Главная > Выпуск №9 > Историография Вятского герба

Историография Вятского герба

Е. М. Дрогов

Вятского герба так или иначе неоднократно касались в своих исследованиях как геральдисты российского масштаба, так и вятские историки. Нельзя недооценить труды А. Б. Лакиера, П. П. Винклера, Ю. В. Арсеньева, А. В. Арциховского, Е. И. Каменцевой, Н. В. Устюгова, М. Н. Сперансова, Н. А. Соболевой, а также местных исследователей В. П. Юрьева, Д. М. Захарова и других. Но, несмотря на многочисленные упоминания в широко известных исследованиях по истории городских гербов, а также отдельные работы, посвященные изучению вятской эмблемы в самом регионе, до сих пор в отечественной историографии геральдики, на наш взгляд, нет ни одной работы, охватывающей данную проблематику всеобъемлюще, освещающей историю развития вятского герба всесторонне и глубоко, с учетом современного состояния гербоведения и с использованием большинства доступных ныне источников. В первую очередь это касается некоторых трудов местных историков, которые и вовсе не лишены досадных ошибок. Всё это побудило автора предпринять попытку систематизировать и обобщить накопленный опыт, проанализировать его и указать на наиболее сомнительные моменты.

Первым монографическим исследованием в области гербоведения, содержащим концепцию национальной геральдики, был фундаментальный труд А. Б. Лакиера «Русская геральдика», вышедший в 1854 г.¹ Значительная часть исследования была посвящена скрупулезной систематизации дворянских гербов, городским гербам автор уделил немного внимания. Однако, помимо изложения сведений о зарождении геральдики в Западной Европе, формальных правилах, деятельности геральдических учреждений в России и истории гербов, Лакиером были введены в научный оборот многие источники, по которым изучение городских символов получило дальнейшее развитие. В частности, в его книге была опубликована большая государственная печать Ивана IV, на которой впервые в числе прочих встречается «Печать Вятьцкая». Кроме того, автор указал на другие источники с изображением земельных эмблем: саадачный покровец царя Михаила Федоровича, тарелку царя Алексея Михайловича, русскую государственную печать из дневника австрийского дипломата И. Г. Корба. Автор впервые делает попытку проанализировать встречающиеся на указанных артефактах территориальные символы. Эмблема Вятки в этот анализ не попала, однако А. Б. Лакиер приводит все описания территориальных гербов из так называемого «Гербовника графа Миниха». В гербовник, составленный при участии обер-директора Военной коллегии генерала Б.-К. фон Миниха в мае 1729 г., вошли как гербы, появившиеся ранее (из Титулярника, сочиненные в результате деятельности графа Ф. Санти в Герольдмейстерской конторе), так и вновь составленные. Все они были утверждены 8 марта 1730 г. и использованы при изготовлении полковых знамен. Было изготовлено знамя и для Вятского полка. В списке, приведённом Лакиером, под номером 23 находим описание интересующего нас герба: «Вятской, по старому, в руке из облака лук с одною стрелою белою, а перо черное, в стороне крест красный, поле желтое». Изображение знамени Вятского полка 1730 г. до сих пор не было опубликовано ни в одной из работ, посвященных городским гербам. Рисунок другого знамени, появившегося еще при Петре I в 1712 г., был опубликован в числе прочих в книге Г. Э. Введенского². Привожу здесь этот рисунок (рис. A). Вятский герб выведен золотом на чёрном полотнище. По композиции – направлению лука со стрелой, а также по форме креста – он напоминает герб Вятки, утверждённый в 1780 г.

2005 № 9.jpg

Рис. А. Знамя Вятского полка. 1712 г.

Описание вятского герба из гербовника Миниха, данное в «Русской геральдике» Лакиера, несколько отличается от его изображений в других источниках, в том числе и появившихся ранее (например, в Титулярнике): здесь стрела – белая с чёрным оперением, в Титулярнике и позднее она – целиком красная. Цвета лука и держащей его руки не уточняются³.

Диспропорция, которая наблюдается у Лакиера при изложении им материала по дворянской и городской геральдике, объясняется, по-видимому, утвердившимся к тому времени отношением к истории русского города, базировавшемся на мнении о неорганичности городского развития России, на что указывает Н. А. Соболева в послесловии к переизданию «Русской геральдики»⁴. Лакиер ограничился констатацией факта существования городских гербов, не придавая им значения института и не связывая процесс их возникновения и эволюции с развитием государства. Выводя историю происхождения гербов в неразрывной связи с древними печатями, автор удревнил фактическое появление гербов в России как таковых. Давая определение гербам, он не придал значения правовому моменту – утверждению герба верховной властью, ограничивая тем самым понятие «герб» гербами частными – родовыми, дворянскими, составленными, тем не менее, по определённым правилам и передающимся по наследству по прямой нисходящей линии. В последующих работах по геральдике герб определяется как особый знак, правовой в своей основе⁵.

Прямая преемственность древних печатей и позднейших гербов, провозглашённая А. Б. Лакиером, вызывала критику уже сразу после выхода «Русской геральдики» в середине XIX в.⁶ Однако генезис некоторых территориальных эмблем, утвердившихся в конце XVIII в. в городских гербах, прослеживается по источникам, начиная с конца XVI в. В частности, при позднейшем источниковедческом анализе было выявлено, что вятская эмблема – натянутый лук со стрелой – остаётся практически неизменной на протяжении нескольких веков, начиная с первого появления на большой государственной печати Ивана IV до утверждения в гербе Вятки в 1781г., «обрастая» со временем дополнительными атрибутами – рука, облако, крест. Однако при этом стоит учитывать, что «печать вятьцкая» на протяжении всего этого времени существовала в отрыве от земли Вятской, попав на родину лишь в середине XVIII в. Натянутый лук со стрелой, являвшийся олицетворением Вятки для всего мира, для самой Вятки был долгое время неведом. Поэтому говорить о преемственности вятской печати и вятского герба в вопросе происхождения и развития последнего можно лишь в иконографическом смысле, но не в правовом. Герб Вятки, высочайше утверждённый императрицей Екатериной II, был проявлением особого статуса, привилегий, дарованных городам Российской империи по губернской реформе. Вятская эмблема на печати Ивана Грозного – лишь обозначение того, что Вятская земля – часть Российского государства. Это нашло отражение в царском титуле, начиная со времени правления Ивана III. Таким образом, при рассмотрении символики «печати вятьцкой» и герба Вятки можно говорить лишь об их источниковедческой связи, но не об их тождестве.

