Версия для слабовидящихКоллекция заговоров и средств народной медицины
из рукописного архива Малмыжского краеведческого музея.
Тексты и комментарии
К.А. Балобанова
Настоящая статья представляет коллекцию заговоров и средств народной медицины, хранящуюся в архиве Малмыжского краеведческого музея Кировской области. Эта коллекция была представлена в рукописном журнале «Труды Малмыжского музея местного края», издаваемого музеем в 20-е гг. XX в.
Журнал охватывал очень широкий круг краеведческих тем. Вот какие статьи составили, например, VIII выпуск:
1. Е. Максимов, О. Максимов, Ю. Кушкова. Хозяйство нашего края.
2. К.А. Шишкина. Прибаутки («частушки») дер. Кокуя.
3. О.А. Забудский. «Казань» (описания и воспоминания с 70-х годов (XIX в.!— К.Б.) (продолж.).
4. Лопухин. Село Черемисский Малмыж.
5. П. Садаков. Село Швиновки-Пельга.
6. А.С. Савельев. Дер. Безменисур.
7. А.С. Садаков. Дер. Казань-Олега.
8. П. Рябчиков. Дер. Ариково.
9. П. Рябчиков. Пос. Егорово.
10. Бюллетень Савальской метеорологической станции за апрель 1925 г.
11. Заговоры, лечение и пр. по записям в Малм[ыжском] у[езде].
12. М.Г. Худяков. Алфавитные указатели записей в книге музея.
13. С.С. Шубин. Описание уездного гор. Малмыжа.
14. Хроника.
Для нас даже оглавление является ценным историческим документом, способным многое рассказать о тех людях, которые внесли свой вклад в сохранение и изучение истории родного края, и об их времени. Мы можем предположить, что это был достаточно узкий круг, состоявший из энтузиастов – представителей местной интеллигенции, увлеченных краеведением. Вообще, начало XX в. в России характеризуется повышенным интересом к краеведению, традиция специальных краеведческих институтов берет начало от основания Русского географического общества. Позже централизованная государственная необходимость в этнографических сведениях во многом сменилась личной инициативой, но интерес не угас. Документы той эпохи – рукописные журналы, аналогичные представляемым здесь, – хранятся в архивах многих музеев и, к сожалению, малодоступны.
Тем не менее, они имеют исключительное значение в сугубо научном (в частности, в фольклорно-этнографическом) отношении. Они дают возможность проследить динамику локальной фольклорной традиции (в данном случае заговорно-заклинательной) в рамках временного отрезка почти в сто лет. Эта цель и преследуется в нашем комментарии к публикуемой подборке текстов. Ведь несмотря на то, что гипотезы общего характера о ходе развития фольклорной традиции уже сформулированы фольклористами и этнографами, их очень сложно проверить индуктивным методом, ограничиваясь рамками одной локальной традиции, даже одного жанра – заговора, так как практически отсутствуют значительные собрания текстов, ограниченных по локальному признаку. Конечно, представленная здесь коллекция далеко не полна и не может быть названа значительной. Тем не менее, сравнение даже такой скромной подборки с результатами фольклорной экспедиции Московского государственного университета 1999 г. позволяет сделать некоторые выводы о развитии заговорно-заклинательной традиции Малмыжского края.
Наш комментарий ставит своей целью раскрыть еще одно «измерение», обозначить ещё один угол зрения на подобные архивные материалы. Эти записи дают возможность сегодняшнему исследователю оценить изменения, произошедшие за эти годы, в методиках собирания материала и в понимании того, что, собственно, является предметом собирания и изучения.
Все орфографические и пунктуационные особенности оригинала сохранены. Нумерация текстов дана в соответствии с той, что принята в месте хранения их копий – в Архиве кафедры фольклора МГУ (далее – АКФ).
№ 25. Заговор от зубной боли
Знахарь берет щепоть соли и наговаривает на нее: «На море, на океане, на острове Буяне стоит соборная апостольская церковь, в той соборной апостольской церкви стоит Пресвятая Богородица и преподобный Антоний – зубной исцелитель. Он просит и молит угодников Божьих о рабе Божьем: как у вас угодники Божьи зубы не болели, так бы и у раба Божьего зубы не болели, во имя Отца и Сына и Святого Духа – аминь, аминь, аминь». После того соль или кладет на зубы или завертывает в бумажку и отдает больному.
