Главная > Выпуск №3 > Константин Владимирович Дрягин - ученый, педагог, личность

Константин Владимирович Дрягин - ученый, педагог, личность

Е.В. Лобанова

Константин Владимирович Дрягин — это имя хорошо известно учителям-филологам старшего поколения, тем, кто окончил факультет русского языка и литературы Кировского пединститута в предвоенные и военные годы.

В памяти тех, кто слышал лекции Константина Владимировича по русской литературе XIX в., надолго запечатлелся образ талантливого ученого, блестящего лектора, читавшего наизусть «Евгения Онегина», отрывки  из прозы Л.Н. Толстого, И.С. Тургенева и многое другое. Педагогическое и лекторское мастерство Дрягина стало своего рода легендой, передававшейся из поколения в поколение.

К.В. Дрягин родился 27 декабря 1891 г. в г. Вятке в семье священника, протоиерея Александро-Невского собора. Первоначальное образование получил в духовном училище и духовной семинарии. После смерти отца жизнь в семье усложнилась, тем не менее все сыновья, а их было четверо, получили высшее образование. Старший пошел по стопам отца и стал священником, а остальные в 1911 г. поступили в Петербургский историко-филологический институт на полное государственное обеспечение. Так принимались дети-сироты из духовенства при условии отличной сдачи вступительных экзаменов и хорошей учебы впоследствии. Позднее Константин Владимирович писал в своей автобиографии: «Прошел я по конкурсу вторым, что дало право на полное казенное содержание в институте. Деньги на другие расходы прирабатывал репетиторством. Окончил институт в 1916 году. Курсовая и выпускная [кандидатская] работы по русской литературе были оценены на «отлично». Затем пришлось отбывать воинскую повинность: в Павловском военном училище был юнкером; в 181-м пехотном запасном полку в г. Галиче Костромской губернии — прапорщиком. В январе 1918 г. меня демобилизовали и стал я режиссером Галичского народного театра. Потом был делопроизводителем в Галичском уездном военкомате».

Летом он вернулся в Вятку, и 8 августа 1918 г. губернский отдел народного просвещения утвердил его в должности преподавателя Вятского учительского института. С тех пор вся его 32-летняя научная деятельность неразрывно связана с историей этого института, преобразованного позднее в Кировской педагогический.

Русская литература была одним из любимых предметов на факультете. По свидетельству его учеников, читал он лекции очень хорошо. Цитировал, делал ссылки на первоисточники, декламировал — и все наизусть. Никогда никаких материалов под рукой — ни листочков, ни книг. Говорил так, будто сам видел писателя, наблюдал за процессом творчества. Все сидели завороженные. Поражала его эрудиция, широта подаваемого материала. Он был настоящей живой энциклопедией знаний о путях развития современного литературоведения, о борьбе различных течений в дореволюционной и советской литературе.

Профессор К.В. Дрягин делает доклад
на Некрасовских чтениях. 1946 г.

О своей учебе в 20-е годы вспоминал М.М. Решетников: «Лекции читал молодой тогда, очень талантливый педагог К.В. Дрягин. Он открыл нам поэзию Блока и Маяковского. Замечательная память, слегка скептически-ироническая манера излагать знания, насыщенность лекций оригинальным и увлекательным материалом, делали его занятия неотразимыми...»1.

Константин Владимирович всей душой любил студенчество. С удовольствием принимал участие в художественной самодеятельности — был режиссером студенческого театра, сам пел и декламировал и великолепно танцевал. Он очень любил танцевать. Кандидат филологических наук Е. Николаева вспоминает время пребывания института в Яранске в 1919 г.: «Наш коллектив в Яранске был небольшой. Может быть, отчасти этим объясняется близость между преподавателями и студентами. Почти еженедельно у нас были литературные вечера и концерты. Ставили мы и пьесы. Дрягин был одним из энтузиастов. Помню, как на сцене нетопленого дома культуры Константин Владимирович в костюме князя, с деревянной шпагой на боку, вальсировал с нами, «артистками», в антрактах, чтобы мы не закоченели от холода»2. «С интересом смотрели мы, как он, поклонившись, пригласил девушку танцевать, а по окончании танца, встав на одно колено, поцеловал партнерше ручку, поблагодарил и отвел на место»,— вспоминает другая студентка, уже 40-х годов3.