Гербы городов Вятского наместничества, утверждённые 28 мая 1781 г., были внесены в первое «Полное собрание законов Российской империи», вышедшее в 1830 г.⁷ В этом собрании законодательных актов нашёл отражение основной массив информации, касающийся гербов уездных и губернских городов. Для изучения территориальной геральдики существенное значение имело продолжавшееся введение в научный оборот и обобщение фактического материала. Весь этот материал Лакиер практически оставил без внимания. Утверждавшиеся во второй четверти XIX в. гербы губерний, областей и городов публиковались во втором и третьем «Полных собраниях законов…» В 1858 г. в рамках издания появилось собрание рисунков территориальных и государственных гербов⁸. Утверждённый 8 декабря 1856 г. герб Вятской губернии был опубликован в сборнике «Гербы губерний и областей Российской Империи»¹⁰. В нём были помещены рисунки и описания губернских и областных знаков, утверждённых с 1856 по 1878 гг. Сборник даёт наглядное представление о геральдической терминологии, использованной при описании наиболее поздних по времени утверждения гербов.

Итоги исследований в области территориальной геральдики в XIX в. подвёл труд П. П. фон Винклера «Гербы городов, губерний, областей и посадов Российской империи»¹⁰. Он содержал полный корпус гербов, утверждённых в XVIII–XIX вв., с их изображениями и взятыми из «Полного собрания законов…» описаниями, включая и все вятские¹¹. Это был новый тип гербовника, предназначенный для научных целей, имевший разнообразное значение: формально-геральдическое, эвристическое, археологическое, источниковедческое. Справочник создавал надёжную основу для анализа территориальной геральдики, но был не вполне востребован современниками и оказался оценен по достоинству только в конце XX в.

Публикации о территориальных гербах в газетах и журналах, региональных сборниках сравнительно регулярно появлялись с 1840-х гг. Они способствовали расширению интереса к геральдике в самых широких слоях населения. Не претендуя на анализ, преследуя исключительно прагматические информационные цели, они обычно касались геральдического пространства конкретной губернии и состояли из описаний местных гербов, заимствованных из «Полного собрания законов». Сравнительно примитивная форма публикаций восходила к изданиям XVIII в. и стабильно присутствовала в историографии до начала ХХ в. Например, вятскому гербу неоднократно были посвящены публикации во «Всемирной иллюстрации»¹².

В 1880 г. цветные изображения и описания гербов Вятской губернии и всех уездных городов были опубликованы в двухтомном сборнике, посвящённом столетию Вятской губернии (рис. 1–14)¹³. В этом же издании содержится информация о времени пожалования и символическом значении изображения вятского герба: «В царствование Императрицы Екатерины II все города при образовании губерний, вошедших в их состав, получили нарочито составленные гербы для них. Тогда же (1781 г.) получила свой герб г. Вятка. Выбор такого герба можно считать более удачным сравнительно с гербами других городов губернии и надо думать, что на мысль дать таковой Вятке навели летописные сказания о долгой борьбе вятских поселенцев с туземцами, а после и с московскими князьями»¹⁴. Как видим, сведения о гербе, приведённые в достаточно объёмном сборнике, весьма скудные, а предположение о его происхождении не претендует на достоверность. Однако уже в самом изложении вопроса ощущается потребность в научном изучении вятской символики.





Рис.1–14. Гербы Вятской губернии из книги «Столетие Вятской губернии». 1880–1881 гг.

Эта потребность впервые была реализована в работе вятского историка В. П. Юрьева, опубликовавшего в 1886 г. в Вятке свои исследования об истории вятского герба – вначале в «Вятских губернских ведомостях» на протяжении нескольких номеров, а затем в виде отдельного издания¹⁵. Стоит остановиться поподробнее как на этой работе, так и на личности её автора.

Василий Полиенович Юрьев (1851 – после 1927), учитель и историк Вятского края, родился в г. Мензелинске Уфимской губернии в семье смотрителя (начальника) уездного училища. Окончил IКазанскую гимназию и сдал экзамены на право работать учителем. В 1882–1889 гг. – преподаватель истории и географии Вятской женской гимназии. Обладая конфликтным характером, в 1889 г. Юрьев вынужден был уехать из Вятки обратно в Поволжье, где и продолжал преподавать ещё после 1927 г.¹⁶

На основе архивных источников он написал 6 серьёзных работ по истории Вятки XVIII в.¹⁷ На материалах губернского архива первой половины XVIII в. были основаны его разыскания и о вятском гербе. Многие источники, использованные им в своих книгах, до нашего времени не дошли. В этом смысле приведённые автором выдержки из архивных документов первой половины XVIII в. делают «Историю герба города Вятки» работой своего рода уникальной.

Не претендуя на глубину исследования, Юрьев обозначает чёткие задачи, которые решает его работа: «Задача наша и сводится к тому, чтобы решить вопрос, и вопрос во всяком случае небезынтересный, во-первых, когда получил своё начало <…> вятский герб и, во-вторых, нужно ли считать символическое изображение, внесённое в этот герб, плодом фантазии какого-нибудь герольдмейстера, или же изображение герба коренится на каких-нибудь исторических основаниях?»¹⁸

За отправную точку происхождения вятского герба Юрьев принимает время образования первых губерний. Он приводит тексты царских грамот, полученных в 1710 г. воеводой Вятской провинции С. Д. Траханиотовым. К одной из них была приложена сургучная печать Сибирской губернии. Юрьев даёт её подробное описание. Сличая вятский герб, помещённый на печати наряду с пермским и сибирским, с позднейшими его изображениями, Юрьев констатирует тот факт, что, несмотря на появление эмблемы на этой печати в 1710 г., Вятская провинциальная канцелярия вплоть до 1744 г. собственной печати с гербом, «в котором означено: лук со стрелою, держащей рукой», не имела.

Далее историк приводит обширную переписку 1725 г. между провинциальной канцелярией и Герольдмейстерской конторой, которая, ссылаясь на императорские указы, направила в Хлынов анкету с вопросами об исторических, географических и этнографических особенностях городов Вятской провинции. Тут же Юрьев приводит ответы Вятской канцелярии на эти вопросы¹⁹. Среди прочих был вопрос и о гербе, на который из Хлынова и других городов Вятской провинции отвечали отрицательно. Подпись чиновника, разработавшего «программу вопросов», присланную в Хлынов, Юрьев разобрать не смог и обозначает его в своем исследовании «граф С…», указав в сноске: «фамилию разобрать невозможно»²⁰. Для нас очевидно, что это не кто иной, как граф Франциск Санти, деятельность которого уже достаточно подробно освещена в историографии²¹.