№ 26. Заговор от кровотечения
Под восточной стороной ходит матушка утренняя Заря Мария, вечерняя заря Маремьяна, мать сыра земля Полачня, сине море Елена. Шел Господь с небес с вострым камнем – ручьи-реки запирает – руду унимает, стрельную, ружейную, топоровую, ножевую. Свет ты Илья пророк, огненна карета и огненна колесница, тучи ты тянешь, метко стреляешь.
№ 27. Присушка
Лягу, благословясь, встану перекрестясь, умоюсь росою, утрусь пеленою. Пойду из дверей в двери, из ворот в ворота, под красное солнце, под светел месяц, под частые звезды, в чистое поле – в широкое раздолье. В чистом поле – в широком раздолье стоит Божия Келья. Заперта Божия Келья тремя замками висячими, тремя дверьми железными, заложена тремя саблями вострыми, засыпана песками желтыми. Пойду я к этой келье, отсыплю три песка желтых, отложу три сабли острых, отворю три двери железных, отопру три замка висячих. Войду я в Келью Божию, в этой Божьей Келье лежит дубовая доска, под этой доской лежит сухота и тоска. Подниму я дубовую доску на свои белые руки, возьму сухоту и тоску, пущу сухоту и тоску (имя челов.) в его ретивое сердце, чтобы у него сердце болело, кровь кипела по рабе (имя). Ел бы он не заедал, пил бы он не запивал, спал бы – не засыпал, парился бы – не запарился, с людям бы не забаивался.
Есть в поле гора крута, в этой горе кипят три Ключа-Кипучи. Как эти Ключи кипят, так бы его кровь кипела, так бы его сердце болело. Есть в море рыба, гребень железный, зубы булатные, на верх выныривала, ключи принимала, замки в море, ключи в небо. Ключами, замками не отпирывайся, нашими молитвами не отрыгивайся, от ныне до века – аминь!
№ 28. Заговор от зубной боли
Горючь камень в море, зелен дуб в поле, высоко сокол в небе. Когда эти три дуба брата сойдутся, тогда (Имя) и зубы заболят, – да не сойтись этим трем братьям, не повидаться, да не болеть зубам – не наслаждаться.
№ 29. Заговор от ружья
На море, на океане, на острове Буяне, гонит Илья пророк на колеснице и просит с великим дождем, над тучей туча взойдет, молния сияет, гром грянет, дождь польет – порох зальет. Пена изъеде и язык костян, как раба-рабица N со младенцем своим не разрожается, так бы у него раба N бились и томились пули ружейные и всякого огненного орудия. Как от кочета нет яйца, так от ружья нет стрелянья.
Ключ в небе, замок в море. Аминь! (Три раза)
№ 30. Заговор от зубной боли
Месяц молод, где ты был?
За Сиванской горой.
то там видел?
Видел мертвое тело, у мертвого зубы не шумят, не гремят, не болят и вот у такого-то раба N не шумели, не гремели, не болели бы зубы.
№ 31. Заговор от кровотечения
Тетушка Татьяна нитку пряла, нитка порвалася, кровь унялася. Стал на камень, кровь не канет, стал на песок, – кровь не течет. Стал на топор, – вот и весь мой заговор!
№ 32. Заговор от кровотечения
Шел по песку, – ступил на камень, камень не канет, ступил на нитку, – нитка порвалася – вся «руда» унялася (рэда=кровь – К.Б.).
№ 33. Заговор от килы
Крест ангелу, крест архангелу, крест царю вседержителю, крест дьяволу – язва. Крест дьяволову не будет обеда, крест дьяволу да будет победа. Крест предо мной, крест за мной, крест по правую и по левую руку, крест животворящий. Крестом окрещуся, крестом вознесуся. Крест церковной красоте, крест морской глубине. Никто не может из моря воду испить, – меня раба бедного не похитить, не попортить, – не травами меня, не лютыми вещами.
День по солнцу ходит, ночь по месяцу ходит. Не в час, не в полчаса, не в минут часа, не под след наговорить:
Бог мне на помощь (3 раза) от врага и супостата от поносных дел – Богу ответ.
