В домике на Песочной и вокруг него
(Переписка Матюшиных с их родственниками и друзьями)

Сегодня, когда нам стали доступны практически все материалы прошлого, мы довольно много знаем о Серебряном веке. Интерес к этому периоду в истории русской культуры возрастает с каждым днём. Лица, действовавшие тогда в искусстве, стали истинно героями и любимцами интеллигенции.

Какое-то время один из активных деятелей искусства начала ХХ века Михаил Васильевич Матюшин был вне внимания исследователей и искусствоведов. Он числился по музыкальной линии авангарда, а музы кантов там было совсем мало, и они не дали высоких образцов в своём жанре. Сегодня о Матюшине говорят и пишут много, и стало ясно, какая это яркая фигура, какой интересный человек, может быть, не совсем укладывавшийся в канонические рамки авангарда. А ведь он имел самое непосредственное отношение к Вятке. В его знаменитом «домике на Песочной» жило много вятских людей. Они не только жили, но и учились, впитывали новые веяния и становились видными художниками, писателями, людьми высоких идеалов и обширных знаний.

Михаил Васильевич в 1913 г. женился на Ольге Константиновне Громозовой, одной из дочерей купца и вятского земского деятеля Константина Ивановича Громозова. В Вятке оставались ещё три сестры Громозовы. Серафима и Людмила детей не имели, а у Ии Константиновны Франчески уже было двое детей: Игорь (1907) и Тамара (1910).

Игорь после учёбы в реальном училище поступил в технологический техникум, Тамара в 1927 году окончила среднюю школу.

Вот она первая и уехала в Ленинград. Ольга Константиновна Матюшина пригласила её к себе с тем, чтобы она могла учиться и в то же время помогать ей по хозяйству. Михаил Васильевич в конце 20-х годов ХХ в. был признанным художником, педагогом, создателем оригинальной системы обучения искусству рисования и живописи.

Михаил Васильевич Матюшин

Вскоре уехал в Ленинград учиться Игорь Франчески, он писал стихи и мечтал учиться именно литературе. Но это был конец 20-х годов, и, по выражению Игоря Георгиевича, в воздухе уже пахло угрозой. Становилось понятно, что искусство делается подчёркнуто классовым. А молодому человеку к тому же нужно было зарабатывать на жизнь; поэзия – не классовая, а та, что идёт от искренних раздумий, – прокормить не могла.

Скоро приехал и ближайший друг Игоря – Леонид Дьяконов, который в Вятке уже печатался, участвовал в литературных кружках. Как признавался он через полвека, никакой угрозы он тогда не чувствовал. Писал стихи беспрерывно и письма писал в стихах. Жизнь его была полна через край – дружбой, любовью, поэзией. Не было только денег. Он ходил по Ленинграду в длинной шинели, купленной на толкучке, потому что брюки на заднем месте были протёрты насквозь. Когда в 38-м его арестуют, то и эта шинель будет фигурировать в качестве доказательства его уважения к белогвардейцам.

Тамара Георгиевна Франчески

Леонид Владимирович часто вспоминал свой первый приход в дом на Песочной:

– Лестница на второй этаж. На стенах – маски. Я же из Вятки, жил всегда бедно, что я видел? Ничего! А тут! Вся квартира увешана картинами. Портреты мальчика, который запечатлён в разных возрастах – от младенчества до юности. Это осталось от Елены Гуро, она рисовала своего неродившегося сына – как бы он pос, становился взрослым.

Леонид Владимирович Дьяконов вспоминает, что ещё его поразило то, что в этом доме звучала музыка:

– Я никогда не слышал музыку дома. Ну, в кино тапёр играл, это понятно, для танцев играют – тоже понятно. А тут! Михаил Васильевич берёт скрипку – и играет просто так. Потому что хорошее настроение.

В начале двадцатых годов в Ленинград приехал из Вятки молодой художник родом из Нолинского района – Николай Костров. В Академии художеств он встретился и подружился со своим земляком – Юрием Алексеевичем Васнецовым, здесь же учился и старый друг – Евгений Иванович Чарушин. Постепенно сблизились они с Матюшиным. Костров стал лучшим, пожалуй, его учеником, во всяком случае, – самым верным.

Потом приехала из Вятки и тоже влилась в Матюшинскую компанию Ольга Ваулина. Здесь она встретилась с военным врачом Павлом Петровым, который случайно познакомился с Матюшиным, но, раз попав к нему в дом, остался навсегда верным другом и помощником. Павел и Ольга поженились, у них родился сын. Сегодня его музыку знает весь мир – это был талантливый композитор Андрей Петров.

Позднее жил в этом доме Виктор Караваев, тоже из Вятки, который гордился тем, что он единственный, у кого Матюшин не смог открыть живописных способностей. Жили весело, не похоже, особенно. Потрясали устои классического искусства, устраивали выставки, спорили, играли квартеты композиторов-классиков и произведения композитора Матюшина, гуляли, учились, рисовали.

