ВЯТСКАЯ НЕЗАБУДКА
Евгений Петряев
Из книги «Литературные находки: Очерки культурного прошлого Вятской земли»
(1966 г.)

Старожилы Свердловска хорошо помнят лавку букиниста возле Каменного моста на улице Малышева. Около этого большого зеленого киоска нередко можно было увидеть писателя П. П. Бажова, журналиста Ю. М. Курочкина, профессора-энтомолога Ю. М. Колосова, старых врачей Г. В. Сегалина и Н. И. Грязнова, поэта В. В. Буйницкого и многих других страстных библиофилов-собирателей. Они делились впечатлениями о книжных находках, иной раз горячо спорили. Особенно занятными в этом своеобразном книжном клубе были споры «Дон Кихота» — Колосова с похожим на Мефистофеля Буйницким. Колосов сыпал латынью и язвительными эпиграммами, ругал символистов, к которым причислял себя Буйницкий. Но поэт не оставался в долгу, потешаясь над «комариными умами» естествоиспытателей. Часто возникали споры о том, что считать редкой книгой. Назывались десятки авторов, разные альманахи и провинциальные журналы. Вот тогда я впервые услышал о «Вятской незабудке», которую единодушно признавали несомненной редкостью.

Владелец лавки, Дмитрий Иванович Старцев, худой веснушчатый вятский мужичок, не ввязывался в споры. Он не отличался большой культурой и вряд ли вообще что-нибудь читал, а книги знал лишь по заголовкам. Но каким-то особым чутьем он умел находить старые издания и оценивал их иногда просто по весу, простодушно поясняя, что «хорошую книгу не станут печатать на плохой бумаге».

Старцев был неразговорчив, заявки покупателей выслушивал не всегда терпеливо, понимая все с полуслова. Часто он прерывал просьбу клиента словами: «Зайди завтра». На другой день, действительно, нужная и порой редкая книга уже была на прилавке. Он, конечно, не упускал случая «заломить», но сразу сбавлял цену, если видел, что покупатель мучительно искал недостающие деньги. Он хорошо знал психологию покупателя: легкую щедрость юношей и прижимистость солидных,    рассудительных   горожан.

Много книг было в лавке Старцева. Они лежали россыпью на прилавке и стояли на полках в самом причудливом сочетании: Фукидид и лечебники, Шекспир и Евгений Чириков, Спиноза и Федор Сологуб... Эта книжная смесь притягивала к себе даже в лютые морозы. Бывало, совсем окоченеешь, а все же что-нибудь найдешь. И такая, как говорил Бажов, «нечаянная радость» сразу согреет и поднимет настроение.

Жил Старцев довольно бедно. Об этом говорили и его скудный завтрак, и плохая, заношенная одежда. В начале 30-х годов Старцев закрыл свою лавку и стал работать рядом — в магазине Госиздата. Там старую книгу не особенно жаловали. Навыки букиниста применения не находили. Однажды осенью, жалуясь на свою неустроенность, он предложил мне, как давнему знакомому, посмотреть его книжные остатки и выбрать себе то, что подойдет. В ближайший же свободный вечер я отыскал около бывшего Коковинского базара старцевский дом.

Старцев встретил меня на дворе и провел в полутемный амбар, где на полу я увидел огромную кучу книг.

Денег у меня по-студенчески было мало. Но Старцев совсем дешево отдал мне несколько замечательных книг. С двумя тяжелыми тюками,— кто не знает, что книги хуже утюгов,— по темным и грязным улицам я еле добрался до общежития.

Спустя год я еще раз мельком видел Старцева. Он совсем опустился. Встретились мы как раз на Каменном мосту. На мой вопрос об оставшихся книгах он махнул рукой, посмотрел на заколоченный зеленый киоск и отвернулся. Мне показалось, что он боялся заплакать...

Тогда, в осенний вечер, я принес от Старцева «Основы химии» с надписью автора — Д. И. Менделеева, два томика Овидия на латинском языке из библиотеки какого-то константинопольского архимандрита (и как только они попали на Урал!), сочинения Т. Н. Грановского и много ценных книг об Урале. Старцев рассказал, что «Основы химии» он нашел в семье инженера, который сопровождал Менделеева в поездке по Уралу. Об этом свидетельствовала надпись автора на титульном листе. А в амбарной куче осталась масса книг по истории, философии, альманахи, курсы лекций, шахматные пособия, литература на языке эсперанто.