№ 34. Заговор от лихорадки
Поехали люди царя Ирода поганова отродья, в Русь силу свою пробовать – век убавлять. Повстречались им люди Петра Великова и начали они бить людей Ирода, мясо пробили до кости, кость пробили до мозга, мозг пробили до земли и выбили в земле яму в три аршина.
(По мнению крестьян, если этот заговор прочесть, то лихорадка залезет в яму).
№ 35. Заговор, чтобы ребенок был красивым
Ребенка несут в баню и там над ним наговаривают: «Головка шариком, личико шанешкой, не будь боязлив, не будь урослив, а будь спрядлив».
№ 36. Заговор от плача детей
Ребенка несут в баню и ударяют его ногами о матицу, говорят: «Матица потолок, возьми свой переполох, как на матице потолочинки крепко лежат, так бы и младенцу N крепко спать, крепко спать-лежать, уголок держать».
№ 37. Заговор от плача детей
Завернув ребенка во что-нибудь утром или вечером, когда еще не потухла заря, несут его в ворота, причем одну ногу ставят по одну сторону ворот, а другую – по другую сторону и, постоянно отворяя и затворяя ворота, говорят: «Скрип, скрип воротушки, возьмите вы воротушки у младенца N крик. Заря Мария, Заря Дарья, третья Наремьяна. Как заря, красная девушка, потухает, полегает, так и скорби потухайте, полегайте во младенце N».
№ 38. Заговор от головной боли
Когда человек упадет и стрясет голову, больному дают в зубы решето, а голову туго на туго перевязывают полотенцем. Далее по обеим сторонам решета лекарка начинает поколачивать, отчего голова трясется, а лекарка думает, что мозг в голове, стряхнутый, придет на свое место и потому головная боль должна утихнуть.
№ 39. Средство от боли в ушах
Берут кусочек холста, обмакивают его в растопленный воск, свертывают в трубочку и вставляют в болящее ухо, затем оставшийся конец зажигают, полагая, что дымом из уха вытянет боль.
№ 40. Средство от болезни ног
Приготовляется смесь из черного пороха со скоромным маслом, которой натираются ноги.
№ 41. Средство от простуды
Пьют лекарство, приготовленное следующим образом: русское пиво, сушеную малину, мед и перец складывают в чугун, закрывают бумагой, а на бумагу накладывают сочень и ставят в печь. Настой пьют.
№ 42. Средство от угара
Угар (зимой). В нос кладут мерзлой рябины.
№ 43. Средство от насморка
Если насморк у мальчика, то по носу проводят кошачьим хвостом, причем против шерсти, если же насморк у девочки, то проделывают то же самое, но только хвостом кота.
№ 44. Средство от головной боли
Головная боль от сотрясения лечится следующим образом: берут мочальишко, меряют им голову и узнают, которая половина головы больше, затем обвязывают голову полотном и ударяют по полотну по той стороне головы, которая больше. Это проделывается до тех пор, пока обе половины головы не будут равны.
№ 45. Заговор от уроков
Лечение «изуроченного» ребенка.
Водой омывают три узгочка (т.е. угла – К.Б.) на столе, в этой же воде мочат девять хлебальных ложек, затем кладут в воду девять горячих угольков, причем кладут по три и приговаривают: «Не раз, не два, не три, – не раз, не два, не три, – не раз, не два, не три». Наконец, когда все угольки сложат, кладут еще соли и этой водой обрызгивают изуроченного, причем стараются, чтобы он не заметил и не испугался.
№ 46. Лечение глаз
Пускают в глаза настой из фамильного чаю, кваса и соли. Берут несколько соломинок из ворот гумна, которые больше обдуваются ветром, моют их в воде и этой водой умывают глаза. Идут на заре на ключ и моют глаза руками вверх ладонями.
№ 47. Заговор от ячменя
Показывают больному глазу «кукишь» и приговаривают: «печачмень нб тебе кукишь, чего на него купишь? – Купи себе секалку, руби себе головку».
Нагревают бумагу и прикладывают к прыщам, приговаривая: «Горючий огонь, возьми летучий огонь, что бы не было отныне до веку. Аминь!»