Целью сенатского указа и запроса Герольдмейстерской конторы о гербе Юрьев видел исключительно «сочинение» городской гербовой печати. Не найдя подтверждения результатам деятельности «графа С…», Юрьев заключил, что работа по созданию печати прервалась: «Вопрос о введении гербов, так было удачно начатый в царствование Петра, не мог осуществиться в свое время; смерть Великого Преобразователя отдалила на неопределенное время решение этого вопроса»²².

Только в результате переписки с Монетной конторой в 1735 и 1744 гг. наконец-то вопрос о гербовой печати для Вятки был решён: в 1744 г. стальная печать Вятской провинциальной канцелярии была изготовлена в Монетной конторе и отправлена в Хлынов. Тексты документов, приведённые Юрьевым, дают полное представление об этом процессе²³. Вызывая несомненный интерес, они не теряют свой актуальности для дальнейших исследований и сегодня.

Описывая оттиск с печати Вятской провинциальной канцелярии 1744 г., историк замечает присутствие на ней дополнительных украшений вокруг герба: короны, венка из дубовых листьев, перевитых лентой, что послужило для него поводом сравнить это изображение с гербом Вятской губернии 1856 г. и сделать предположение о преемственности этих атрибутов²⁴ (хотя мы знаем, что эти атрибуты появились в гербах благодаря геральдической реформе Б. В. Кёне только в середине XIX в.). Ввиду того, что оттиск печати Вятской провинции, судя по всему, в местном архиве не сохранился, её описание, приведённое Юрьевым, представляется весьма любопытным²⁵.

Анализируя информацию, полученную из найденных документов, Юрьев не рискует трактовать символику герба Вятки. В конце своей работы он пишет: «Что же касается до объяснения смысла этого символа, то решение этого вопроса повело бы нас в туманную область отвлеченных идей, которые в конце концов все-таки ни к чему определённому не привели бы, а потому оставляем этот вопрос открытым. Этим мы заканчиваем исследование о вятском гербе. Быть может, в делах архива и еще что-нибудь найдется о гербе, но в исследованных нами архивных документах до 1750 года, главное, что было нужно для разрешения намеченных вопросов о гербе, нами сделано»²⁶.

Интересно, что автор «Истории герба города Вятки» планировал исследовать и гербы вятских городов, о чём он прямо указывает в своей работе: «Любопытно было бы изложить также историю гербов и уездных городов Вятской губернии, но это составит предмет особой нашей статьи. Пока найдена нами начальная история герба Кайгородка»²⁷. Видимо, этим намерениям историка не суждено было сбыться.

Не менее любопытны и общие выводы, сделанные Юрьевым. Используя исключительно местный материал и не располагая другими источниками, Юрьев приходит к такому заключению:

«1) История герба восходит ко времени царствования Петра Великого. 2) Основное символическое изображение заимствовано из гербовой печати Сибирской губернии 1710 года. 3) Детальные украшения – венок из дубовых листьев, перевитых лентою – взяты с гербовой печати Вятской провинциальной канцелярии 1744 года. 4) Герб городу Вятке (Вятской провинции) был дан в царствование Елизаветы Петровны в 1744 году. 5) В царствование Екатерины II существующий герб получил только другое применение»²⁸.

Как мы видим, исследователь не владел геральдической терминологией и знаниями об истории геральдики, отчего во многом ошибался. Судя по всему, он не был знаком ни с «Русской геральдикой» В. П. Лакиера, ни с другими работами по предмету. Его исследованием не охвачены более ранние источники с изображением вятской эмблемы: ни большая государственная печать Ивана IV, ни Титулярник 1672 г., ни знамена Вятского полка 1712 и 1730 гг. и др. Говоря об административной несамостоятельности Вятской провинции, он всё-таки связывает пожалование герба Вятке не со временем преобразований Екатерины II, когда городские гербы получили правовой статус, а с моментом реального воплощения печати Вятской провинции и появлением её в Хлынове. Делая ложные выводы относительно времени официального утверждения и генезиса вятского герба, Юрьев тем не менее ввёл в научный оборот несколько ценных источников, без которых история вятского герба была бы неполной. Его работа подтолкнула местных краеведов на дальнейшие разыскания.

В 1915 г. в «Трудах Вятской учёной архивной комиссии» была опубликована статья М. Г. Худякова «О вятском гербе»²⁹. Отталкиваясь от разработок, начатых Юрьевым, автор статьи, ссылаясь на вышедшую в 1912 г. книгу А. Д. Нечволодова «Сказания о русской земле», приводит описание и взятое из этой книги изображение «печати вятьцкой» с большой государственной печати 1583 г., приложенной к двум договорам между Россией и Швецией. Худяков делает вывод, что «появление вятского герба относится не ко времени Петра Великого», как пишет Юрьев, а «по крайней мере к царствованию Иоанна Грозного, когда возникла русская геральдика». В заключение автор упоминает о Титулярнике 1672 г. с приведёнными в нём «гербами русских областей 1672 года»: «Интересно было бы знать, какой вид имеет вятский герб в этой книге». Таким образом, только в 1915 г. в Вятке стало известно об истоках местного герба.

Рост интереса к истории и краеведению в конце XIX – начале XX в. наблюдается по всей России. Первые годы последнего века второго тысячелетия для многих вспомогательных исторических дисциплин, в том числе и для геральдики, явились началом их научной разработки. Всплеск интереса к геральдике у местных любителей истории, краеведов и археологов был вызван публикациями целой плеяды исследователей и издателей. В 1903 г. опубликован неоднократно упоминавшийся здесь Титулярник – «Портреты, гербы и печати Большой государственной книги 1672 г.», среди чёрно-белых изображений земельных эмблем которого есть и герб «вятцкий», однако рисунки в этом издании были неполными, с обрезанными краями, что вызвало критику рецензентов после его выхода³⁰. В это же время публикуется дневник путешествия в Московию (1698 и 1699 гг.) австрийского дипломата И. Г. Корба, где на первой странице был изображён цветной «Герб русского царства и его областей», среди которых мы найдем герб «Vitatsky». Публикуются также пособие по геральдике Ю. В. Арсеньева, ряд работ В. К. Лукомского, в том числе «Русская геральдика», написанная им в соавторстве с Н. А. Типольтом, издаются журнал «Гербовед» (1913–1914) и Геральдический словарь³¹.