Отдельно лежали книги, которые Старцев приберегал на «черный день». Посмотреть их он разрешил. Там, среди многих редких книг, мне впервые встретились маленькие томики «Вятской незабудки». Сразу же я решил их купить, но Старцев сказал: «Для тебя это будет дорого» и отложил оба томика в сторону. Рядом лежал баснословно дорогой сборник «Автографы». В нем литографски воспроизводились страницы рукописей С. Есенина, Б. Пастернака, А. Луначарского, А. Мариенгофа и многих других. А ниже я увидел перевязанный шнурком комплект редчайших брошюр тобольского учителя Егора Симонова о жизни и творчестве П.П. Ершова — автора «Конька-Горбунка». Как я потом искал эти брошюры! Но особенно, конечно, жаль, что тогда пришлось упустить «Вятскую незабудку».

Много лет спустя в отделе редких книг и рукописей научной библиотеки Казанского университета я нашел письмо составителя и издателя «Незабудки», известного русского прогрессивного книгоиздателя Ф. Ф. Павленкова казанскому литератору Н.Я. Агафонову: «Со вторым томом «Вятской незабудки» случилась напасть — она заарестована и по всей вероятности будет заживо похоронена на том обширном литературном кладбище, которое называется Кабинетом министров. Это наше Пер-Ляшез, по которому впоследствии будущим статистикам и исследователям придется изучать законы распространения одной из самых страшных эпидемий, еще не получившей в социальной патологии своего соответствующего названия. Я позволю себе назвать ее цензурным тифом»1. Если первый выпуск «Незабудки» (в двух изданиях 1877 года) все же дошел до читателя, то второй, о котором Павленков писал Агафонову, в июле 1878 года был уничтожен. Уцелело только 25 экземпляров2. И вот один из них лежал в амбаре Старцева.

Теперь «Вятская незабудка» крайне редка. По словам П. Н. Мартынова ему за полвека работы со старой книгой в Ленинграде ни разу не пришлось видеть это издание. О том же говорят и другие старейшие букинисты (В. А. Крылов, Э. Ф. Ципельзон и др.).

К счастью, в Кирове есть все три издания «Незабудки». Это гордость областной библиотеки. Интересно, что два первых выпуска, как удалось установить по старым журналам регистрации, попали сюда от вятского губернатора Н. А. Руднева. До этого «Вятская незабудка» находилась в библиотеке губернского правления, как образец «покушения» на местные власти.

Незадолго до революции Руднев, видимо, понял, что дальше прятать эти замечательные книги в казенном шкафу не следует. Но уничтоженного цензурой выпуска «Незабудки» Вятское губернское правление все же не имело. Зато этот выпуск оказался у вятских библиофилов Машковцевых. Они не только хорошо переплели и сохранили его, но, несомненно, познакомили с ним немалый круг вятских   разночинцев.    Книгу эту в 1921 году передал    в областную    библиотеку   Н. Г.   Машковцев (1887—1962) — известный впоследствии искусствовед и литератор.        

«Незабудку» (1878 г.) имел и вятский писатель М. П. Бородин. Но после его смерти этот томик, вместе с «Историей кабаков в России» И. Г. Прыжова (СПб., 1868) и другими редчайшими книгами, куда-то исчез.

«Незабудка» полна такого боевого духа и энергии, что и сейчас эти сборники вызывают чувство гордости за смелость Павленкова и его товарищей. В десятках острых сатирических статей и очерков «Незабудка» рассказывала о неприглядных сторонах вятской действительности, смело называла лихоимцев, головотяпов и самодуров. Их имена были даны в специальном алфавитном указателе, которым открывался сборник. Это оказалось удачным новшеством. Читатель сразу видел, кого  клеймит  «Незабудка».

Павленков говорил, что теперь должно выступить на сцену дело в дополнение к слову и перу. «Жизнь родилась от дела, и делу же суждено вывести ее из статического состояния в динамическое, преобразовать перемежающийся фонтан в непрерывный горячий гейзер... Помните опыт с бочкой Паскаля? Мы повторим его: бочка уже давно полна, теперь наполняется соломинка. Остается несколько капель... Еще две-три капли, и дубовые клепки поддадутся: нет такой силы, которая может сопротивляться атмосферному давлению»3.

