значительно выше, чем количество спектаклей. В случае с литературой всё-таки определённый вятский контекст присутствует».

Т. Машковцева: «И, тем не менее, мы наблюдаем, как на протяжении многих лет все попытки наладить издание каких-то литературно-художественных журналов заканчивались крахом. Выходило множество журналов («Складчина», «Собор» и др.), где предполагалась в том числе и профессиональная литературная критика, но, как правило, дальше первого номера дело не шло… Если это была газета, как, например, «Сократ», то выходило, в лучшем случае, 2-3 номера. В чём дело?

Вот даже сегодня, по-моему, очень показательно отсутствие здесь профессиональных писателей. Когда мы готовили это заседание клуба некоторые члены областной писательской организации так и говорили: «Да, ты чё, с ума сошла? Я не пойду!»

В. Старостин: «Почему?»

Т. Машковцева: «Действительно, почему?»

Н. Богатырёва: «Вчера на «Апокрифе» как раз это и обсуждали».

Т. Машковцева: «Мне хотелось бы задать этот вопрос ко всем присутствующим, к тем, кто пишет и к тем, кто пытается что-то издавать с большим трудом: Как вы думаете, в чём всё-таки дело?»

В. Катаев, литературный редактор издательства «О-Краткое»: «Я сам давно хотел вступить в ваш очень интересный диалог. Борис Дмитриевич упомянул несколько раз сегодня ключевое для меня слово «театральный процесс».  Вот по аналогии надо говорить о литературном процессе. Это очень важно: есть ли у нас на Вятке литературный процесс, в принципе? А отсюда уже конкретика и так далее.

Когда меня сюда пригласили (спасибо большое), я подумал, как, наверное, и те ваши товарищи, с которыми вы разговаривали, из Союза писателей: «А зачем я сюда пойду? Какое я имею отношение к литературной критике?» Потом я понял, но я же – первый критик! Я – литературный редактор, и рукописи писатели приносят в первую очередь ко мне. В их глазах я и есть критик, то есть враг. Это ещё Крупин говорил: «Ты не знаешь, куда ты лезешь. Ты – друг до первой публикации, и враг – на всю оставшуюся жизнь».

Возможна ли литературная критика на Вятке? Я поддерживаю тех, кто думает, что нет, невозможна. Потому что и собственно литературный процесс у нас – косой и кривой. Но прямо передо мной сидит живой, прекрасно выглядящий литературный критик, можно сказать, литературовед Антон Касков. И по моим понятиям – прекрасный критик, прекрасный! Как ему живётся – это уже другой вопрос. Как его воспринимают, как врага на всю оставшуюся жизнь? Это другой разговор. Но я должен был прийти сюда хотя бы для того, чтобы не осталось у наших потомков ощущения, что вятское общество, будучи современным Антону Каскову, никак не отреагировало на его явление.

Я сейчас немножко волнуюсь и, если позволите, то я, чтобы не уйти в сторону от нашей темы, просто зачитаю те мысли, которые у меня в связи с этим возникли.

Я давно «сыграл в ящик». В том смысле, что смотрю телевизор. Многие не смотрят – принципиально (вроде как стыдно интеллигентному человеку нарушать православное правило «Не забудьте выключить телевизор!»). Я это правило нарушаю довольно часто и беспринципно смотрю, чего там показывают.

Есть целый отдельный канал, который называется «Культура». Но не потому, что всё, что на других каналах, вне культуры, а потому, что всё, что идёт на «культуре», это уж точно культура, так надо понимать.

По счастливой случайности, как раз вчера в рамках этого канала вся передача «Апокриф» была посвящена литературной критике. Историки, философы, литераторы, обсуждая тему, высказали много интересного. Сейчас было бы интересно всем нам пересмотреть запись этой передачи и обсудить её, но уже применительно к теме нашего собрания. Например, вспомнили Карамзина и Пушкина. Карамзин говорил, что у нас в России нет литературы. А Пушкин возражал: какая-то литература у нас есть, но нет литературной критики. То есть можно понять так, что, по мнению Пушкина, полноценного развития литературы без литературной критики быть не может.

И вот тут зададимся вопросом: а как обстоят дела в наше время – и не где-нибудь, а именно у нас на Вятке, где, как многие из нас верят, ещё и свои порядки к тому же? Как тут у нас с литературным процессом? То есть, собственно, с современной вятской художественной литературой (включая поэзию) и литературной критикой?

Ещё два года назад я бы сказал, что больной скорее жив, чем мёртв. Но сильно хворает.Я не о конкретных литераторах (дай Бог им здоровья и долгих лет!) – я о литературном процессе на Вятке. В той мере, в какой он неотделим от общероссийских явлений культуры, он действительно напоминает больного, страдающего от последствий множественных переломов, полученных в разное время. Октябрьский переворот, революционная вольница двадцатых, Сталин, социализм, Союз писателей, номенклатура, война, репрессии, хрущёвское наступление на русское православие и хрущёвская же «оттепель», Брежнев, Андропов, Горбачёв, перестройка, гласность, плюрализм и маниловские «консенсусы», атомизация общества, разрушительное атомное деление на «патриотов» и «демократов» (в первую очередь, среди литераторов и других деятелей культуры), расстрел Белого дома и «лихие девяностые»…

Словом, было бы даже странным, имея такую историю, рассчитывать на спокойное и поступательное развитие целостного литературного процесса. Литературная критика «Огонька» совершенно противоположна литературной критике журнала «Наш современник». В таком городе, как Киров-на-Вятке, - перемежающаяся литературная хромота и безуспешные периодические попытки создать хоть какой-нибудь литературный, культурологический журнал. Литература превратилась в лит-шоу-бизнес – и это по всей стране, где-то на столичном, а где-то на провинциальном уровне. «Жёлтая пресса», а она практически вся в той или иной мере «пожелтела», о литературе, как таковой, не пишет, а пишет разве что о литературной жизни, скандальной, но всё же не такой грязной, как жизнь грандиозного чисто-конкретного шоу.

Я хочу здесь пояснить: вот есть литературный процесс, а есть литературная жизнь. Это разные вещи. У нас это путают, и вся литературная пресса полностью посвящена литературной жизни: скандалы, кто с кем женился, развёлся и т.д. Но у нас в Вятке и тут особенность: у нас пресса «пожелтела», конечно, но особенно скандалами всё-таки не увлекается…».

В. Старостин: «У нас литературная жизнь хорошая. Я знал это…»

В. Катаев: «Так или иначе, если почитать наши вятские газеты, послушать местное радио и посмотреть местные телеканалы, то выясняется, что литературы нет. Все писатели и поэты ушли в подполье, как Степан Халтурин, и неизвестно, чем занимаются. Ну, правда, чем им заниматься? Журналисты здесь сидят, они знают, какие романы кто пишет, у кого, что в столе лежит, что издано? Нам с вами, как читателям, приходится об этом только догадываться.

Видимо, члены писательского союза в перерывах увлекательных сражений за место председателя героически держат оборону от литературной молодёжи, а молодёжь (и это, действительно, странно) мечтает прорваться в союз, с восторгом чувств поцеловать членскую книжку и на каких-то конкурсах получить какие-то лычки и бантики. Всё, мечта жизни осуществилась! В великую и могучую современную вятскую литературу вошёл ещё один член! Но, скажите, где тут место литературной критике? А её и нет.

