Главная > Выпуск №3 > "Унес с собою и добрую память"

"Унес с собою и добрую память"

Я.П. Кошелев

О служебной деятельности Ефима Ефимовича Ренкевича (25.III (5.IV).1772 – 10 (22).III.1834) в годы, предшествующие его назначению на пост вятского губернатора, сохранилась записка, которую приводит в своей книге «Писатели в Вятке» Н.П. Изергина. В ней говорится, что, будучи вице-губернатором в Симбирске и Москве, он «вел жизнь чрезвычайно роскошную, позволяя себе, по занимаемому им месту, большие злоупотребления». Его хотели предать суду, но спас высокопоставленный дядя жены — обер-егермейстер царского двора Алексей Ильич Пашков, и он был только «удален от должности по прошению». После же отставки «продолжал жить расточительно и промотал в короткое время значительные капиталы, приобретенные им в звании вице-губернатора».

«Таковы были нравы правителей»,— уже от себя пишет Изергина1, пригвождая Ренкевича к позорному столбу. И ничего удивительного в том нет, потому что в 1979 г., когда была издана книга, только так и принято было писать: в самодержавной России, по мысли тогдашних наших мудрецов, среди чиновников высокого ранга просто не могло быть людей приличных. Записка счастливо подтверждала эту дубовую догму, и не к чему было исследовать ее критически. Таковы были нравы эпохи «развитого социализма».

На самом же деле Ефим Ефимович был вовсе не злодеем с криминальными ухватками, а человеком с завидной судьбой, в которой своенравно чередовались, говоря словами современного поэта, «то гульба, то пальба».

С юного возраста лейб-гвардеец Измайловского полка, он уже в восемнадцать лет был выпущен из него капитаном мушкетеров. Участвовал в походах против шведов и бунтующих поляков. За штурм Праги в 1794 г. награжден золотым крестом в петлицу, а за компанию 1797 г.— золотой медалью. В свои двадцать семь — командир Полтавского мушкетерского полка, кавалер ордена св. Анны 2-й степени. В декабре 1800 г. Ренкевич был произведен в звание полковника, но ратные радости уже прискучили ему, и он вышел в отставку.

В Москве блестящий офицер на ура взял в жены старшую дочь известного богача и мецената Александра Ильича Пашкова, в одночасье стал владельцем дома на Малой Чертольской, потом на Большой Никитской и зажил, как вся дворянская первопрестольная столица, беззаботно и праздно, на широкую ногу, что называется, барином: пошли званые обеды, балы, маскарады, концерты.

Писатель С.П. Жихарев, которому были открыты двери многих московских домов (дед его, кстати, был первым наместником на Вятке), вспоминал, как 2 мая 1805 г. на гуляньях в Сокольниках его заманил к себе в палатку «гостеприимный Ефим Ефимович Ренкевич», у которого он нашел «прекрасное общество и роскошное угощение»2. Год спустя все так же в его палатке дым стоял коромыслом: казалось, в нее пожаловал весь город, «начиная от губернатора и обер-полицеймейстера». Кушали мороженое, пили шампанское и закусывали бисквитами. Не только всякому приходящему, но и мимо идущему предлагались чашка чая, рюмка вина или какое-либо лакомство. «Палатка Ренкевича,— извещает нас Жихарев,— точно приемная трапеза какого-нибудь древнего боярина: милости просим всякого без разбора»3. Ефиму Ефимовичу по душе было слыть хлебосолом, благо финансами располагал достаточными. Из его родового рязанского имения, из огромного поместья, которое он получил за женой в Ветлужском уезде Костромской губернии, круглый год доставлялась в Москву оброчная подать.

Эта привольная жизнь разом оборвалась, когда наступил 1812 год. Ренкевичу исполнилось уже сорок лет, но он, воспламененный снова бранным жаром, не утерпел, чтоб не тряхнуть стариной, вступил в Рязанское ополчение и получил под свою команду пехотный полк. С ним он сражался, обороняя Москву, с ним с боями дошел до Березины. По переходе русских войск за границу он принял под начальство бригаду и был взят с нею из ополчения в польскую армию. Отличился при осаде Дрездена, Магдебурга и Гамбурга. На родину возвратился с золотой шпагой с надписью «За храбрость»4.

Гражданскую службу Ефим Ефимович начал в июле 1815 г., когда в чине статского советника был назначен вице-губернатором в Симбирск. Через два года его перевели на ту же должность в Москву. Там стал действительным статским советником и кавалером ордена св. Владимира 3-й степени. Может быть, он и «промотал в короткое время значительные капиталы», как было сказано в записке, найденной Н.П. Изергиной, но мы уже знаем, откуда они взялись. Что же касается «злоупотреблений», то за них, согласитесь, не давали ордена. Напротив, все, что нам известно о Ренкевиче и его родне, как раз свидетельствует в его пользу.

Обратимся к фактам.