Стройный, красивый, «в нем было что-то от Иисуса, но иногда проглядывал и черт» (говорили современники), утонченный, необыкновенно галантный — он был кумиром студенческой молодежи. Ему подражали. «Один из студентов, Степан Петропавловский, ....также совал большие пальцы рук за брюки, также прихохатывал...»4.

Будучи одновременно блестящим артистом, талантливым педагогом, он в то же время был очень простым и чутким человеком.

«Однажды,— вспоминает В. Ворончихин— его студент 30-х годов,— мы заспорили об уместности жестикуляции при чтении стихов. Профессор, выслушав наши сомнения, а разговор происходил в коридоре у деканата, сказал, что все хорошо в меру и тут же на примере изобразил излишек жестов, прочитав для иллюстрации стихотворение Пушкина «Моя родословная». При этом он очень выразительно изобразил пирожника, сапожника, пропел фальцетом за дьячка. И с фразой: «В князья не прыгал из хохлов...»— Константин Владимирович по-мальчишески прыгнул, а затем повернулся ко мне и выразительно расхохотался»5.

Обладая феноменальной памятью, он помнил всех своих студентов, что совершенно потрясало их. Вот что рассказывает выпускник института, фронтовик А. Евдокимов: «В 1938 году я поступил в институт. Но в 1940-м, после введения платного образования, пришлось оставить его. Только в 45-м, после войны, приехав в Киров, зашел в институт. За столом сидел декан факультета Дрягин. Я не успел представиться, как он произнес: «Я не ошибаюсь — вы, Евдокимов?» В конце беседы просто сказал: «Вечером заходите к нам на чашку чая. Супруга и дочь будут рады. [Его сын в это время еще воевал. Прибавив себе лишний год, он 17-летним добровольцем ушел на фронт. Был связистом, прошел всю войну]. Вечер, проведенный в семье Константина Владимировича, запомнился надолго»6.

Константин Владимирович никогда не терял связи с выпускниками, помогая советами в их работе. Многие вспоминают: «В первое время работы в школе мы встречались со многими проблемами. В сельской местности библиотеки были бедны, а иногда возникали и такие вопросы, ответы на которые не найдешь и в книге. Конечно же, ехали к Константину Владимировичу, который всегда был приветлив с нами, старался помочь. Мы уезжали окрыленными»7.

Если лекторское мастерство Дрягина стало уже своего рода легендой, то меньше известно его научное наследие. Как профессиональный филолог, он сформировался в Петербурге в 1910-х годах, т.е. тогда, когда там зарождалось новое направление в науке. У его истоков стояли В.Б. Шкловский, Ю.Н. Тынянов и другие выдающиеся деятели русской филологии.

Конечно, печать времени лежит на работах Дрягина. Борьба с «формалистами», начатая еще в 20-е годы, становилась своего рода визитной карточкой, а идейное размежевание с ними — признаком лояльности. Без упоминания об этом и без обычных для того времени шаблонных штампов, как-то: «читающая масса Советского Союза», «лирический фронт» и т.д. — ни одна работа просто не прошла бы в печать. Но как отмечают современные филологи, сквозь эту словесную шелуху проступают интересные, глубокие, не утратившие своей ценности наблюдения. Особенно выделяют одну из его работ — статью «Борьба Пушкина за реалистическую эстетику», в основу которой был положен доклад, прочитанный им в Институте мировой литературы им. М. Горького в Москве в 1940 г. Среди обширнейшей советской пушкинианы эта статья вятского ученого не затерялась. Она была напечатана в сборнике «Пушкин — родоначальник новой русской литературы» (М.; Л., 1941), который сегодня в числе пушкиноведческих раритетов. Среди таких имен, как Б.В. Томашевский, А.К. Виноградов, С.М. Бонди, стоит фамилия вятского ученого, внесшего свой вклад в академическое пушкиноведение.

О таких людях, как К.В. Дрягин, говорят: он горел на работе. Увлеченность наукой, талант исследователя сочетались в нем с огромным трудолюбием. Список его научных трудов включает около 70 названий. Это статьи и монографии о творчестве классиков русской литературы. Часть из них напечатана, часть сохранилась только в рукописях и находится в фондах Дома-музея М.Е. Салтыкова-Щедрина и краеведческого отдела библиотеки им. А.И. Герцена. Но многое утрачено навсегда. 15 октября 1934 г. Высшая аттестационная комиссия РСФСР утвердила К.В. Дрягина в звании профессора по кафедре литературы. В этом же году он первым из вятских литераторов был принят в члены Союза советских писателей.