Точнее говоря, не было. До появления брошюры Антона Каскова «От сохи!» как-то обходились дежурными рецензиями. А процессы никто не отслеживал. Есть они или нет – театральные, киношные, литературные – в городе на Вятке, судя по СМИ, это никого не интересует. Не интересует, что пишет писатель С., о чём новый роман писателя Н.? Иногда, правда интересует, как прошла презентация.

И вот, годами мы наблюдаем такую картину. Писатели есть. Поэтессы молодые тоже вроде бы есть. Книги худо-бедно выходят, их содержание, правда, не обсуждает никто ни в газетах, ни по «ящику», но они всё же выходят!

И Герценка, честь ей и хвала, даже проводит ежегодный конкурс «Вятская книга», то есть прилагает огромные усилия, чтобы поддержать в глазах общественности видимость живого литературного процесса.  А пригласи наших поэтов-литераторов в заполненный публикой зал под пальмами, да пригласи москвичей из «Вятского землячества» - там такого наговорят, что впрямь можно подумать, что вся русская современная литература и живёт-то лишь благодаря духоподъёмной Вятке. Уж такого-мёда-патоки от всей души в уши нальют, что создаётся полное впечатление, что мы на чьих-то похоронах, где о виновнике торжества, бедном покойнике, принято говорить или хорошо, или очень хорошо, ну прямо очень-очень хорошо, или никак!

А вот где мы действительно получили бы одно из призовых мест, так это в межрегиональных соревнованиях по обидчивости, если бы таковые проводились. Тут с нами сравниться трудно. Без похвалы ходим как оплёванные. Обижаемся на всё. Даже когда нас хвалят, нам порой немножечко всё-таки обидно, что человек нас не так хорошо похвалил, как нам бы хотелось.

Вот мой товарищ, он сейчас довольно серьёзный человек, простите, не буду называть его имя, ещё будучи студентом института, решил написать рецензию. Тогда вышла книга вятского поэта, довольно известного. Возбуждённый своими преподавателями в том смысле, что за великий русский могучий надо сражаться, мой товарищ эту книжечку прочитал и поместил маленькую заметочку в газете, даже не рецензию. Вся эта заметочка была мёд-патока, как и положено, но в одном месте он указал, что вот на такой-то странице всё-таки не так точно подобрал слова уважаемый поэт. Что началось! Этот уважаемый поэт побежал в Серый дом, стал стучать, звонить… А потом оттуда пошли звонки: это кто такой  явился… и так далее».

В. Старостин: «Это травля была… Известная история, мы этого поэта помним… Студент травил поэта!»

(Смех в зале)

В. Катаев: «А студенту, бедному, каково досталось! Вот реальная ситуация, в которой мы до сих пор живём, хотя обкомов давно нет. Повторяю: литературный процесс у нас какой-то кривоколенный. Поэтому рассчитывать на то, что тут появятся какие-то литературные критики, не приходится. Но передо мною сидит живое опровержение моих же слов!».

Т. Машковцева: «Вот и хотелось бы услышать от Антона: как он решился на это?»

А. Касков, филолог, редактор газеты «Культурная среда»: «Я хочу начать не с того, как я решился: это не самое главное. Самое главное в другом: что с этим теперь делать? Правильно был изначально сформулирован и озвучен вопрос: возможна ли критика на Вятке? А если говорить шире – возможна ли критика в провинции, где все друг друга, действительно, знают и где существует круговая порука, поэтому либо хвалят друг друга, либо молчат. На данный момент я считаю, что это невозможно. Потому что даже то, что я сподобился написать, - это капля в море.  Я смотрел на вятскую литературу исключительно с позиции лингвистики: немного коснулся поэтики, ещё в меньшей степени литературоведения.

Таких книг должно выходить, как мне кто-то сказал из сотрудников Герценки, на самом деле штук двадцать каждый год. Вот тогда у нас будет критика. И как справедливо заметил Борис Дмитриевич, процесс, в данном случае литературный,  должен рассматриваться и оцениваться с абсолютно разных позиций: и с позиции литературоведения, и с позиции русского языка, да даже если физики напишут своё видение – это будет какое-то новое слово, новый взгляд. Вот тогда мы, действительно, можем говорить о каком-то процессе критического осмысления литературы. А сейчас его нет, и он даже не предвидится, в чём я убеждён».

Старостин: «А он нужен?»

А. Касков: «Он нужен. Критика, я уже об этом говорил в одной из своих статей, существует не для писателя. Писатель всё равно, скорее всего, примет её в штыки. Критика, и это правильно было уже сказано, нужна для читателя, чтобы он её воспринимал и как-то рос на ней, сам мог что-то уже оценивать. В этом я убеждён абсолютно, потому что, если я чего-то не понимаю в жизни, то я обращаюсь к тому, кто в этом разбирается. Возьму и прочитаю, что люди умные пишут, только потом я, может быть, смогу что-то сам построить.

У нас ещё большая проблема с тем, кто способен выступить в роли литературных критиков. Это могли  бы быть преподаватели вузов. Но вот те, кто присутствовали несколько дней назад на встрече историков с краеведами, наверное, помнят слова Владимира Анатольевича Коршункова. Он сказал, что такая же точно ситуация в истории, в области исторических исследований: «Вот выходит какая-то брошюрка, - говорит он, - я несу её своему коллеге и прошу написать рецензию. В ответ слышу: «Что я буду писать, это фигня какая-то!» Но вот именно потому, что это фигня  и надо писать! – говорит Коршунков. И с ним абсолютно согласен.

А у нас к местной литературе, и я сам был свидетелем этому не раз, у людей сведущих  подобное отношение: ерунда недостойная внимания, и нечего о ней писать. Зачем зря убивать время, да заодно наживать себе врагов? Пока люди, которые владеют знаниями, будут придерживаться такой позиции – ничего не изменится. Других критиков у нас не будет.

Я готов подписаться под словами Бориса Дмитриевича о том, что у нас нет профессионалов. Да, действительно, их нет и взять их неоткуда. Но те знания, которые даёт обычный, заурядный филологический факультет…»

В. Старостин: «Не о нашем ли Вы это университете?..»

А. Касков: «…я о своём университете, где учился. Так вот, я уверен, эти знания намного превосходят иной раз знания многих профессиональных критиков, которые не имеют литературоведческой, языковой подготовки. Потому что язык мы изучаем 5 лет, как изучаем – другой вопрос, но всё-таки мы что-то выносим из этих пяти лет обучения. Мы владеем знаниями, которых не имеет порой человек пишущий, критикующий и читающий книгу, и мы можем применить эти знания во благо и первого, и второго, и, главное, третьего.  

В. Старостин: «Ну чем не Добролюбов?!..»

А. Касков: «Сам критик – тот же самый читатель, просто он – первый читатель, то есть он по идее должен быть первым читателем. Он точно также имеет какие-то представления о литературе, он точно так же судит. Вот я беру книгу, которая написана для меня, и если там написано что-то, с чем я не могу просто принципиально согласиться, почему я должен это пропускать? В конце концов, это моя гражданская позиция. Я не говорю конкретно вот про эту книгу (держит в руках книгу А. Елькина «Огни Купалы»). Кстати, этот автор мне весьма понравился, под конец, правда, утомляет, но в целом – понравился».

В. Старостин: «Алёша Елькин! Огонь, огонь, зуевский огонь!»