Однако территориальные гербы в 1910-е гг. изучались непоследовательно и выборочно, в контексте местной истории, авторами публикаций являлись в основном краеведы. К этому же разряду можно отнести и упомянутую статью Худякова, отразившую присущее местным геральдическим работам того времени стремление к достижению точности геральдического знания и исправления ошибок в историографии и гербовой практике.

Исследование, посвящённое происхождению древнейших территориальных эмблем, впервые в отечественной историографии опубликовал А. В. Арциховский в 1946 г.³² Перечисляя все известные источники «серий областных гербов»³³, автор подробно анализирует семь территориальных эмблем, в том числе и вятскую, прослеживая по этим источникам происходившие в ней изменения. Отмечая неизменность сюжетов, начиная с изображений в Титулярнике большинства гербов в XVIII–XIX вв., к которым «герольдмейстеры почти не прикасались», Арциховский заостряет внимание на их «древней стойкости». Подробно описывая генезис семи эмблем, автор уходит в рассуждениях о некоторых из них в XII в. (например, в вопросе происхождения владимирского герба). В своей работе он пишет о стойкости геральдических эмблем на протяжении столетий и выводит их из местных традиционных обозначений, сформировавшихся, по его мнению, в глубокой древности. Не утверждая прямо о наличии гербов на Руси, автор явно удревняет отечественные гербы, которые как бы существовали со времени образования Древнерусского государства.

В посвящённой вятскому гербу отдельной главе Арциховский пишет об исторической закономерности появления «такого герба именно в Вятке», имея в виду лук со стрелой³⁴. Таким образом, автор утверждает, что герб (даже не эмблема) в виде лука со стрелой имеет местные корни и появился в самой Вятке. В доказательство приводятся археологическая находка и сведения из летописного источника.

В первом случае имеется в виду бронзовая прорезная бляшка в виде натянутого лука со стрелой, найденная местным археологом и историком А. А. Спицыным в конце XIX в. на Буйском городище, расположенном на берегу реки Вятки³⁵. Она относилась к ананьинской культуре и бытовала у местного финно-угорского населения задолго до появления на Вятке новгородцев. Об этом Арциховский умалчивает, однако известно, что финно-угры не имели ни печатей, ни гербов. Мало того, как отмечалось выше, «Печать Вятьцкая» появилась впервые на печати Ивана IV, причём на Вятке долгое время была неизвестна, поэтому говорить о преемственности символа в сфрагистическом или тем более геральдическом смысле, исходя из местной традиции, не приходится.

Далее автор приводит выдержку из летописного источника XVII в. «Повесть о стране Вятской»: «Христиане же те святыя церкви Богоявленскую и Воскресенскую построиша во граде Хлынове, и во времени, егда наипаки умножится благочестие, Богоявленскую церковь нарекоша соборную и ради частого нашествия Чуди, Отяков и Черемис обешашася Вятские града Хлынова и уездные жители великомученику, страстотерпцу и победоносцу Георгию во вся лета по дважды из села Волкова приносить образ его святый во град Хлынов и встречать со освященным собором и со всем народом со свещами и праздновать, и круг града хождения уставиша. Еже и доныне пришествие святого его образа великомученика Георгия по вся лета по дважды бывает. И во многа лета во объявление всему народу бывшее набежание Чуди, Отяков и Черемис со стрелами воспоминающе со образом великомученика Георгия стрелы, оковани железом, и людие со свещами стрелы оные сменяюще, в память великомученика, избавления ради от набежания Чуди, Черемис, Отяков и протчих неверных народов, бывших со стрелами»³⁶.

Данное летописью объяснение церковных обрядов со стрелами, совершавшихся в Вятке еще в XVII в., Арциховский признаёт позднейшим и натянутым. Однако это не мешает ему сделать вывод «о древнем и специфически местным культовом значении стрел», из чего он заключает: «Таковы корни вятского герба». В отношении вятского герба тема о местном происхождении символа получила развитие в работах Д. М. Захарова и В. Е. Мусихина, о которых речь пойдёт ниже. Тем не менее, оговорюсь ещё раз, что ни сфрагистической, ни геральдической преемственности вятской эмблемы, появившейся на печати Ивана IV, исходящей из местных традиций, все эти изыскания не выявляют. Они лишь указывают на особое отношение к стрелам у вятчан на протяжении нескольких столетий.

Об исторической обусловленности существования институтов гербов и печатей в Киевской Руси, развивающихся параллельно системе княжеских знаков собственности и в чем-то близких им по юридической природе, писал несколькими годами ранее Б. А. Рыбаков³⁷. Эти две работы (А. В. Арциховского и Б. А. Рыбакова), при всей осторожности высказанных в них замечаний относительно хронологии русских гербов, повлекли за собой возведение в абсолют концепции о появлении гербов на Руси с глубокой древности. В частности, по мнению А. А. Ураносова, о городских гербах на Руси можно говорить, начиная с XII в.³⁸ Подхваченная некоторыми учёными, эта версия разнеслась по страницам отечественных книг и журналов и до сих пор существует в представлениях историков и читающей общественности. Данная версия зафиксирована, например, в заголовке известной книги-альбома Н. Н. Сперансова³⁹.

Эта позиция подвергнута основательной критике в работах Н. А. Соболевой⁴⁰. Соболева доказывает, что городских гербов в XII в. не было не только в России, но и в Западной Европе, а в России они появились именно под влиянием западных традиций. О городских гербах в полном смысле этого слова в России можно говорить только с конца XVIII в., имея в виду в первую очередь правовой аспект. Этот же тезис применим и к территориальным эмблемам, составляющим государственную печать Ивана IV. «Несмотря на исключительную заманчивость, теория местных традиций как исходного момента в формировании комплекса эмблем, сгруппированных на лицевой и оборотной сторонах русской государственной печати XVI в., кажется довольно гипотетичной», – пишет автор⁴¹, не исключая, однако, возможности использования местных традиций для некоторых из них, – в частности, казанской и псковской⁴². Н. А. Соболева пишет: «Возникновение вятской эмблемы в виде лука со стрелой <…> обосновывалось существовавшими в этих местах культами. В принципе подобное соотношение возможно при сохранении преемственности символики на протяжении ряда столетий, зафиксированной материальными или письменными памятниками, а может быть, и фольклором, однако в данном случае ничего конкретного о преемственности символов сказать нельзя»⁴³. Подчеркну, что речь идёт именно о преемственности символов. Никаких вещественных или письменных исторических памятников, подтверждающих использование лука со стрелой в качестве символа Вятки в данной местности до появления его на печати Ивана IV, не обнаружено.