Когда в 1818 г. из-за оплошности гардеробщика сгорело здание Большого Петровского театра, тесть Ефима Ефимовича уступил артистам для представлений свой особняк на Моховой — знаменитый дом Пашкова, как его называла тогда и называет до сих пор вся Москва. На сцене этого дома, к слову сказать, Петр Булахов впервые исполнил музыкальную балладу, или кантату, Алексея Верстовского на стихи Александра Пушкина «Черная шаль». Здесь состоялся московский дебют великого Михаила Щепкина и пела Елизавета Сандунова. Ренкевич легко чувствовал себя в свободной театральной атмосфере, его часто можно было видеть в креслах партера, особенно после ноября 1821 г., когда он сбросил с плеч мундир вице-губернатора и с головой погрузился в сугубо частное существование, в семейную жизнь.

С 1817 г. с детьми Ефима Ефимовича в качестве домашнего их учителя занимался Дмитрий Матвеевич Перевощиков, близкий товарищ С.Т. Аксакова по Казанскому университету, математик и астроном, впоследствии — академик. После его уроков Александр, старший сын Ренкевича, отданный в лейб-гвардии Конный полк корнетом, вступил в Северное тайное общество декабристов. Своему однополчанину, князю Александру Одоевскому, который принимал его в эту организацию, он без обиняков сказал: «Я ваш»5. 14 декабря 1825 г., когда конногвардейцы противостояли восставшим в императорском стане, он был не с ними; на Сенатской площади корнета Ренкевича видели в штатском среди зрителей. Привлеченный к следствию по делу декабристов, он был заключен в крепость, а затем в чине прапорщика переведен в Бакинский гарнизонный батальон. В 1828 г. Александр — уже поручик, адъютант генерала Н.М. Сипягина, начальника гражданского управления на Кавказе, известного тем, что ему, совместно с А.С. Грибоедовым, в делах которого он принимал живое участие, принадлежала идея издания газеты «Тифлисские ведомости». Можно предположить, что Ренкевич в день свадьбы Грибоедова был на званом обеде в честь молодых, потому что этот обед устроил Сипягин.

Под старость жизнь Ефима Ефимовича была вообще омрачена невзгодами, в 1823 г. он похоронил жену. Потом был арестован, сослан на Кавказ и там погиб сын Александр. Да и постоянное бесшабашное хлебосольство в конце концов разорило его. Под натиском этих бед он стал набожен. Надо было снова идти служить — из куска хлеба. Так в январе 1830 г. он оказался губернатором на Вятке.

С именем Ренкевича связано создание в Вятской губернии лесничеств, открытие почтовой конторы и училища для детей канцелярских служителей — кастового учебного заведения, которое три десятилетия готовило для чиновничьей Вятки писцов и переписчиков казенных бумаг. Дочь губернатора Татьяна Ефимовна и жена вице-губернатора А.Л. Афанасьева «с некоторыми другими дамами» на свои средства организовали летом 1832 г. даровую врачебную помощь бедным жителям г. Вятки, которых безвозмездно согласился лечить вольнопрактикующий доктор Вячеслав Петрович Гельд. С его отъездом из губернии «благотворительная сия заботливость постепенно пала»6.

Есть сведения, что Ефим Ефимович предполагал открыть в Вятке институт благородных девиц, что он вел переписку с петербургскими властями об устройстве местного профессионального театра. В осуществлении этих планов ему помогали дочь и младший сын — тоже Ефим Ефимович, чиновник губернского правления, которому в 1836 г. посвятил свои «Рассказы дяди Прокопья», вышедшие в Санкт-Петербурге, вятский литератор Алексей Иванович Емичев7.

В марте 1834 г. губернатор неожиданно скончался, не успев сделать на своем высоком посту всего, что задумал. Перед смертью он пожертвовал серебряную лампаду к иконе Спасителя, которая еще в 1912 г. находилась в присутствии Вятского губернского правления. Тело Ефима Ефимовича было сначала похоронено в склепе перед левым клиросом теплого храма Всесвятской церкви, а через три месяца вывезено родственниками в Москву. «Бывши добрым начальником губернии,— говорится о нем в летописях вятской старины,— Ренкевич унес с собою и добрую память».

Потомки Ефима Ефимовича, согласно указу Правительствующего Сената от 28 февраля 1891 г., стали именоваться по фамилии «Рынкевичи, а не Ренкевичи».

Примечания

1. Изергина Н.П. Писатели в Вятке: Лит.-краевед. очерки.— Киров, 1979. С. 28.
2. Жихарев С.П. Записки современника.— Л., 1989. Т. 1. С. 82.
3. Там же. С. 239.
4. Труды Вятской ученой архивной комиссии.— Вятка, 1912. Вып. 3. С. 96—98.
5. Нечкина М.В. А.С. Грибоедов и декабристы.— М., 1977. С. 474.
6. Столетие Вятской губернии. 1780—1880: В 2 т.— Вятка, 1881. Т. 2. С. 401, 415.
7. Петряев Е.Д. Люди, рукописи, книги: Лит. находки.— Киров, 1970. С. 38.