А. Касков: «Вот о чём речь идёт».

О. Антакова, поэт: «Можно мне от читателей сказать? Тут уже и литературные критики, и издатели, и прочие сведущие товарищи выступали. У меня как у читателя возникает вопрос: а ведь кто платит – тот и заказывает музыку. В этом смысле могу ли я доверять критику? Что вы мне можете на это ответить?»

А. Касков: «Текст – объективная реальность этого мира, и он сам за себя всё может сказать. Сразу видно: пишет человек сведущий или не сведущий. Обо всём скажет текст: текстом начинаем и текстом заканчиваем. Больше ничего! Не нужна фигура критика, не нужна фигура писателя. Через 200 лет не будет ни человека, написавшего эту книгу, ни корочек члена Союза писателей! Остаётся только текст. Так же и с критиком. Как там футболисты говорят? Игра забывается – результат остаётся».

О. Антакова: «Каков будет социальный заказ – такова будет и критика. А нет социального заказа – нет и критики».

А. Касков: «Социальный заказ можно формировать. О чём говорил Умберто Эко? Как раз о том, что писатели делятся на две категории: одни пишут для существующей аудитории, а другие – ещё только должны сформировать свою аудиторию».

С. Багина, поэт: «Вот насчёт аудитории, разрешите мне вклиниться… Я из Котельнического района. Так вот, я насчёт аудитории, зацепилась за слово… Дело в том, что Антон Анатольевич всё время позиционирует свою книгу, как рассчитанную на массового читателя. Правильно я поняла?»

А. Касков: «Правильно, для читателя».

С. Багина: «Антон Анатольевич, либо Вы льстите себе, либо Вы льстите читателю».

А. Касков: «Читателю. Я верю в него!»

С. Багина: «Это книга – не наукообразная и научно-популярная, а научная. Это именно научное исследование, поэтому ни на какого широкого, а тем более, провинциального читателя она рассчитана быть не может. Её просто не понимают, даже члены моего литературного клуба, хотя я с ними провожу определённую работу в этом плане. Нельзя её позиционировать как книгу для массового читателя, она для определённого круга лиц и для специалистов, которые могут оценить и когнитивную сторону, и просто даже элементарную терминологическую. Я считаю себя достаточно подготовленным читателем, я филогог-переводчик по образованию, правда, это было уже давно, но всё же.  Имею за плечами три зарубежные стажировки, хотя отдаю себе отчёт, что многое уже забыто. Но какой-то кругозор в этой сфере у меня есть, я – подготовленный читатель. Но когда я читала Вашу книгу, я вынуждена была залезть в интернет и искать там какие-то ссылки, реминисценции и т.д.»

А. Касков: «Это здорово! Значит, книга работает!»

С. Багина: «Это замечательно. Я не говорю, что это плохо. Я Вам написала предварительно четырёхстраничный отзыв «Слово за слово, или Критика критики». Вот он».

В. Старостин: «Светлана Анатольевна, сейчас раздают тексты, которые должны быть на форуме. Куда это вот всё уходит? Контролируешь процесс?»

С. Перетягина, библиотекарь: «Всё под контролем. Всё будет вывешено на сайте».

С. Багина: «В своё время я защищалась по психолингвистике, так вот что в связи с этим хочу сказать: есть такое понятие – «оценивай, не уценивая других». Брошюра Антона Анатольевича, для меня лично, грешит чрезвычайно агрессивным тоном, чрезмерной напористостью. И в то же время Вы постоянно делаете ссылку на то, что даёте в свой работе аналитическую, объективную оценку текста. Извините, но Вы грешите субъективностью, и даже воинственной субъективностью. Разве можно такие эмоциональные реплики расценивать как объективную оценку текста .? Извините, я с этим никогда не соглашусь. Не могу согласиться.  

Вы отметаете априори все чужие аргументы. Мне пришла в голову такая математическая ассоциация: как если бы я считаю в десятеричной системе, а Вы – в двоичной системе и отметаете все мои аргументы или чьи-то другие.

Но есть законы физики и психологии: «Ничто не рождается из ничего, ничто никуда не исчезает бесследно», т.е. есть действие – и есть противодействие. Почему Ваша статья вызвала такую бурю негативных откликов, хотя в ней очень много правильного, и я под очень многим подпишусь? Да потому что Ваш излишне агрессивный тон рождает иногда необъективное противодействие. Это законы психологии. Всё-таки критика должна вести к чему-то, давать ориентиры. Почему многие из  оппонентов стали цепляться за Ваше личное творчество? Да не потому, что это детская игра в песочнице: «Ах, ты сам – дурак! Вот тебе по макушке совочком». Это не детские игры в песочнице, это кропотливый поиск ориентира – «А мне-то к чему тянуться?»  Вот Вы всех раскритиковали, «весь мир насилья мы разрушим…», а дальше-то что? К чему идти? Этой вершины Вы нам не показываете. Да, где-то в самом начале книги упоминается Изместьев вскользь… И всё. Ориентира нет. Я, может быть, рассуждаю как педагог с 16-летним стажем, это здесь неуместно – не педагогично и не дидактично, но не обижайтесь: Вы сами задали такой тон. Повторяю: нет действия без противодействия».

А. Касков: «Всё понятно. Просто я хотел на это немного возразить. Ищут причину и следствие: причину негативной реакции на эту книгу. Всё правильно, абсолютно согласен. Да, тон резкий, но почему мы не копаем дальше? А что вызвало такой тон у меня? Почему мы об это не думаем?»

В. Старостин: «И что там?»

А. Касков: «А причина есть, это вот как раз то, как позиционируют себя местные «мэтры» и местная вятская поэзия. Потому что это неадекватное позиционирование».

В. Старостин, краевед, автор «Свода вятских родов»: «Фамилия Касков у меня не числиться в списках, поэтому обращаюсь к Антону Асадову – для меня примерно это так звучит… Я бы хотел сказать людям иногородним про процесс, о котором сегодня так много говорилось: почему никакой процесс невозможен на Вятке вообще, в принципе.  Вятка – суть начало всего, это ноль. В ноле не бывает процессов! Ноль – это и есть ноль. В нём – всё. Поэтому, когда вятский слышит, скажем, нашу поговорку «За Тужу, за Пержу, за Вою» - для него это нормальная вещь! Он понимает, это реки! И мы знаем их! Мы живём тут! То есть это нормально! Это поговорка наша, мы гордимся ею.

Если мы встречаем у Светлана Сырневой «переметный барак», так в этом слове «переметный» – всё: переломный, перемолотый…  все слова, которые на пере-, включая Светлану Перетягину. Всё там! То есть, для нас нет слов, которые вычленяются и стоят отдельно. Мы – потусторонний мир, мы, когда перешли по эту сторону Волги, то на эти земли пришли люди, по яркому выражению Герцена, непохожие на остальных российских людей. Мы кочевые земледельцы, мы десять лет живём, пока льгота. Как льгота кончилась – мы уходим в другое место, говоря: «да наплевали, мы здесь никогда не бывали и не лежали!». Мы никогда не относимся ни к власти, ни к службе, как к чему-то жизненному – это всё чужое нам, по ту сторону. Мы живём в другом мире. Это самый свободолюбивый народ России, самый грубый, грязный, немытый, некультурный. У нас все сказки вроде того: «а он взял да в галошу и насрал…» (это «Великорусские сказки…»). Потому что галоша – это не наше! Мы не понимаем этого! Мы смеёмся над этим! И для нас даже это слово является отдельным, это тоже не наше. Хлеб испечь – да, накормить могут, но когда мы видим красивый рассвет… Сказать, какие слова мы при этом говорим? Это нормально для нас.