Что касается самого этого памятника, то Н. А. Соболева предлагает «другие возможные подходы к восприятию соотношения и объяснению символики фигур уникальной печати»⁴⁴. Это художественный, политический и религиозный аспекты, вытекающие один из другого и тесно связанные между собой.

Изобразительная сторона позволяет выявить присущие искусству XVI в. черты: церковный символизм, сильное звучание догматической и морализующей темы, идейной направленности искусства, призванного подкрепить, обосновать, прославить правление и деяния первого «венчанного самодержца». Композиционный принцип печати – соотношение господствующего начала центрального изображения и подчиненности «клейм», окружающих его. На печати мы наблюдаем в центральном образе олицетворение всесилия, главенства и единодержавия, присущее русской иконописи. Фигуры, окружающие центральный символ, не самостоятельны, а подчинены этому главенствующему началу.

Соболева отмечает, что изобразительное искусство того времени использовало в основном библейские образы, хотя имелись и существенные дополнения в виде аллегорических фигур, заимствованных, по всей вероятности, из специальных эмблемников западноевропейского происхождения. Стилевая близость государственной печати Ивана IV памятникам изобразительного искусства XVI в. наталкивает на мысль интерпретировать эмблемы, которые выступают в виде печатей областей, земель, входящих в состав Русского государства, как определённые символы. Эти символы на фоне общей тенденции «огосударствления» художественной культуры должны были, по-видимому, заключать в себе, выражать наиболее злободневные темы, волновавшие круг людей, причастных к созданию данного памятника, и, прежде всего, самого царя.

Основным источником, посвященным толкованию символов, из которого могли быть заимствованы символы для этой печати, по мнению Соболевой, могла служить Псалтирь, «наиболее популярная из читаемых книг древности»⁴⁵. Причём «трактовку каждого символа можно осуществить только в общих чертах, предполагая вероятный смысл каждого символа». В этом же символическом значении автор, основываясь на Псалтири, предлагает трактовать существующие на печати изображения лука и стрел (как в вятской эмблеме, так и в других): «Нечестивые натянули лук, стрелу свою приложили к тетиве, чтобы во тьме стрелять в правых сердцем».

В продолжение этого тезиса Соболевой относительно вятской эмблемы можно сказать следующее. Если учесть, что Вятскую землю населяли не только потомки новгородцев, но и нехристианские народы, то вполне можно допустить, что в представлении царской администрации Вятка ассоциировалась с «нечестивыми, натянувшими лук». Тем более, если взять во внимание, что Вятская земля долгое время слыла вольной и не покорялась ни московскому князю, ни другим князьям, а вятчане славились как умелые воины и отличные лучники, совершали набеги на города и Волжской Булгарии, и Золотой Орды. На печати религиозное, политическое значения символа, придаваемые ему составителями печати в общем ее контексте, известному современникам по Псалтири и произведениям искусства, соединились с местными реалиями: вятчане могли ассоциироваться у современников со стрельбой из лука, куда бы стрелы ни были направлены – вначале против коренного населения, затем против московских и других князей, пытавшихся покорить вольных вятчан, а в царствование Ивана Грозного – во врагов Русского государства, неотъемлемой частью которого уже являлась земля Вятская. Известно, что Вятский полк участвовал практически во всех походах, предпринятых царем.

Христианское начало олицетворяет на печати всадник, поражающий копьём дракона. Таким образом, в общей идее композиции печати мог звучать мотив, означающий вступление народов, в том числе и нехристианских, под эгиду верховного, главенствующего Божьего закона. Эмблемы, олицетворяющие те или иные земли и народы, собраны под сенью крыл господа Бога, которого они избрали прибежищем и защитой. Предложенное толкование символики эмблем печати позволяет видеть в ней своеобразное вещественное воплощение «геоцентрической модели мира», где Бог – центр мира, расположенного вокруг него и находящегося в зависимости от него. Подобная модель является порождением религиозной концепции средневекового пространства и неразрывно связана с другим аспектом средневекового понимания данной категории: в центре – главная земля, вокруг неё – все прочие. Символы, образное выражение которых имеется на печати в виде изображения представителей животного мира, отдельных предметов вооружения, атрибутов царской власти, – это скорее символы идей, а не символы территорий, которыми отдельные эмблемы становятся впоследствии.

Анализируя развитие вятской эмблемы в XVII в., Соболева объясняет появление в ней руки, держащей лук со стрелой, а также облака, из которого эта рука выходит, и креста⁴⁶. Все эти символы нередки в европейской символике. Сюжет – рука, выходящая из облака и держащая оружие – попал на знамёна иноземных полков русской армии XVII в. (вероятнее всего, из польской геральдики), а затем появился в вятской эмблеме, изображённой на гербовом знамени царя Алексея Михайловича. Благословляющая рука Бога-отца, выходящая из облака, – древнейший знак христианского искусства. В вятской эмблеме рука, выходящая из облака, скорее всего, должна была окончательно придать символу христианский мотив, а крест был призван ещё более усилить его⁴⁷.

Из книги «Символы и эмблемата»⁴⁸ Н.А. Соболева приводит номера эмблем, сюжеты которых схожи с вятской, – рука или руки, выходящие из облаков, держащие различные предметы (рис. 15–23)⁴⁹. Некоторые из них были заимствованы при составлении гербов в последней трети XVIII в. Источники и описания вятской эмблемы XVI–XVII вв. сведены Соболевой в таблицы как в цитируемом здесь труде⁵⁰, так и в другой её работе – «Старинные гербы российских городов»⁵¹. Исследования Н. А. Соболевой о территориальных гербах являются наиболее полными и научно обоснованными, в том числе и в вопросе о вятском гербе.

Несколько ранее, в 1974 г., о гербе Вятки упоминают авторы «Русской сфрагистики и геральдики» (переиздание книги 1963 г.). Они ссылаются на указанную выше версию А. В. Арциховского⁵². Из этой же версии – о местных истоках эмблемы в виде лука со стрелой – исходит и Н. Н. Сперансов. Автор приводит «в её пользу» ещё один аргумент: «Счастливое спасение возникшего здесь русского поселения от нападения окрестных «диких народов»; в таком «происшествии» какая-то важная роль принадлежала стрельбе стрелами». Сперансов называет «печать вятьцкую» на печати Ивана IV «древнейшим изображением этой городской эмблемы», исходя из ложной установки о существовании в то время именно городской эмблемы⁵³.