Интересна самохарактеристика Дрягина как ученого. В одном из писем к М.М. Решетникову он прослеживает свой путь в науке в условиях «глубокой провинции и полной (до одиночества) самостоятельности». «Мне, быть может, пришлось работать в особенно трудных условиях, — писал он 21 ноября 1934 г. — Я работал в провинции без всякой абсолютно помощи со стороны более квалифицированных работников. Институт (имеется ввиду петербургский) мне, в сущности, дал по литературе очень мало, т.к. наш профессор Бородин ни черта не делал и почти ничего не читал нам. Я приехал на родину без всяких знаний в области литературы. И вот, в условиях довольно глухой провинции, один-одинешенек, я начал работать... И можно сказать, что для провинциального работника я работал не очень плохо. А ведь работать мне приходилось еще тем тяжелее, что я не мог специализироваться на узкой области, а вел все литературные курсы, не исключая даже западной литературы». «Я пробивал дорогу без протекции,— писал в октябре 1935 г.,— без знакомств, без руководства — и знаю, как это тяжело»8.

Работал он очень напряженно и много. «Дело у меня дошло до того,— говорил он,— что я принужден подать в дирекцию и в Секцию научных работников справку с точным расчетом моего времени, из которого выходило, что для весьма даже недобросовестного выполнения моих обязанностей я вынужден был работать по 22,5 часа ежедневно». В то время он готовил свою большую и глубокую работу о творчестве Чехова. «Собран у меня огромный материал о Чехове, а начать его оформление никак не могу... Огромность количественная материала заставляет прямо тонуть в нем... Словом, ужасное состояние — и бросить жалко (работа более 5 лет) и закончить сил нет». И все-таки он ее закончил. «...Написал книгу в 18 листов «Стиль Чехова» (ноябрь 1934 г.). Но я её скомкал и теперь очень недоволен. За сумашедшей работой почти отстал от научной жизни.... В голове теснится целый ряд почти оформившихся тем, которые следовало бы переложить на бумагу. А времени для этого, понятно, совершенно нет. Получается настоящая трагедия»9.

В своих письмах к М.М. Решетникову в Ленинград в 30-е годы Дрягин неизменно держал того в курсе вятских литературных дел. Это было то время, когда вятскую литературу постиг кризис. В связи с приездом нового начальства (из-за реорганизации территории Вятского края) менялись прежние формы работы. Работать приходилось в обстановке проработок и подозрений.

Не без внутренней горечи, прикрытой обычной для него иронией, он писал в феврале 1934 г.: «В Вятку приехало новое начальство. Оно решило нажить себе капитал на литературных делах, дела ведь модные. А нажить капитал — рецепт простой — рапповский еще: лупи и разноси, придирайся к каждому слову, выдавай старые истины за свое собственное открытие. Вся работа литературной организации проходит в проработке. И устно, и письменно, и печатно, при всяком удобном и неудобном случае поминают «Трудодни» (альманах оргбюро Союза писателей). Всех авторов обвиняют в семи смертных грехах. Меня — в гнилом либерализме и семейственности. (Одно время родной брат Константина Владимировича — Владимир Владимирович — работал в институте, другой — был женат на сестре первого ректора института Н.А. Дернова.) Признали за благо нас разогнать. Оргбюро теперь возглавляет «Д». Человек, конечно же, никогда ничего о литературе не знал — он диамат преподает в зооветинституте. Но раз в Москве есть в оргкомитете философ, то и Вятка не должна отставать. Есть одна хорошая сторона в этом, по существу вздорном деле: некоторое внимание привлекается к литературному фронту...»10.

Позднее он напишет (окт. 1935 г.): «Но если с поэзией у нас дело обстоит более менее благополучно, т.е. никто ничего не пишет, кроме неизменно фонтанирующего Вл. Колобова, да учеников 6 классов с малограмотными стихами, то прозой почти никто не пишет... Союз писателей у нас представлен всего одним человеком — мною, да и то критиком»11.