И, кстати, начало всех процессов тоже на Вятке. Тут Катаев выступал, дикое племя катаев дало эту фамилию, катай – есть такое башкирское племя. И вот когда они пришли сюда и увидели, что здесь можно жить не просто как принято, а как хочешь… Правда, недолго. И они стали так жить!

И я когда прочитал эту книгу, правильно ты пишешь: конечно, поэты безграмотные! Стихи чудовищные! Ну, не Цветаева! А Цветаева, кстати, приехала умирать на вятскую землю. Такая жизнь…

Так вот, что я хочу сказать: надо хвалить вятских поэтов, всех! Потому что они пишут, сами не зная о чём. Он когда сказал «симфония простора», я подумал, а ведь он правильно сказал! Для него «симфония»  - чужое, дикое слово! В нём всё: от пьянки-симпозиума до симфонии звуков. И когда  Багина машет мне рукой, мы котельничане не такие…».

С. Багина: «Вы меня с котельничанами не путайте, я не вятчанка и не вятская».

В. Старостин: «Вот. Вот что у нас и происходит! У нас Дрогов – занимается гербом, Павлович – ставит спектакли, а Касков – стал писать критику. Ребята! Вы встречаетесь с огромным, неизведанным миром. Понятно, что так много всего, что хочется что-то сделать. Но ничего нельзя! Ноль! Вот нельзя просто, понимаешь? Поэтому ты, Антон, выпей с Фокиным рюмочку водки, поговори с Пономарёвым о вятской истории языческой, Алёша Елькин опять же…

Это всё хорошо. Ты сделал очень правильное дело, и я думаю, что его подхватят, теперь ведь не только нападают на тебя, на твои стихи… Бог с ними, мы же сегодня о литературе говорим, не о твоих стихах. Правильно? Что главное: во-первых, человек выпускает «Культурную среду»! Я захожу в архив – там лежит «Культурная среда», я в библиотеку – и там лежит «Культурная среда»! Молодой совсем человек, а когда я увидел, что ты ещё и рыжий! Я тебе позавидовал… Потому что поэт – он всегда рыжим должен быть. Здорово!

Так вот, нам бы хотелось, чтобы эта зелёная лампа не порыжела, чтобы мы стали к тебе относится повнимательнее. Можно написать о тебе, тоже критическое, но, боюсь, что злобно получится, у нас ведь все писатели друг друга не любят. А вот написать бы критичное, но  доброе - это пока ещё никому не удавалось.

Когда мы поймём, что такое вятский процесс… Ну, ничего у нас не развивается: к нам кто-нибудь зашёл-ушёл, а мы и не заметили даже …Кто он? Ой…Проскочил мимо… Вот если бы тебе то же самое, но по-доброму написать, чтобы это была книга, которую приятно читать и тебе, как критику, и поэту, как субъекту этой критики. Вот задача! А? Понятно, то, что происходит – это чудовищно, но он же на свои деньги это издаёт, он имеет право быть таким. Может этот Гаврин и вылечил кого-нибудь от алкоголизма, видимо, себя – не удалось, потому что… Ну, бывает так.

Я вот был недавно в Слободском, Котельниче, Орлове.Нельзя сказать, что процесс у нас совсем не идёт. У людей глаза горят! Они ведь каждый – Вселенная, и это отличие наших вятских от всех: от брянчян, орловчян, от белорусов моих любимых. Каждый из нас – Вселенная, но небольшая, поэтому наш размер мы не показываем, а то вдруг начнут сравнивать. Мы говорим: вот у нас есть своя Вселенная, а у тебя что?

После этого хочу привести любимый мой анекдот про двух сумасшедших. Они идут, один из них зажал в руке яйцо и спрашивает другого: «Угадай, что у меня там?». Тот говорит: «Цветок?». «Нет!». «Ну-у, у тебя, наверное, там шишка?» «Нет!». «Ну-у, тогда я знаю, у тебя – лошадь!». Первый заглянул себе в кулак и говорит: «А теперь угадай, какого она цвета?».

Вот это вятский анекдот. Ему сказали – лошадь, и он будет думать, какой у неё цвет и т.д. Это наше. Мы хорошие люди, на самом деле, живём своим миром, ни к кому не лезем. И когда Олег Табаков попросил написать рецензию на спектакль «Табакерки», Василий Андреевич взял и написал, не будучи на спектакле… А зачем на спектакль ходить, рецензия – профессиональная, театроведческая – она ведь не нуждается  в этом. Ты не поняла, Татьяна, мы все говорим прозой, ты только не знала об этом. Так вот, можно писать профессиональные рецензии, но на фиг они кому нужны?

Вот Антон написал человеческую рецензию, жалко, что ещё не всех обидел…Можно было там ещё задеть кого-то. И они придут к тебе! И вот тогда у нас что-то начнётся. Пусть этот день будет началом вятской критики!

Но всё-таки, как хочется иногда услышать доброе слово, и Александровой (где она у нас сегодня?) хочется услышать доброе слово, и мне, смиренному рабу… Я книгу ему подарил свою, принёс буквально в зубах... Давайте, мы всё-таки как-то по-доброму будем друг к другу относиться.

То есть дело ты начал, Антон, хорошее, у тебя есть страницы, на которых ты можешь это делать. Так ты делай! И мы присоединимся!»

А. Василевский, профессор физики ВятГГУ: «Я всё-таки хочу сказать, что если мы будем следовать Вашим заветам, то вся вятская литература будет на любительском уровне».

В. Старостин: «А надо на профессиональном? Зачем?»

А. Василевский: «А надо».

В. Старостин: «А кому?»

Т. Машковцева: «Мне надо!»

В. Старостин: «Если мне кто-нибудь что-нибудь покажет после Цветаевой…»

А. Василевский: «Если ты высунулся со своей книжечкой или где-то читал свои стихи – будь готов, что тебя могут и стукнуть».

В. Старостин: «Да, я это прекрасно понимаю. Я написал первую и последнюю книгу. Я принял при этом всё, что полагается».

А. Василевский: «А тогда к чему Ваши слова?»

В. Старостин: «Ну, как… Ну, можно, конечно, критиковать, но вот почему тут сегодня нет Фокина?  Меня вот это вот трогает! Почему нет Сырневой Светы, она ведь уважаемый человек! Она могла бы быть! У неё священческий род, у неё никогда не было крестьян в роду! Но почему-то она не пришла. Что-то, значит, не попало или попало не туда».

С. Багина: «Я как раз с этого хотела начать, сказать об ответственности автора за свои слова. Да, наверное, если ты опубликовался, то к шлепкам будь готов. Но со стороны критика должна быть проявлена осторожность. Я поддержу Антона Анатольевича во всём, что касается, скажем, архитектоники стиха, стиля и т.п., потому что, действительно, это объективно. Но я опять вернусь к психологии: в психологии не всегда дважды два четыре, потому, что все мы имеем разную ментальность, которая складывается из нашего воспитания, образования, социального ценза, материального благополучия и т.д. и т.д. И если моё мировосприятие не совпадает с вашим мировосприятием – это не значит, что ты – дурак или я – дура. Это просто значит, что наши Вселенные в разных плоскостях находятся. Вот и всё!».