Рис. 15–23. Эмблемы из эмблемника «Символы и эмблемата». По изданию «Эмблемы и символы» (М., 1995)

Сведения о генезисе вятского герба, полностью основанные на работе А. В. Арциховского, были приведены в статье, опубликованной в журнале «Наука и жизнь» в 1978 г.⁵⁴ Помимо цветных изображений гербов городов Вятского наместничества 1781 г., статья была проиллюстрирована прорисовками изображений вятской эмблемы из перечисленных выше источников XVI–XVII вв. (кроме изображения на гербовом знамени Алексея Михайловича), включая чёрно-белое изображение вятского герба из Титулярника. Таким образом, здесь впервые были собраны воедино все, за исключением одного, источники с изображением вятской эмблемы, а также приведена прорисовка бронзовой бляшки, найденной А. А. Спицыным. В этой же статье была допущена ошибка, растиражированная позднее в справочных изданиях и каталогах⁵⁵. При указании современного названия Кайгорода, сказано, что сейчас это с. Койгородок, расположенное в Республике Коми. На самом деле – это с. Кай Верхнекамского района Кировской области. Статус города этот населённый пункт потерял ещё в начале XIX в. Село Койгородок и с. Кай – два различных поселения.

Идея А. В. Арциховского о местном происхождении вятского герба, основанная на летописи, получила дальнейшее развитие в работе кировского краеведа Д. М. Захарова⁵⁶. В этой работе прослеживается та же тенденция – возведение в абсолют концепции о происхождении вятского герба исходя из местных традиций и бытовавших здесь культов. Поскольку эта работа стала достоянием широкой общественности, то, помимо несогласия с изложенной Захаровым концепцией, позволю себе не согласиться и с другими выводами и утверждениями автора.

Д. М. Захаров прослеживает становление вятской эмблемы по упомянутым выше шести источникам, начиная с герба Вятской губернии и хронологически углубляясь к первому её появлению на печати Ивана IV. Проводя иконографический анализ эмблемы, автор делает неправильные выводы относительно ориентации лука со стрелой, исходя из неверного представления о геральдически правой и геральдически левой стороне. Говоря об эмблеме, изображённой на печати из дневника Корба, Захаров пишет: «Правая ориентация руки не случайна – она предписана для фигур строгими правилами европейской геральдики, которым российская следовала далеко не всегда. Из этого факта можно сделать вывод, что вятская эмблема не заимствована с Запада, а восходит к восточноевропейскому прототипу». Подобное рассуждение находим и при упоминании вятской эмблемы из Титулярника: «Составленный при царском дворе «Титулярник» явился проводником западноевропейских новшеств в русскую жизнь. Естественно, что в нем вятский герб дан в «западной» ориентации – слева направо»⁵⁷.

Начнём с того, что геральдически правая сторона (принятая для ориентации фигур в гербовом щите как в западной традиции, так и в российской геральдике) означает, что фигуры в щите направлены влево от зрителя. То есть правой она является с точки зрения рыцаря, несущего щит. Именно в рыцарские времена на щитах стали изображать эмблемы, позволяющие различить рыцарей, облачённых с ног до головы в доспехи с закрывающим забралом лицом. Эти эмблемы на различного вида щитах и стали впоследствии гербами. Так вот, геральдически вправо – означает влево от зрителя. Если фигура (фигуры) в щите ориентированы вправо от зрителя, это направление и есть нарушение традиции.

На печати Корба, как и в Титулярнике, вятская эмблема изображена геральдически влево (вправо от зрителя), то есть вопреки принятым правилам. Это легко объяснить тем, что геральдическое знание того времени было далеко от совершенства. И гербов в то время в России в полном понимании этого слова попросту не существовало. Дипломат Корб, изображая печать России в своём дневнике, мог и не знать о геральдических правилах, к тому же все предшествующие этому изображения вятской эмблемы ориентированы верно – геральдически вправо (влево от зрителя). Эмблемы в Титулярнике и вовсе трудно назвать гербами – в большинстве из них нарушены ориентация фигур, цветовая гамма, не соблюдена стилизация, присущая гербам. Н. А. Соболева, говоря о западноевропейских новшествах, привнесённых Титулярником в русскую жизнь, имела в виду вовсе не направленность фигур в щитах (да и щитов-то в этих эмблемах нет, фигуры расположены в замысловатых картушах), а сам факт появления в России гербов-эмблем, начало их прочного вхождения в русскую жизнь. Не существует в геральдике и разделения направленности фигур в щите на «русскую» или «нерусскую». «Ориентация лука слева направо, то есть “русская”, – пишет Захаров о вятской эмблеме с золотой тарели Алексея Михайловича. В данном случае, как и большинстве других, имеет место правильная ориентация фигур, то есть геральдически вправо (влево от зрителя).

Поэтому сделанный Захаровым вывод верен с точностью до наоборот: вятская эмблема, как уже было сказано выше, имеет прототипы в западной геральдике. Что имел в виду автор под «восточноевропейским прототипом», вообще остаётся загадкой. Правила геральдики, касающиеся использования основных цветов, правил составления гербов и их блазонирования, в том числе и ориентации фигур в щите, во всей Европе едины.

Дальше – больше. Захаров пишет: «Важно отметить, что русская геральдика, не переделанная на западный образец, выводит свою символику из печати, знака собственности «знамени», наконец, из тюркских и иранских тамг, а не из рыцарского герба»⁵⁸. В данном утверждении несостоятелен каждый тезис. В дополнение к изложенному выше, приведу выдержку из работы Н. А. Соболевой: «Истоки отечественных гербов ищут в так называемом «зверином стиле», от зооморфных образов которого через монетные типы удельного периода протягивают ниточку «к становлению геральдики»». Как подчеркивает знаток русского искусства Г. К. Вагнер, подобные построения основываются на «очевидном художественно наблюденном сходстве», в них не принимается во внимание «смысловое тождество». Это было бы возможным в том случае, если бы «гербы не означали ничего», т. е. не были бы правовым знаком, возникшим в определенных условиях, в определенную эпоху. И дело не только в терминологии: называть или не называть, скажем, боспорские царские знаки, княжеские знаки Рюриковичей, башкирские тамги, астральные фигуры гербами. Дело в том, что все эти знаки обладают символикой, особой для своего места и времени, различные предметно-практические отношения лежат в их основе, различная сфера, реальность определяет их специфическую знаково-символическую деятельность»⁵⁹.