Будучи уже признанным ученым, к мнению которого прислушивались, он старался помочь вятским авторам. Знаменательна в этом случае история переиздания «Песен Северо-Восточной России» Ал. Васнецова. По воспоминаниям Л.В. Дьяконова, именно решающее слово Дрягина сыграло свою роль в этом деле. Сейчас это издание — большая библиографическая редкость. А тогда оно с трудом пробивалось к читателю. Ведь в 30—40-е годы фольклор считался «буржуазной отрыжкой». Книга шла к читателю шесть лет. И первым, кто вначале возразил против ее издания, был Дрягин. Теперь уже невозможно точно выяснить причины этого. Но, во-первых, это было время, когда в институте уничтожались фольклорные экспедиционные записи; во-вторых — первый вариант очень сильно отличался от оригинала. Однако после долгих переработок, изъятия некоторых исторических песен, с разрешения Москвы, книгу решено было издать, но очень ограниченным тиражом. Цензор Мордовский не пропускал книгу в печать (скорее всего, просто потому, что автор — бывший репрессированный, и как бы чего не вышло). И, чтобы подкрепить свое нежелание авторитетом, он обратился к Дрягину, помня его первый неблагоприятный отзыв. Вопреки его ожиданиям, рецензент написал: «Книгу издать!»

Уже в 1951 г. появилась первая восторженная рецензия из Центрального Дома народного творчества. Потом таких рецензий и ссылок на книгу будет много. Но только теперь мы узнали, что книга эта — своеобразный памятник мужеству и упорству Л.В. Дьяконова и человеческой доброжелательности и порядочности Дрягина.

Константину Владимировичу выпало жить и работать в страшные годы подозрений. Никто в то время не мог себя чувствовать в безопасности. Уничтожение лучших кадров велось последовательно и методично. Аресты косвенно касались и Дрягина. Ведь забирали родственников, друзей, студентов, товарищей по работе.

В июле 1937 г. был арестован Н.А. Дернов, уже будучи директором Ростовского университета. 20 июня 1938 г. он был осужден Военной Коллегией по статье 58-й ПУК РСФСР за участие в антисоветской террористической организации и подготовку терактов и приговорен к расстрелу. Обычно расстрел по этой статье производился в тот же день. И только в 1989 г. родственники получили ответ из Военной Коллегии Верховного Суда РСФСР о причинах ареста и полной реабилитации.

Был арестован Михаил Решетников — его бывший ученик, соратник по работе в писательской организации. Дрягин продолжал с ним переписываться, не терял связи. Родная дочь в 1942 г. вышла замуж за сына судьи, репрессированного еще в начале 30-х годов — по сути, за сына врага народа. И только в конце 50-х сын получил известие о полной реабилитации отца. Примечательно, что жена Наталья Сергеевна была против брака дочери, но Константин Владимирович одобрил выбор дочери, о чем ни разу не пожалел.

Конечно же, и на Константина Владимировича писали доносы. Причин было предостаточно. Ему ставили на вид, что переписывается с заключенным (с Решетниковым), да и происхождение, и родственные связи оставляли желать лучшего. Но судьба хранила.

Поле деятельности Дрягина распространялось далеко за пределы института.

В 1920-х годах он совмещал педагогическую работу с напряженной работой в библиотеке. В 1922 г. Губоно назначило его директором библиотеки им. А.И. Герцена. И он многое сделал для того, чтобы Герценка стала настоящим центром культурной и духовной жизни города и области.

В самом начале нэпа работникам библиотеки пришлось испытать немало лишений и трудностей. Это и урезание бюджета, и лишение бесплатного экземпляра книг и, конечно, теснота помещения. Но библиотека при активном участии молодого директора (ему был всего 31 год) преодолела все трудности. Вот как вспоминает В.И. Шерстенников, зам. директора библиотеки в 1940-х гг.: «Я почувствовал, каким высоким уважением и авторитетом пользовался Константин Владимирович среди работников библиотеки. Считалось недопустимым не выполнить его поручение или просьбу. Все важнейшие мероприятия по библиотеке предварительно коллективно обсуждались на еженедельных совещаниях»12.

За время его директорства в библиотеке открывались новые отделы. Проводились большие работы по реконструкции старого купеческого особняка: были проведены электрическая вентиляция и водопровод. Но самую главную память он оставил о себе открытием большого читального зала. В 1926 г. много сил и времени потратил Константин Владимирович, чтобы добиться у руководящих губернских организаций средств для его строительства. Старания увенчались успехом и уже в 1929 г. Герценка получила свой знаменитый большой читальный зал с пальмами на 450 мест.

Во время заведования Дрягиным библиотекой была очень тесная связь с пединститутом. Здесь проходили лекции по творчеству русских писателей, поэтов, проводили свои семинары студенты-словесники. Часто собирались в этих стенах члены литературного объединения кировских писателей и поэтов.