А. Касков: «Здесь вот ещё какой момент упущен: эта книга вышла сколько лет назад? И сколько ещё времени мне потребовалось для осмысления процесса. Может быть, каких-то глобальных подвижек не было, тем не менее, то, что сейчас происходит в вятской литературе, литературоведении – это уже не равно тому, что было два года назад, тем более, три года назад, когда шла работа над книгой. Уже  сейчас я вижу то, чего сегодня здесь можно было бы избежать. И я вижу то, чего я добавил, но это сейчас! Два года назад, когда она была опубликована – всё это было очень актуально. И я считал тогда, что это было правильно и верно. Сейчас уже другая реальность и другое время, и сейчас нужны другие книги, вот те самые девятнадцать, что ещё не написаны».

В. Татаринова, библиотекарь: «Эта точка зрения не новая, что если есть Пушкин, Тютчев, Цветаева, Есенин, то зачем нам у себя на Вятке какие-то другие поэты. Я некоторое время работала преподавателем и к себе в группу пригласила одного вятского писателя. Ребятишки-второклассники бегали и всё выглядывали: «Да когда же он придёт? Покажите нам живого писателя!» Эти ребятишки хотят увидеть писателя, который живёт рядом с ними, и они уже в таком возрасте, можно сказать, прикасаются к литературному процессу. Почему же мы говорим, что у нас этого литературного процесса нет и быть не может? У нас есть эти авторы, и я считаю, что у Каскова они незаслуженно, в оскорбительном тоне выведены. Дело не в том, что автор неправильно слово употребил, допустил грамматическую ошибку: нет издательства, нет редактора. Когда у человека есть талант, талант поэта, он вполне может допустить ошибку, на то должен быть редактор. Я считаю, что литературный процесс у нас на Вятке есть, и выходят книги не таких уж и плохих авторов».

Б. Павлович: «Смотрите, возникает некоторая методологическая путаница, потому что сейчас все говорят не просто с разных позиций, а с разных систем координат. Конечно, можно увидеть всё происходящее здесь с точки зрения мифологической, а можно посмотреть на это в системе координат вообще между творением мира и Армагеддоном и понять что, например, в религиозной христианской системе всякое творчество сомнительно. То есть можно выбрать такую систему координат, в которой наше сборище здесь априори абсурдно. Точно также можно выбрать систему координат научного собрания, в которой абсурдной становятся совершенно другие высказывания. И так далее… То есть возникает некий паноптикум разных систем координат, которые взаимно друг друга отменяют. Наверное, это возможно, но, на мой взгляд, не функционально.

Мне кажется, что всё-таки если здесь возникает некое собрание, то уже в самой идее собрания есть попытка методологии, так или иначе. Потому что с мифологической точки зрения ничто анализу вообще не подвергается. Ведь что такое миф? Это бесконечное воспроизведение исходной ситуации и в таком случае сам феномен анализа не нужен. Ваше присутствие здесь становится излишним, потому что всё понятно, всё уже было, всё бывало. В то же время, если мы воспринимаем себя не в мифологическом, а в культурном пространстве, а они друг другу противопоставлены, находятся друг с другом в очень сложных отношениях, то мы должны выбрать какую-то систему координат.

Надо всё-таки посмотреть правде в глаза, вот вы говорите о массовом читателе, но массовый читатель эти книги не читает. Всё равно мы имеем дело с определённой маргинальной прослойкой, с абсолютно маргинальными слоями общества в любом городе. Понятно, что и в книжном магазине «Москва» на Тверской подобного рода литература стоит где-то в углу, потому что любая литература какого-то творческого поиска не может заинтересовать массового читателя: его интересуют вещи уже найденные и опробированные, его интересует слово «бестселлер». А если мы имеем дело с некой маргинальной публикой, то хорошо, если бы она была маргинальной не по социальному признаку (т.е. люди, которые мало получают, т.к. работают в библиотеке и театре), а маргинальны по отношению к данному вопросу, требовательности к себе, требовательности к окружающему миру, заинтересованности в процессе. То есть, следовательно, у нас есть определённый критерий.

В данном случае я, по странному стечению обстоятельств, книгу Антона читал,  хотя не читал ни одного из поэтов практически. Я воспринимал её номинально. Как  абсолютно автономный текст. Могу сказать, что это эмоциональная, почти художественная книга, которую я воспринял как хорошую книгу, потому что она везде позиционируется как авторская. Это ни в коем случае не методология вопроса,  и поэтому, если кто-то относится к ней,  как к методологии вопроса, то это он не прав.

Другое дело, что если это единственная книга, то она априори становится методологической. Но это вина не Антона, и он об этом сам сказал. И я всегда буду поддерживать подобные эмоциональные выплески, потому что как раз пристрастное отношение, глубоко пристрастное отношение, является единственно ценным, потому что оно заинтересовывает, мотивирует меня, потому что, если этого пристрастного отношения нет… то ради чего всё? Я должен лезть на первый план со своим высказыванием, мы все должны лезть на первый план со своим высказыванием, с желанием быть услышанными. Ну и, конечно, с желанием услышать всех остальных высказывающихся».

Т. Машковцева: «А можно ли при этом топтать кого-то?»

Б. Павлович: «Ну, вы знаете, если бы Антон выступал в качестве поэта, который сопоставлял себя и других…»

А. Касков: «Чего я не делаю...»

Б. Павлович: «Нет, как раз в газете «Культурная среда» такой момент присутствует, потому что вот тут – стихи Антона Каскова, а рядом на странице – критические материалы, что уже порождает определённый сюжет, ну, просто композиционный сюжет…».

В. Старостин: «…А внизу ещё подпись – главный редактор».

Б. Павлович: «Да. Так вот в книге, я это подчёркиваю, этого сюжета не было, что – ценно. Поэтому я как раз за эмоциональную оценку. Все, кто общались со мной, знают, что ещё  ни с кем я не вступил в какие-то конфликтные отношения из-за негативно-эмоциональной оценки моих спектаклей. Просто потому, что эта оценка мне ужасно интересна. Потому, что это формирует живую ткань спектакля, а не загерметизированную.

И к вопросу о разных гранях… Спектакль «Дубровский» побил все рекорды, было что-то около двадцати публикаций и они ещё продолжают выходить. Этого не было никогда. В этом смысле такое количество точек зрения мне безумно интересно. И вот уже в этом количестве существующих публикаций выходит статья Антона, написанная как раз именно с литературоцентричной позиции: как это соотносится с пушкинской тематикой, что плохо с этой точки зрения, а что – нормально. И такая статья меня не травмирует, хотя негативная оценка в ней доминирует. Почему? Да просто потому, что эта статья уравновешена большим количеством других текстов, авторы которых воспринимают этот спектакль с других точек зрения. Меня это просто уже не может травмировать. Но если бы эта статья была единственной… Конечно я бы впал в определённую депрессию, поняв, что все увидели только такое отношение к Пушкину. А то, что там есть и много другого, и это другое увидели другие люди, держит меня в нормальном эмоциональном состоянии.