Конечно, это были уже не «намеки», а прямой призыв к революционному делу. Но уверенности в том, что сборники дойдут до читателя, у Павленкова не было. Он писал в Нижний Новгород известному литератору и краеведу А. С. Гацисскому:
«Весьма многие имели достаточное основание считать «Вятскую незабудку» явлением случайным. Мы сами склонны были допускать, что беспрепятственный выход этой книжки отчасти обязан оплошности цензора, так как нами были приняты меры к тому, чтобы с одной стороны ввести его в заблуждение, а с другой — заставить его вместо настоящего чтения ограничиться самым беглым и поверхностным  просмотром.

При таком шатком и неопределенном положении дела нельзя было рассчитывать на сколько-нибудь дружную поддержку со стороны других губерний, по крайней мере, на поддержку немедленную, безотлагательную. Где можно опасаться — там немыслимы точные арифметические расчеты...»4.

Опасения Павленкова вскоре оправдались. «Вятская незабудка», — сообщал 22 апреля 1878 года министр внутренних дел Тимашев в комитет министров, —  составляет сборник исключительно обличительных и пасквильных рассказов о правительственных и общественных учреждениях Вятской губернии, о местных должностных лицах, начиная с волостных писарей и тюремных сторожей и доходя до губернатора и архиерея. Все эти лица обозначены полными именами не только в самом тексте книги, но и в специальном алфавите, помещенном во главе издания...

Возбуждение полнейшего недоверия правительству, избирающему будто бы своими агентами самых возмутительных администраторов, судей, наставников юношества и охранителей государственных имуществ, оставляет неизбежное для неразвитых читателей впечатление после чтения этой книги. Но это впечатление идет дальше, так как на страницах этой книги проводятся  чисто  революционные идеи»5.

Поэтому-то «Незабудку», буквально как взрывчатый материал, и поспешили уничтожить. Но она вызвала ряд попыток выпустить подобные сборники и журналы в других городах («Владимирская клюква», сборники в Перми, Нижнем-Новгороде, Казани, Иркутске, Полтаве, возможно, и в Екатеринбурге). Соавторы «Вятской незабудки», распространители и читатели ее были так законспирированы, что успехи в раскрытии их имен еще весьма скромны. Пока твердо установлены фамилии лишь некоторых (врачи В.О. Португалов и С.И. Сычугов, чиновники П.М. Залесский, А.А. Сырнев и В.А. Шубин, учитель Р.Н. Рума, лесничий Э. Валленбургер)6. В интересной статье Н.П. Изергиной «Ф.Ф. Павленков и «Вятская незабудка» названо много имен, авторство которых в «Незабудке» весьма вероятно (П. А. Голубев, В. Я. Заволжский, А. Н. Радаков, В. И. Обреимов, М. П. Бородин и др.)7. К ним можно прибавить еще учителя И.П. Селивановского и адвоката В.В. Белова.

В Вятке Павленков готовил к печати «Очерки административной ссылки». Книга, вероятно, стала бы своеобразным руководством по конспирации. Он умел наносить чиновникам неожиданные и сильные удары. «Павленков необыкновенно желчный человек,— писал вятский прокурор,— и все показания его испещрены бранью и злой иронией в отношении лиц, производивших обыск и допрашивавших его».

В 1872 году Павленков пожертвовал Вятской публичной библиотеке «Политическую историю новейшего времени» Вильгельма Мюллера (СПб., 1872, 413 стр.). Пожертвование отметили даже «Губернские ведомости» (1872, № 18). Ценность этого пожертвования заключалась в том, что книга еще до выхода в продажу оказалась запрещенной, почти весь тираж ее (1966 экземпляров из 2 тысяч) был уничтожен, в Вятской же библиотеке книга уцелела. Как Павленков смог получить в Вятку эту  книгу — заслуживает  выяснения.

Предстоят еще большие поиски, особенно при подготовке «Вятской незабудки» к переизданию, в чем давно ощущается необходимость. Тогда редкие и уже ветхие томики, которые вне больших библиотек лишь по великой случайности могут встретиться в каком-нибудь старцевском амбаре, станут доступными для всех, кто интересуется замечательным памятником провинциальной боевой публицистики.