Появление в вятском гербе выходящей из облака руки Захаров и вовсе объясняет манерой ведения вятчанами боевых действий – внезапным нападением на врага под покровом ночи или с тыла: «В языке такое умение передается оборотом «свалиться, как снег на голову», а в виде символа эта идея может быть передана возникающей из облака рукой»⁶⁰. Несостоятельность данного утверждения показана выше: рука, выходящая из облака, – распространённый в западной геральдике символ божественного провидения. Поэтому несостоятельны и дальнейшие рассуждения автора: «Облако под влиянием вятского герба было широко тиражировано в русской геральдике, и только тогда для его истолкования была привлечена христианская символика. До этого благославляющая рука, сложенная в двуперстие, использовалась на печатях высших иерархов церкви, реже – рядовых служителей культа, но без участия облака. В западноевропейской символике облако в качестве геральдического атрибута фигурирует крайне редко. Нам известен только один случай: в Париже сословие аптекарей имело в гербе изображение руки, выходящей из облаков на звездном небе и держащей бич и весами, а наверху девиз: «Lances et pondera servant»⁶¹.

Неверен и тезис о том, что «будучи одним из самых старых, он (вятский герб. – Е. Д.) оказал влияние на символику нескольких городов: Пскова, Вологды, Великих Лук, Соликамска, Мурома, Олонца и других»⁶². Как уже говорилось выше, эмблемы, сюжетом которых являлась рука (или две руки), держащая различные предметы, были собраны в числе прочих в изданном в 1705 г. эмблемнике «Символы и эмблемата». Все они заимствованы с Запада. Геральдисты XVIII в. при составлении городских гербов активно пользовались этим эмблемником. Некоторые из упомянутых эмблем стали основой гербов российских городов: Пскова (благославляющая рука), Варнавина (рука с камнем), Вербовца (рука с мечом), Вологды (рука с мечом и державой), Егорьевска (рука Святого Георгия с копьем), Олонца (рука со щитом), Петровска (рука с двумя ключами), Покрова (две руки с покровом). Все эти гербы были составлены под влиянием западных веяний, поэтому говорить о влиянии на них вятского не приходится.

В продолжение темы, начатой Арциховским, Захаров приводит выдержки из летописных источников, доказывающих, что бытовавший у вятчан культ стрел восходит к верованиям новгородцев, основанным на почитании славянского бога грозы и грома Перуна⁶³. Сам автор сомневается в том, что проведенные им параллели можно связать с вятским гербом: «Приведенных фактов недостаточно для истолкования ведущего символа вятского герба, потому что он представляет собой не стрелу, а натянутый лук с наложенной на него стрелой. Перун мечет свои стрелы, свои громы и молнии из простертой длани, поэтому он не нуждается в каком-либо вспомогательном метательном орудии. Лук не является атрибутом Перунова культа, и вятский герб не может быть объяснен единственно этим культом. Другое дело, что, появившись на Вятке, Перунов культ воскресал какие-то родственные ему мифологические представления коренного финно-угорского населения». Из чего автор заключает: «Создалось композитное семантическое поле взаимодействующих культур, в котором естественно реализуется ведущий символ одной из них, присущий и всем остальным, – натянутый лук со стрелой»⁶⁴. В подтверждение возможного существования культа стрел у коренного финно-угорского населения он приводит всё ту же бляшку, найденную А. А. Спицыным на Буйском городище.

Все эти умозаключения, основанные на «очевидном художественно наблюденном сходстве», представляются весьма гипотетичными. Не доказывая существования на Вятке лука со стрелами в качестве символа территории, они лишь подтверждают существование у местных жителей особого отношения к стрелам. Этот факт никак не связан с появлением эмблем на печати Ивана IV, о чём подробно говорилось выше.

Тем более гипотетичной представляется идея проложить мостик между архетипами луков и стрел финно-угров и скифо-сарматов и перебросить его к иконографическому анализу изображения лука на вятском гербе. Категории, подвергнутые сравнению, не являются равноположенными: всё равно, если бы мы сравнивали наскальный рисунок лука одной эпохи и изображение лука в представлении художника другого времени, а не сами луки как артефакты. Да и к изображению лука в вятской эмблеме, выполненной в различных техниках на различных предметах в разное время разными мастерами, а самое главное – вдали от Вятки, всё это вряд ли имеет какое-то отношение. Поэтому мостик, брошенный Захаровым, весьма хлипкий и разрушается, едва стоит ступить на него. При всём при том, привлечённый автором источниковедческий материал весьма любопытен по части преемственности древних культов.

Большую часть сведений, известных о вятском гербе, суммировал в своей работе «История герба Кировской области» В. Е. Мусихин⁶⁵. Автор прослеживает историю вятской эмблемы по известным источникам, приводит упомянутые выше археологические версии её происхождения, основанные на тех же представлениях, укоренившихся у местных историков, о том, что герб имеет вятские корни.

Совершенно отвлечнной от геральдики является версия о причинах направленности в гербе Вятки 1781 г. лука со стрелой: «Стрела, направленная под углом вниз, указывает на место, точку, из которой должно произойти начало. Рука, исходящая из облака, не только направляет лук в цель, но она еще и удерживает стрелу по долготерпению божию опустить тетиву на вятских слепородов». Откуда взялась эта версия, остаётся только догадываться – автор ссылок не делает, однако с геральдической точки зрения она совершенно гипотетична, если не сказать больше. Направление лука со стрелой в нижний левый от зрителя угол можно объяснить только тем, что строгих правил расположения фигур при составлении гербов в России в XVIII в. ещё не придерживались, и такая композиция объясняется стремлением геральдического художника как можно рациональней заполнить поле щита, разместив в нём все фигуры. Таким образом, крест занял главу щита.

Такой же отвлечённой является и версия о причинах появления и символическом значении креста в вятском гербе: «Крест, появившийся на гербе в 1676 году, был призван решить свою задачу: по одной версии, сгладить языческое звучание символики герба (лука и стрелы); по другой, что свободная воля хлыновцев (хлын – бездельник, барышник, мошенник, беспутный человек, сбившийся с истинного пути) под воздействием Трифона Вятского выразилась в неотступном пребывании с богом. Таким образом, появление креста в символике герба (вятской печати) окончательно изменило и смысл руки, выходящей из облака, – что стало символизировать промысел божий». Однако не только крест является христианским символом, но и сама рука, выходящая из облака, уже есть олицетворение промысла Божьего. К тому же, если и говорить о «смягчении языческого звучания» герба, то это происходило по воле геральдических художников в Москве под влиянием западных традиций, начиная с середины XVII в. И вовсе без участия Трифона Вятского – эмблема появилась на Вятке только в середине XVIII в., гораздо позднее кончины преподобного и после того, как окончательно сформировалась.