Поэтому, я за то, чтобы провоцировать эмоциональную реакцию на себя, я за то, чтобы позиционировать себя таким образом, в конце концов, как в своё время можно выйти на улицу читать стихи, как это делалось в Серебряном веке.  Я за то, чтобы культивировать эту эмоциональную реакцию, я – за газету «Культурная среда», я – за поиск каких-то форм активизации аудитории. Не расширения её, в этом смысле у нас нормальная аудитория, а именно за её активизацию. А теперь можно мне бежать?».

Т. Машковцева: «Борис Дмитриевич действительно торопится, он даже перенёс из-за нас свои занятия со студентами. Большое спасибо за участие».

Б. Павлович (уходя): «У нас послезавтра премьера, приглашаю всех, тоже классика в первооснове – «Дядя Стёпа» Сергея Михалкова».

В. Старостин: «У вас есть такой актёр?»

Б. Павлович: «Есть. Вырастили – 2 метра 2 сантиметра. Приходите за запасом критических эмоций. Я все отзывы с удовольствием прочту».

В. Старостин: «Мы с рулеткой придём, будем проверять».

Н. Богатырёва: «А для какой это аудитории? Для любой?»

Б. Павлович: «Нет, для малышей. Объясняю на всякий случай: у каждого спектакля есть адресная аудитория. В данном случае – это малыши, начальная школа. Но адресная аудитория не является единственной аудиторией, она может быть расширена в любую сторону. Любой человек может посмотреть «Белоснежку и семь гномов». В этом смысле с «Дубровским» получилась классная «каша»: целевой спектакль для шестиклассников стали оценивать с позиций литературоцентричного человека, давно вышедшего из этого возраста. Поэтому ещё раз повторяю: адресная аудитория «Дяди Стёпы» – начальная школа. До свидания».

(Б. Павлович покидает собрание под аплодисменты).

Т. Машковцева: «Мне кажется, что, на самом деле, критика нужна всем, и любому художнику надо сознательно её искать. Но у нас, к сожалению, писатели к этому  пока не готовы».

В. Татаринова: «Критикуя, надо говорить и о том, что есть положительного в творчестве автора».

А. Касков: «Слава! Слава! Слава героям?!»

(Далее идёт бурное обсуждение, расшифровать которое не представляется возможным).

А. Ломовцев, студент филфака ВятГГУ: «Перестаньте устраивать этот балаган! Я вот сижу здесь сзади, слушаю, смотрю уже два часа. Вопрос какой звучал в самом начале? Возможна ли на Вятке литературная критика… Сначала мы говорили, что её нет, потом пришли к мнению, что она возможна, потом, что она есть, и раз за разом мы скатываемся всё равно к обсуждению книги «От сохи!» с нападками на Антона Анатольевича. Да, это нападки, пусть они культурные, но это нападки. Прозвучала фраза, что таких книг должно выходить двадцать, вышла всего лишь первая и все на неё накинулись. А что будет, когда выйдет вторая?

Светлана Викторовна, вы сказали, что существует психологический контекст, аспект, я согласен. Когда выносишь на суд публики своё, рождённое в муках, и тебе говорят: «Вот здесь плохо, и здесь плохо, а это вообще ужасно, - да, обидно. Но если ты человек нормальный и сильный, ты учтёшь все замечания, пойдешь переделаешь, и, возможно, напишешь «Войну и мир». А если ты человек слабый, то ты будешь думать: «Ах, они сволочи, все против меня, а я такой хороший!». Книга «От сохи!» вышла два года назад и только за то, что она имела такой резонанс в обществе – уже надо поклониться Антону Анатольевичу и сказать «спасибо». Я не говорю, что он – герой. Нет. Но книга его – очень нужная и она появилась именно в тот момент, когда должна была выйти. Сегодня он может написать другую книгу, и это будет уже совсем другая точка зрения, с учётом современной ситуации.

Вот Вы говорили, что эта книга не рассчитана на массового читателя, и Вам даже пришлось залезть в интернет, чтобы понять, о чём в ней речь. Это здорово, для того она и писалась. Точно также, если бы я открыл её не сейчас, будучи студентом 3 курса филфака, а три года назад, когда я служил в армии, мне бы тоже пришлось обратиться к словарю. И мне было бы это очень интересно, потому что такие книги  и рассчитаны для таких людей, которым интересна и поэзия, и, в том числе, критика»

С. Багина: «Это называется целевая аудитория»

А. Ломовцев: «Да именно так – целевая аудитория. Вот на такого «массового» читателя и рассчитана эта книга, а не для бабушек с района».

С. Багина: «Вы меня не поняли, видимо. Я об этом и говорила!»

А. Ломовцев: «Я Вас понял. Но потом у Вас прозвучала фраза, негативно окрашенная, о том, что Вы полезли в интернет, что книга перегружена терминами и т.д.»

С. Багина: «Наоборот! Я благодарна Антону Анатольевичу! Вы переставили акценты, я не говорила, что она перегружена! Она содержит много специальной терминологии, это – не наукообразный, а именно научный анализ!»

А. Касков: «Но ведь у моей книги не 100 тысяч тираж, а всего лишь тысяча. И вот для этой тысячи читателей – она будет доступна».

А. Ломовцев: «К слову о том, что авторов надо хвалить. Хвалить надо, но мало, иначе люди, вышедшие к читателю с абсолютно никакими произведениями, подумают, что они чего то стоят, а потом обожгутся так, что сломают себе жизнь. Вот здесь лежит книга «Вятская поэзия ХХ века», я её открыл, там есть такой поэт Мишель Коковихин. То, что у него написано, я цитировать не буду, не та аудитория».

Кто-то из зала: «Почему? Самая та!»

А. Ломовцев: «Простите, но, на мой взгляд, это довольно грубовато».

Кто-то из зала: «Кстати, Коковихин – один из немногих хороших критиков вятских».

А. Ломовцев: «Я сейчас говорю не о критике, а о том, что можно прочитать в этой книге. А теперь вопрос: зачем писать подобные вещи? Если хочешь написать о том, что тебе не нравится в твоей стране, пиши так, чтобы никого не оскорбить. У меня после его стихов было ощущение, что меня оплевали. С одной стороны это, может быть, и хорошо, такой катарсис. Но когда меня оплёвывают, я сначала думаю: «за что?». Если не нахожу объективно этой причины, то прихожу к мнению, что либо человек врёт, либо это им написано ради того, чтобы вызвать реакцию, ради эпатажа. А представьте, если написать на это критический отзыв? Естественно, он будет эмоциональный! А потом меня будут так же, как Антона, все обсуждать? Ну, я, конечно, посмеюсь и пойду дальше».

В. Старостин: «Восемнадцать книг осталось только написать…»

А. Ломовцев (смеясь): «Она пока устная! Её надо ещё записать! Писателей и поэтов надо бить, и бить сильно. Критиков бить тоже стоит, но это труднее сделать. Мы должны внушить мысль потенциальному критику о том, что если он напишет критический отзыв, то никто в лицо ему не плюнет, только потому, что это провинциальный город и все друг друга знают. И мы не будем собираться в клубе «Зелёная лампа», чтобы обсудить книгу, вышедшую 2 года назад, только для того, чтобы наехать на её автора».

В. Старостин: «Но если он 328 раз пишет слово «я», значит, он ожидает этого наезда!»

А. Ломовцев: «На мой взгляд, брошюра была специально написана агрессивно, чтобы вызвать максимальный резонанс».