№ 49. Заговор от сглаза
Берут девять угольков, считая так: «Ни один, ни два, ни три, ни четыре, ни пять, ни шесть, ни семь, ни восемь, ни девять». Эти угли кладут в решето и льют через них воду. Эта вода и является лекарством. Угли же, оставшиеся в решете, несут на волю и через себя кидают на восток.
№ 50. «Перерубание дороги»
Когда какой-либо из молодых парней думает жениться и едет в другую деревню «искать» невесту, то родные девушки, к которой едет жених, желая выдать за него свою родственницу, после въезда жениха в деревню, «перерубают» дорогу для того, чтобы парень не уехал, не засватали девушки.
Как видим, коллекция состоит почти исключительно из лечебных заговоров и средств народной медицины, последние органично сочетают и собственно медицинские средства, и «суеверия» (как могли бы их назвать собиратели тех лет). Причем без специального медицинского и этнографического исследования далеко не всегда можно сказать, суеверие ли это или медицинское средство.
Действительно, на первый взгляд может показаться, что, например, описываемое в № 39 средство от боли в ушах не может иметь под собой никакого физиологического основания, а только народные представления и поверья. Обратим внимание на позицию собирателя коллекции, которому такой способ как раз и представляется, по-видимому, суеверием темных крестьян: «<…> оставшийся конец зажигают, полагая, что дымом из уха вытянет боль». А между тем мы имеем дело с использованием сделанных в домашних условиях восковых свеч, которые сегодня вы найдете в любой аптеке. С другой стороны, лечение насморка кошачьим хвостом (№ 43), очевидно, связано не с физиологией, а с поверьем, о чем явно свидетельствует указание на выбор кошки или кота в зависимости от пола пациента.
То, что было сказано о лечении боли в ушах, можно отнести также к № 38 и № 44, описывающим лечение головной боли. Образованный собиратель явно свысока относится к действиям неграмотной лекарки: «<…> по обеим сторонам решета лекарка начинает поколачивать, отчего голова трясется, а лекарка думает, что мозг в голове, стряхнутый, придет на свое место и потому головная боль должна утихнуть». Экспедиционные записи говорят о том, что это средство практикуется в деревне и до сегодняшнего дня, а его широкая распространенность указывает, несомненно, на действенность средства. Можно предположить, что такого рода массаж (легкое постукивание) способствует снятию отеков головы. Не менее интересен в этом отношении и № 40, лечение ног черным порохом и скоромным маслом, выглядящий для городского жителя диким. Сравним со следующей быличкой о лечении ног, записанной в ходе экспедиции МГУ: «Она ногу в таз поставила, и говорит: «Черт, отдай мне хорошую ногу, возьми плохую». И сколько воды у меня осталось, она мне велела: «Откуда пришло, туда иди». Я по ветру пустила. Раньше не могла и бедро повернуть, а три дня прошло – и стала уже воду таскать и за хлебом ходить. Она мне принесла пол-литровую банку пороха уже заговоренного, готового. Она пошла, значит, никуда не оглядывалась, ни с кем не разговаривала». Собиратель: «Вы один раз к ней ходили? – Нет, я много раз к ней ходила. Она мне на ножницы наговаривала» (с. Рожки, Курочкина Валентина Васильевна, 1929 г.р. // АКФ. 1999. Т. 13. № 45). В быличке уже знакомое нам средство – порох – оказывается одним из элементов развернутого, многодневного магического обряда, включающего, как выясняется, другие элементы и многочисленные заговоры (текст былички включает, скорее всего, только их «обломки»). Таким образом, запись 1925 г., судя по всему, не полна, но это не случайная фиксация, как можно было бы подумать, столкнувшись с единичной записью в материалах экспедиции 1999 г.