Работа Мусихина была перепечатана несколькими кировскими сайтами, в том числе и официальными (www.net.ki-rov.ru, www.nashavyatka.ru, www.ako.ki-rov.ru и другими). Жаль, что и эта работа не избежала досадных ошибок, не исправленных до сих пор. Никто не удосужился проверить точность изложенных фактов и в самом начале статьи. Приведу текст дословно.

«Вятский герб относится к числу древнейших русских гербов. Впервые он помещен на большой государевой печати Ивана IV (Грозного), подлинник которой был обнаружен в Стокгольмском архиве на русско-шведских договорных грамотах. Печать эта известна с 1497 г. На её аверсе (лицевой стороне) изображён всадник, поражающий копьем змею, по ободку надпись: титул «Господарь всея Руси великий князь Иоан божей милостью». На реверсе (оборотной стороне) – двуглавый орел с опущенными крыльями, его головы увенчаны коронами, клювы сомкнуты. По ободку продолжение титула: «...и Великий князь Владимирский, Московский... и Вятский и Пермский...» <…> Вятская земля была окончательно присоединена к Русскому государству в 1489 г., а с 1497 г. мы уже узнаем о геральдическом знаке земли Вятской...»⁶⁶

Да, действительно, впервые вятская эмблема появляется на государственной печати Ивана Грозного, но датируется эта печать не 1497 г., как указывается в статье, а 1577–1578 гг. Именно на ней в числе прочих 24-х эмблем был изображен натянутый лук со стрелой с надписью вокруг «ВЯТЬЦКАЯ ПЕЧАТЬ». Далее по тексту речь идёт уже о печати Ивана III (деда Ивана Грозного), на которой территориальных эмблем ещё не было, но впервые появился двуглавый орел, ставший государственным гербом России – его 500-летие было торжественно отмечено в 1997 г.

Хотелось бы указать и ещё на одну досадную ошибку, не исправленную до сих пор (или никем больше не замеченную?). На этот раз речь идёт о тексте закона «О гербе Кировской области». Приведу описание герба Кировской области из этого закона (его приводит в своей работе и Мусихин): «В золотом поле выходящая из лазоревых облаков рука в червленой одежде, держащая червленый натянутый лук с червленой стрелой. В верхнем геральдически правом (левом от зрителя) углу щита – червленый лачатый (курсив мой. – Е. Д.) воинский крест с шарами на концах».

Очевидно, что в выделенном мною слове пропущена буква «п», и речь идёт о «лапчатом» кресте, то есть его лучи имеют форму лапы. Этот крест широко распространён в геральдике (ещё он называется «уширенным»). В вятском гербе он отличается присутствующими на его концах шариками.

В заключение хотелось бы подвести итоги.

1) Иконографически вятская эмблема восходит к изображению «печати вятьцкой» на большой государственной печати Ивана IV, наиболее вероятное время создания которой – 1577–1578 гг.

2) Изображение натянутого лука со стрелой, впервые появившееся на указанной печати, составлено «геральдистами» Ивана Грозного специально для данной печати исходя из художественных, политических и религиозных представлений того времени. Помимо религиозного и политического смысла, отражённого в концепции и композиции печати в целом, вятская земля, скорее всего, ассоциировалась у современников с искусным умением ее жителей стрелять из лука либо с особым значением, придаваемым этому оружию в жизни и ведении боевых действий вятчан, что могло лечь в основу «печати вятьцкой». Эмблемы на печати, как и печать в целом, появились в Русском государстве под влиянием западных традиций. Они не имели правового статуса, были оторваны от территорий, которым соответствовали, и обозначали принадлежность к Русскому государству.

3) Никаких материальных или источниковедческих подтверждений существованию лука со стрелой в качестве символа (эмблемы) в самой Вятке не обнаружено, однако известно о существовании некоего культа стрел в этой местности, происхождение которого до конца не ясно. Влияние этого культа на появление эмблемы на государственной печати весьма сомнительно.

4) Этот символ земли Вятской – лук со стрелой – возникший вдали от Вятки, проявил иконографическую устойчивость и неизменно присутствует в числе других территориальных эмблем на известных исторических памятниках XVII в., «обрастая» со временем дополнительными атрибутами.

5) Рука, выходящая из облака, держащая лук со стрелой, появляется в вятской эмблеме в середине XVII в. в царствование Алексея Михайловича. Известно, что в это же время в русской армии существовали иноземные полки, на знамёнах которых встречаются эмблемы с изображением руки, выходящей из облака и держащей различные предметы. Этот христианский символ широко распространён в западной геральдике и мог быть заимствован, в частности, из Польши. Этим можно объяснить и его появление в вятской эмблеме. Христианскую символику вятской эмблемы должен был усилить крест, появившийся в ней впервые в «Большой государственной книге» – Титулярнике – и так же широко распространённый в западной геральдике.

6) Эмблемы с подобным сюжетом – выходящая из облака рука (руки) – собраны в книге «Символы и эмблемата», вышедшей в 1705 г. Они были заимствованы русскими геральдистами при составлении некоторых городских гербов в конце XVIII в.

7) Эмблема Вятки впервые появляется «на родине» в 1744 г., изображённой на печати Вятской провинциальной канцелярии, изготовленной в Монетной конторе и отправленной в Хлынов.

8) Герб г. Вятке высочайше пожалован Екатериной II 28 мая 1781 г. До этого времени герба у города, как и у остальных городов, в правовом смысле официально не существовало. Герб Вятки (и других городов Вятского наместничества) составлен действительным статским советником Волковым, «исправлявшим» должность герольдмейстера, на основе существовавших изображений вятской эмблемы на знамёнах Вятского полка, в Титулярнике. Направленность руки, держащей лук со стрелой, объясняется отсутствием строгих правил при составлении гербов в XVIIIв., которые появились позднее, а также стремлением геральдического художника рационально заполнить поле щита фигурами.

9) Герб Вятской губернии высочайше утверждён 8 декабря 1856 г. Императорская корона и дубовый венок, перевитый андреевской лентой, были введены в гербы всех губернских городов по геральдической реформе середины XIX в., когда территориальные гербы стали составляться по изменённым правилам, разработанным бароном Б. В. Кёне. По этим правилам все фигуры в щите должны быть ориентированы в геральдически правую сторону, то есть влево от зрителя, что и было реализовано в гербе Вятской губернии. Крест переместился в верхний правый от зрителя угол. Герб Вятской губернии лёг в основу герба Кировской области 1995 г.

Примечания