В. Татаринова: «Ну и что в этом хорошего? Писатели не идут сейчас на разговор».

А. Ломовцев: «Будут писателями и придут! Я раньше посещал клуб «Шабалинские родники», так вот они там собирались и читали свои стихи: почитал, передал слово другому и т.д. Но когда возникла идея сделать критический разбор текстов, ко мне подошёл один человек и сказал: «Вы в своём уме?  Мы сейчас все разбежимся!» А вот лично мне – критика нужна. Я пишу стихи и показывал их преподавателям на факультете и прочим людям, и если мне говорят: «Вот здесь ужасно», - я иду и переделываю. Если ты поэт – ты вынесешь любую критику».

Т. Машковцева: «Как читатель, как библиотекарь, что я вынесла из сегодняшней встречи? Во-первых, какие бы времена ни были за окном, всё равно сохраняется противостояние молодого и старого поколения. А, во-вторых, несмотря на то, что многие из наших писателей, поэтов прошли в своё время школу клуба «Молодость», где ох, какие бывают жёсткие разборы полётов, сегодня они почему-то к критике оказались не готовы. Так вот, мало того, что мы не умеем писать критику, мы её ещё и не умеем адекватно воспринимать.  

И подводя итоги сегодняшнего вечера, хочу сказать следующее: на книгу Антона Каскова «От сохи!» мы получили большое количество отзывов. И мне кажется, надо в очередной раз попробовать издать сборник литературно-критических заметок, Герценка планирует выпуск такого издания. Он будет называться «Вятская книга 2008 года» и т.д. Первый выпуск готовится, но пока, к сожалению, всё никак не может выйти. А пока все эти материалы мы будем вывешивать на нашем сайте, где собираемся сделать в самое ближайшее время страничку под названием «Обсудим миром». Ждём от вас материалов, а мы будем с удовольствием ставить их на сайт. В том числе и то, что не вошло в первый выпуск альманаха  «Вятская книга года».

Наверное, сегодня не все успели высказаться, вот, например, здесь присутствуют Ольга Юрлова, руководитель клуба «Молодость» и один из наших мэтров – Валерий Фёдорович Пономарёв? Скажите нам, пожалуйста, почему в молодости мы нормально воспринимаем критику и готовы биться, и  почему со временем мы «бронзовеем»? Валерий Фёдорович,  Ваше мнение?»

В. Пономарёв, писатель: «Я не председатель…»

В. Старостин: «Он самоустранился»

Т. Машковцева: «Ну что же, систему координат мы сегодня так и не задали… А я всё-таки надеялась, что мы выработаем…»

В. Старостин: «Вот это и есть Вятка…»

Т. Машковцева: «Но, тем не менее, к чему-то мы с вами всё-таки пришли».

И. Крохова: «Хотя бы возбудили…»

В. Старостин: «И придём домой в возбуждённом состоянии…»

Т. Машковцева: «По крайней мере, все ваши тексты будут опубликованы, так или иначе. И пишите критику для следующих выпусков альманаха!»

Ю. Кружилин, канд. физ.-мат. наук: «И всё-таки, что такое критика? Скажите мне? Шекспиру приписывают такую фразу: «Театральный критик – это тот, кто учит автора, о чём он написал пьесу». А у нас, кто такой критик? Вот я читал Каскова, он пишет: «Надо вырабатывать культуру, воспитывать у людей любовь к культурному слову». Это, видимо, критика для людей. Но и критика для авторов тоже должна быть, через неё текст должен проходить, на мой взгляд, ещё на этапе рукописи. А если книга уже вышла, и автор высказал в ней свой бред или своё «я», говорить ему «ты дурак» или «ты умный» - поздновато. Так всё-таки объясните мне, для кого критика?»

Кто-то из присутствующих: «Для читателя».

Ю. Кружилин: «Нет, извините. Вот Павлович, мой сосед, сказал: «В Кирове критики театральной нет, потому что нет людей, способных структурированно расписать, разобрать спектакль. Но писателей-то в Вятке полно, есть кому создавать эту структурированную критику. Поэтому я считаю, критика на Вятке есть.

Кстати, по поводу ноля, ноль спереди – это плюс единица, ноль сзади – минус единица. Так что ноль – это тоже нормальная точка отсчёта».

Т. Машковцева: «Кстати, Маша, ты что-то хотела сказать?»



М. Ботева, поэт, прозаик, журналист: «Складывается впечатление, что кировские писатели читают только кировских писателей. А кировские критики, если такие вообще есть, пишут только о кировских писателях. И потом, надо задать вопрос: для чего наши писатели и критики пишут? Если они пишут из любви к писательству – это один разговор, а если из любви к литературе – это уже совсем другое.

Пока мы будем утверждать, что «у нас в Вятке свои порядки»… Я очень люблю Вятку, но, тем не менее, надо выезжать, вырываться из вятского контекста, быть в курсе, только тогда у нас может появиться и настоящая литература, которая будет востребована, в том числе и на российском уровне, и появится, возможно, профессиональная критика».

Т. Машковцева: «На этом, наверное, можно и закончить наш сегодняшний разговор. Я лишь поддержу Веру Александровну Татаринову, сотрудника Книжной палаты. На самом деле, когда ты каждый день имеешь дело с новыми книгами, ты всегда чётко видишь: у этой был литературный редактор, а у этой – нет. Почему его не было, другой вопрос: либо автор себя считает самым умным, либо денег не нашлось, либо ещё что-то. Но я настаиваю, что каждой книге нужен сторонний взгляд, нужен литературный редактор, нужен профессионал, который посмотрит на твоё произведение глазами профессионала. У нас на Вятке этого зачастую не хватает.

На этом пока всё. Спасибо огромное всем, кто сегодня пришёл и принял участие в разговоре. Надеюсь, что он будет продолжен на сайте библиотеки им. А.Герцена и в альманахе «Вятская книга».

 

В ПРОДОЛЖЕНИЕ ДИСКУССИИ:

Владимир Катаев, литературный редактор издательства «О-Краткое»
Литературная критика на Вятке и кое-что ещё…

Дмитрий Ямшинин
Заседание продолжается

Марина Карпова, доцент кафедры журналистики гуманитарного факультета Кировского филиала МГЭИ, член Союза журналистов России

ЕЩЁ НА ЭТУ ТЕМУ:

Светлана Багина, поэт  (г. Котельнич)
Слово за слово, или Критика критики

Евгений Мильчаков, инженер-строитель
О трактате филолога и культуролога А. Каскова «От сохи!»

Дмитрий Ямшинин
О книге А. Каскова «От сохи!»

Михаил Медведев
От винта! Заметки дилетанта по поводу брошюры Антона Каскова «От сохи! Краткий обзор состояния современной кировской поэзии»

Михаил Медведев
Кто куда… (По поводу статьи Антона Каскова «Годовщина «От сохи!», или Ещё раз о кировской поэзии». И не только).