Такой же проверке на «случайность» можно по результатам экспедиции подвергнуть и записи, касающиеся детской магии (№ 35—37, 45) – в экспедиционных материалах число таких текстов велико. Ср., например, описание обряда и заговор от плача: «А вот она [дочка Шура] плакса была, так говорили. Вот на ферме для коров строят и вот тут между столбов ставят, жерди кладут. И как между собой стыкаются, так, говорят, когда лету сходить, когда солнышко закатное, подойти [к стыкам жердей] и сказать, вот ее туда накладить раза три и сказать: – Тыки-стыки, там, у такой-то рабы, возьмите плач и крики. Я ходила. Не знаю, не стала [плакать]. То ли время прошло» (д. Шишинерь, Шведчикова Лидия Егоровна, 1941 г.р., образов. высш. // АКФ. 1999. Т. 7. № 228). В архивной подборке мы находим два альтернативных описания от детского плача. В чем-то все описания схожи (обряд должен отправляться на заре – утренней или вечерней), но в чем-то отличаются (отличается предмет, у которого отправляется обряд); все три заговорных текста представляют собой обращение к объекту (матице, стыку жердей) или персонажу (заре), к которому и привязан весь ход обряда. Тем не менее, глубинная структура всех трех обрядов одинакова: ребенок выносится к месту границы – временной (заря, исход) и локальной (матица разделяет на две части избу, ворота являются границей между двором и внешним миром, «стык» двух жердей также представляет собой границу), и заговаривающий обращается к предмету (персонажу), представляющему эту границу, с просьбой забрать у ребенка крики и плач. На этом примере ясно видно, как обеспечивается целостность традиции – ее территориальное единство (если мы говорим о локальной традиции Малмыжского края или, шире, о заговорно-заклинательной традиции Русского Севера), и преемственность во времени: «оболочка» обряда (место, время его отправления, предметный ряд) может отличаться, но внутренняя смысловая структура сохраняется.
В экспедиционных записях можно найти не только обрядовые параллели архивным записям, каким является приведенный пример, но и параллели собственно текстовые. Ср. № 37 из архива: «Заря Мария, Заря Дарья, третья Наремьяна. Как заря, красная девушка, потухает, полегает, так и скорби потухайте, полегайте во младенце N» и экспедиционный заговор от родимца: «Матушка вся черная заря Парасковья, полуночная заря Анастасия как потихала Как полягала скорби и боли утешала, метищи, урощищи, ломотищи, озевищи испуг, родимец, чосовом, суставном костяном теленом головном во имя отца и сына и святого духа Аминь. Аминь. Аминь».
Здесь мы сталкиваемся с интереснейшим феноменом. Приведенный заговор от родимца – достаточно объемный текст – переписан из тетради Веры Романовны Коноваловой (д. Гоньба // АКФ. 1999. Т. 13. № 122). Как показывает статистика, практически все собранные в ходе экспедиции тексты, которые можно отнести к «классическим» заговорам (достаточно объемным текстам сложной структуры, содержащим специфические заговорные формулы) были переписаны нами из тетрадей, а не со слов исполнителей (исключений, т.е. «сложных» заговоров, воспроизведенных исполнителями устно, меньше десяти). Таким образом, в целом число зафиксированных экспедицией текстов, аналогичных архивным, невелико, хотя, судя по записям в других регионах Кировской области, бульшая часть архивных текстов воспроизводит как раз самые распространенные и типичные для Русского Севера формулы (ср. особенно № 27, 30—33). Об их распространенности в малмыжской локальной традиции мы можем судить по косвенным данным, например, по текстам быличек о колдунах и лечении (см. выше, быличка о лечении ног).
Тексты, зафиксированные нами в устном бытовании, чаще всего представляют собой простое обращение-пожелание, не содержащее ни молитвенного вступления («Встану я помолясь…»), ни закрепки («Аминь»), ни специфических для заговора особенностей поэтики. Их скорее можно определить как «приговоры», чем как «заговоры». Вот некоторые примеры из экспедиционных записей. На переезд в новый дом: «А звали домового, когда переезжали: – Пойдем, домовой, с нами, не оставайся. Так он и переезжал на новое место» (с. Рожки, Медведева Дарья Егоровна, 1935 г.р., уроженка Кильмезского р-на, 6 кл. // АКФ. 1999. Т. 10. № 37); на первый выгон скотины: «скажешь: – Господь, сохрани, домовой, сохрани» (с. Рожки, Медведева Дарья Егоровна, 1935 г.р., уроженка Кильмезского р-на, 6 кл. // АКФ. 1999. Т. 10. № 41); на посадку капусты: «Капусту сажаешь, говоришь: – Капустка-капустка моя, расти большая и крупная. Присказка какая-то, не помню сейчас ее» (с. Старая Тушка, Хлюпина Елена Матвеевна, 1929 г.р., высш. обр., старообрядка, федосеевской веры // АКФ. 1999. Т. 15. № 385); на молочный зуб: «Когда зуб выпадал первый: – Мышка-мышка, дай мне костяной, возьми репной» (Хлюпина Елена Матвеевна, 1929 г.р., уроженка с. Старая Тушка, высш. обр., старообрядка, федосеевской веры. // АКФ. 1999. Т. 15. № 391).