Обладая разносторонними дарованиями, Константин Владимирович не чужд был поэтического творчества. Его стихи можно найти в молодежном сборнике «Осенний шелест», созданном вятскими молодыми писателями и поэтами, в журнале «Молодые порывы».

В семье Дрягина хранится несколько рукописных сборников стихов, написанных им во время его службы в Галиче в 1917 г. Стихи свои он писал в подражание любимым поэтам Серебряного века.

С успехом он сочинял стихи, работая в библиотеке. Вспоминают очевидцы. «В разные времена душой вечеров были разные люди. В зиму 23 г. блистал на них К.В. Дрягин. Он сыпал экспромтами, мог мгновенно выдать «буриме». При этом публика диктовала, казалось бы, совершенно несовместимые слова. Сохранилось 2 «буриме», записанные служащей библиотеки Агафонниковой на вечере 16 января 1923 г.

Вот слова: весна, надежды, дождь, кошмар, часы, счастье, мечты, музыка, старая собака, селянка, трубадур, Нерчинск.

«Весна давно похоронила
Надежды и любви пожар.
В окно стучится дождь уныло,
И ветер воет, как кошмар.
Часы стократно повторяют,
Что счастье возвратить нельзя.
Мечты бессильно умирают
Под злую музыку дождя.
Собака старая вздыхает,
Шипит селянка иногда.
Как трубадур, метель рыдает:
«Сослали в Нерчинск, навсегда»13.

Однако в начале 30-х годов, загруженный до предела педагогической и научной работой, он уже не позволял себе обращаться к собственному творчеству. 18 января 1935 г. пишет М.М. Решетникову:

«Да, сказки кончены —
И жизнь в свои права вступила.
Быть в 40 лет мечтателем смешно,
Когда перед тобой раскрытая могила
И все давным-давно предрешено.
С улыбкой грустной погребли поэта.
Смешной чудак! Так часто портил                                                                 кровь!
Фокстроты принимал за менуэты
И верил в небывалую любовь»14.

Путь, по которому шел К.В. Дрягин, был нелегким. Видели его и веселым, и грустным, радостным и огорченным, но никогда — пассивным и равнодушным.

«Он родился раньше своего времени,— констатировал грустно Л.В. Дьяконов. — У него очень была большая культура. Он просто не осуществился... А он был одарен!.. Пожалуй, сейчас он сделал бы больше».

Но и то, что он успел сделать в своей жизни, осталось в памяти знавших его людей. Как вспоминают его бывшие студенты: «Многое, о чем мы услышали в 40-е годы от своего учителя, стало известно только в наше время, только сейчас подвергается изучению»15. На его работы, которые востребованы до сих пор, продолжают ссылаться современные литературоведы.

Последние занятия со студентами К.В. Дрягин провел 21 марта 1950 г. 13 апреля его не стало.

Примечания

1. Решетников М.М. Моя профессия // По ленин. пути.— Киров, 1966. 30 сент. (№ 28/29). С. 2.
2. Николаева Е. Счастье учиться у него // Пед. ведомости.— Киров, 1991. 18 дек. (№ 34). С. 2.
3. Косарева А., Наумова А. …А все, как вчера // Там же. С. 3.
4. В гости к Л.В. Дьяконову пришел А.В. Кузьмин / Подгот. Т. Николаева.— Киров, 1988. С. 11. Машинопись. (КОНБГ).
5. Ворончихин В.И. И никакой позы // Пед. ведомости.— Киров, 1991. 18 дек. (№ 34). С. 3.
6. Евдокимов А. Сея светлое, разумное // Там же. С. 2.
7. Косарева А., Наумова А. …А все, как вчера // Там же. С. 3.
8. Решетников М.М. Письма профессора Дрягина // Киров. правда. 1966. 29 дек. (№ 303). С. 4.
9. Там же.
10. Решетников М.М. «Лица необщим выраженьем…» // Комс. племя. 1989. 22 июля (№ 29). С. 4.
11. Там же.
12. Шерстенников В.И. К.В. Дрягин и библиотека имени Герцена: Воспоминания // Они работали в библиотеке имени Герцена: Сб. биогр. материалов.— Киров, 1988. С. 82—87. Машинопись. (КОНБГ).
13. Рева А. Буриме // Киров. газ. 1991. 17 сент. (№ 187). С. 3.
14. Решетников М.М. Письма профессора Дрягина … С. 4.
15. Николаева Е. Указ соч. С. 2.