Лариса Кочурова, литаналитик
«Куча сора, рассыпанная наудачу», или Многознание уму не учит

ЧТО ЧИТАТЬ:

1. Аксаков К.С.   Эстетика и литературная критика / К.С. Аксаков. - М. : Искусство, 1995. - 526 с. - (История эстетики в памятниках и документах).
2. Герцен А.И.   Эстетика. Критика. Проблемы культуры / А.И. Герцен : сост., вступ. ст. и коммент. В.К. Кантора. - М. : Искусство, 1987. - 603 с. : портр. - (История эстетики в памятниках и документах)
3. История русской литературной критики : учеб. для вузов / В.В. Прозоров [и др.] ; под ред. В.В. Прозорова. - М. : Высш. шк., 2002. - 463 с.
4. Латынина А.Н.   Комментарии : заметки о соврем. литературе / А.Н. Латынина. - М. : Время, 2009. - 702 с. - (Диалог).
5. Латышева В.А.   Классики и современники : статьи о литературе / В.А. Латышева. - Сыктывкар : Коми кн. изд-во, 2005. - 239 с.
6. Новая русская критика. Нулевые годы / Сост. Р. Сенчин. – М.: Олимп, 2009.
7. Русская литература XX века в зеркале критики : хрестоматия для филол. фак. вузов / Филол. фак. С.-Петербургского гос. ун-та ; сост.: С.И. Тимина, М.А. Черняк, Н.Н. Кякшто. - М. : Академия, 2003 ; СПб. - 656 с. - (Высшее профессиональное образование)
8. Русская литература в оценках, суждениях, спорах : хрестоматия лит.-критич. текстов: Учеб. пособие для шк. ст. классов, учителей-словесников, абитуриентов. - М. : Флинта, 1998 ; : Наука. - 338 с.
9. Советское литературоведение и критика : рус. совет. литература (общие работы). Кн. и ст. 1917-1962 годов: Библиогр. указ. / АН СССР, Фундам. б-ка обществ. наук им. В.П. Волгина ; сост.: А.С. Блазер, И.В. Гельфанд, И.В. Голенищева-Кутузова, Ю.Д. Рысин. - М. : Наука, 1966. - 591 с.
10. Соловьев В.С.   Философия искусства и литературная критика / В.С. Соловьев. - М. : Искусство, 1991. - 701 с. - (История эстетики в памятниках и документах).
11. Страхов Н.Н.   Литературная критика : сб. статей / Н.Н. Страхов. - СПб. : Изд-во Рус. Христиан. гуманит. ин-та, 2000. - 459 с.

***

12. Антон Касков: «Я выпустил первую ласточку перемен…»: [О книге «От сохи!»] // Источник новостей. – 2009. – 21 янв. 
13. Булдакова, В. Изобретение Гутенберга в руках Васисуалия Лоханкина: вятская поэзия последнего десятилетия. – Бинокль. – 1999. – №3.    http://binokl-vyatka.narod.ru/B3/buld.htm
14. Бушмелева Т.С.   Выход на поклон : [рецензии и интервью] / Татьяна Сергеевна Бушмелева ; [гл. ред. В. Комков ; худож. Е. Авинова]. - Вятка [Киров] : ТДТ, 2006 (Киров : ООО "Тип. "Старая Вятка"). - 197 с.
15. Бушмелева Т.С.   Друзья мои - фильмы : [ст., интервью, рец. на теле- и кинофильмы разных лет] / Татьяна Сергеевна Бушмелева ; [гл. ред. В. Комков ; худож. Е. Авинова]. - Вятка [Киров] : ТДТ, 2005 (Киров : ООО "Тип. "Старая Вятка"). - 111 с.
16. Бушмелева, Т. С. Кто есть кто: [О книге А. Каскова «От сохи!»] // ТДТ. 2009. – № 3.     http://www.tovar.tdt-tdt.ru/?p=text&id=2779
17. Вятка : Вят. зап. : [альм.] / Департамент культуры Киров. обл., Киров. гос. универс. обл. б-ка им. А.И. Герцена ; [редкол.: Н.П. Гурьянова (сост.) и др.]. - Киров : Киров. ОУНБ, 2000—… - Вып. 1-16.
18. Герценка : Вят. зап. : [альм.] / Департамент культуры Киров. обл., Киров. гос. универс. обл. б-ка им. А.И. Герцена ; [редкол.: Н.П. Гурьянова (сост.) и др.]. - Киров : Киров. ОУНБ, 2000—… - Вып. 1-16. - [Из содерж.: рубрика "Отражения"].
19. Голицын, Г. Рассудит пара стволов Лепажа: [Ответ Е. Наумовой А. Каскову] // Вятская особая газета. – 2009. – 2 июля. http://www.osobaya.net/993
20. Изергина Н.П.   Литературная жизнь Вятки (1870 - 1917 гг.) / Нина Петровна Изергина. - Киров : Волго-Вят. кн. изд-во. Киров. отд-ние, 1990. - 205 с. : ил.
21. Изергина Н.П.   Писатели на Вятке : лит.-краевед. очерки / Нина Петровна Изергина. - Киров : Волго-Вят. кн. изд-во. Киров. отд-ние, 1979. - 192 с. : ил.
22. Касков А.А.   От сохи! : краткий обзор состояния соврем. киров. поэзии / Антон Анатольевич Касков. - Киров : Лобань, 2008 (Киров : Лобань). - 79 с.
23. Сквозь границы : культурол. альм. - Киров : ВятГГУ, 2002-….. – Вып. 1-6.
24. Складчина : [журн.] / учредитель др.]. - Киров : [б. и.], 1994. - № 1.
25. Собор : лит.-худож. журн. [учредитель ред. журн.].- 1991, авг. - Киров : [б. и.], 1991.- № 1.
26. Культурная среда : обл. информ.-аналит. газ. / учредитель Касков А.А. - Киров : [б. и.], 2009—… - № 1-9.
27. Сократ : инф.-аналит. обществ.-публицист. газ.] / учредитель "О-Краткое". – 2008, 10 апр.-17 окт. - Киров : О-Краткое, 2008. —… - Вып. 1-3.

О ЛИТЕРАТУРНОЙ КРИТИКЕ В ИНТЕРНЕТЕ:

http://slovari.yandex.ru/dict/bse/article/00042/95400.htm
http://www.kritika.nl/kritika_kak_litra.htm
http://www.litrossia.ru/2008/20/02908.html
http://www.litrossia.ru/2008/17/02775.html
http://www.rsuh.ru/news.html?id=84672
http://www.philosophy.ru/library/mmk/critique.html
http://www.litrossia.ru/2009/26/04306.html
http://www.chaskor.ru/article/sluchaj_toporova_9869

 

Отзывы к новости
Цитировать Имя
читатель, 04.03.2010 10:30:19
Что за сепаратизм? - критика в отдельно взятой губернии-провинции! Писатель, неважно, где он проживает, если интересен публике, его будут читать, и он будет так или иначе получать отклики на свое творчество. В век то интернета!
Цитировать Имя
Татьяна Александрова, 13.03.2010 15:17:59
Критика - одна из самых важных частей литературной среды, молот и наковальня процесса, в котором выковывается будущее литературы. В отсутствии или дефективности инструментов ковки будущего мы можем не увидеть.
Расти над собой должны все - и писатели, и критики. И проявлять нетерпимость друг к другу - "не есть хорошо"!
Цитировать Имя
Охламон, 17.03.2010 01:35:44
А в провинции, в том то и дело, что по-другому - трудно. Уж слишком локоть ближнего (писателя) рядом, аж в бок втыкается. И не каждый, опять же, способен на "Платон мне друг, но истина дороже". Годрыня и прямо таки детская обидчивость. Повзрослеем ли?
Назад | На главную

џндекс.Њетрика