Отметим особо несамостоятельные «малые» тексты, входящие в состав календарных обрядов. Такие тексты были зафиксированы в ходе экспедиции, но в архиве нет ни одного аналогичного. Вот – на первый сноп: «Первый снопик маленький. Его поставят в угол, пока урожай не уберешь, чтобы хлеб велся у хозяина: – Сноп-барин, хозяин, засыпай сусеки! Под божницу ставят. Потом, когда молотят, убирают, Илье бороду оставят большую: – А вот это тебе, Илья, на бородку, чтоб урожай плодил» (с. Рожки, Попова Нина Федоровна, 1926 г.р., малограм., уроженка д. Старый Буртек // АКФ. 1999. Т. 2. № 218); покровский приговор: «Батюшка Покров, головушку покрой хоть худеньким, да женишком» (с. Аджим, Вдовина Нина Андрияновна, 1912 г.р., мест. // АКФ. 1999. Т. 14. № 169).
В данном случае мы сталкиваемся с отличной от сегодняшней позицией собирателя и уровнем его собирательской компетенции, которая реализуется в подборке текстов. По-видимому, для исследователя, оставившего эту подборку, важно было не столько представить традицию в ее целом, в ее бытовании, сколько просто зафиксировать факт бытования заговоров, считавшихся, как мы уже говорили, суевериями непросвещенных крестьян (и потому они обычно оставались без серьёзного изучения, отношение к ним нередко бывало пренебрежительным). Поэтому важно было сделать личный вклад в увеличение тогда еще незначительного фонда записей. Образно говоря, задачей краеведа было не овладеть чужим языком, а частично перевести его на свой. (Обратите внимание, например, на то, что описания обрядов сделаны не дословно, а пересказаны. Пересказаны языком исследователя, чего сегодняшний этнограф постарался бы избежать).
Что же касается отсутствия устных записей объемных текстов в наших экспедиционных материалах, то можно предположить, что за короткий срок экспедиции нам не удается достаточно сблизиться со «знающими» людьми, практикующими знахарями, и тайное знание остается для нас, внешних людей, сокрытым, тогда как малые тексты приговоров, которые мы фиксируем в относительно большом количестве, сообщаются исполнителями скорее в виде практических советов, но не как сокровенные «слова».
И в заключение коснемся еще одной разновидности текстов, представленной в архивной подборке оберегом от килы № 33. Он явно стоит особняком в коллекции, обращает на себя внимание его молитвенный характер, явно связанный с традицией православия. На сегодняшний день такого рода тексты являются, по-видимому, самой продуктивной формой бытования заговорно-заклинательной традиции в «широких кругах» (имеются в виду непрофессионалы). Такие обереги не считаются тайными, носители называют их молитвами и достаточно легко сообщают. Вот несколько экспедиционных примеров: «Крест-святитель, крест-хранитель, крест – красота церквей, крест – небеса украшенье, крест – всем ангелам спасенье, крест – всем врагам язва» (с. Старый Бурец, Каюкова Лидия Александровна, 1932 г.р., местн., 4 кл. // АКФ. 1999. Т. 12. № 89); оберег на сон: «Ложусь я спать, Спас во головах, Никола во дверях, ангелы по окнам, сам Господь над нами. Наша хоромина Святым Духом построена, молитвой огорожена. Слава Отцу и Сыну и Святому Духу. Аминь» (д. Пивоварово, Телицына Маргарита Васильевна, 1937 г.р. // АКФ. 1999. Т. 10. № 185).
В нашем комментарии мы попытались вписать записи, сделанные несколько десятилетий назад, в контекст развивающейся локальной заговорно-заклинательной традиции и показать, каковым было видение краеведа-этнографа и, соответственно, каковой была интерпретация объекта собирания и исследования. Но мы хотели бы подчеркнуть, что это – только один из возможных горизонтов анализа, ведь такие коллекции всегда уникальны и открыты для самой разной исследовательской работы.