Среди учеников была и талантливая художница Валида Эрнестовна Делокруа, первая русская женщина-радист. Её ученицей и стала Тамара Франчески. А Валида вскоре вышла замуж за Сергея Васильевича Несмелова, уроженца Санчурска. Их сын, Никита Сергеевич Несмелов, уже в ХХI веке увлёкся творчеством художников школы Матюшина, писал о них, организовывал выставки, в том числе и в нашем городе.

Сегодня нам интересно всё, что касается творчества, жизни, быта как самого М. В. Матюшина и его жены, так и учеников, многие из которых не стали большими художниками, но любовь к искусству сохранили на всю жизнь, так же, как и память о своём удивительном учителе.

Слева направо: М. В. Матюшин, О. К. Матюшина, Н. И. Костров, ?, Т. Г. Франчески

Предлагаемые читателям письма имеют непосредственное отношение к жизни «домика на Песочной». В своих книгах Ольга Константиновна, ставшая после Великой Отечественной войны профессиональным писателем, рассказала довольно под робно о Матюшине и его окружении. Но в письмах мы почувствуем другой взгляд на жизнь семьи Матюшина, ведь их писали молодые, одарённые, скептически настроенные по отношению к тогдашней действительности люди. За это почти все они потом и поплатились.

Необходимое пояснение. В семье Матюшиных было принято всех называть по именам, поэтому и Тамара, и Игорь своих дядюшку и тётушку зовут просто Миша и Оля. Потом появляется ещё одна Оля – Порфирьева, тоже из Вятки и тоже мечтавшая стать художником, но она недолго контактировала с матюшинцами. Коля – это Николай Иванович Костров, Пава – Павел Платонович Петров. Потом появилась в Ленинграде Галя. Это первая жена Л. В. Дьяконова – Галина Пленкина, мать сына Дьяконова, который умер, когда Галю за связь с «врагами народа» выгнали отовсюду – с работы, из квартиры. Людмила Андреевна Дьяконова – мама Леонида Владимировича. Появился однажды в этом доме и Виктор – это первый муж Тамары Франчески, моряк, с которым она познакомилась в плавании. Их брак был недолгим. Из блокадного Ленинграда Тамара Франчески была вывезена по дороге жизни уже тогда, когда она была почти при смерти. Практически случайно ей удалось попасть в Киров. На вокзале её встречала мама Ия Константиновна и их жилец – эвакуированный из Москвы Абрам Аронович Зингер. Тамара не могла идти, и Абрам Аронович нёс её через весь город до дома на руках – так мало она весила. А вскоре Тамара стала женой Абрама Зингера.

Т. К. Николаева

Письма

Ольга Константиновна Матюшина – сестре
Ии Константиновне Франчески.
Ленинград. Весна 1927 г.

...Говори, когда приедешь, для меня это важно практически, т. к. дача в Сагамилье уже есть, и вопрос практический: сколько комнат мы берём и сколько сдадим... Очень было бы хорошо, чтоб Тамарка приехала до экзаменов за месяц и здесь у нас готовилась и узнавала все дела в институте. Мы будем жить на два дома: Миша на даче, а я в Питере... К 25 мая я должна решить вопрос дома и дачи и, отправив Мишу на дачу, сама уезжаю в командировку... Может, моя откровенность с тобой относительно понимания и совместной жизни вас задела. Ну, тогда я буду очень вежлива с вами, но ведь от вежливости очень холодно. С Людой мы были дружны потому, что говорили прямо, и в вежливость не играли…

Тамара Франчески –
домой в Вятку.
Ленинград. Август 1927 г.

...Миша и Оля очень славные. Страшно обрадовались, что я приехала. Расположилась, как дома... Сегодня опять ходили осматривали город с Мишей. Очень хорошо. Он всё объясняет и показывает...

И. К. Франчески –
дочери Тамаре в Ленинград. Вятка. Август 1927 г.

...Я рада, что ты хозяйничаешь у Оли, это и ей помощь, и ты не будешь себя чувствовать лишней в их домашнем укладе. Не унывай, если иной раз и надоест, но зато подумай, как много они тебе могут дать, ведь ни один вуз тебе этого не даст. Если же иной раз тебе и попадёт, спрячь ложное самолюбие, Оля и Миша – не такие люди, чтобы мелочно без причин злиться... Лёню давно не видала, к Игорю он заходит утром и то за очередным адресом к тебе, так как он ухитрился уже потерять три адреса. Не знаю, потеряет ли он четвёртый или тебе напишет...

Тамара Франчески –
домой в Вятку.
Ленинград. 28 августа 1927 г.

...Живём уже неделю и ещё ни разу пока (кабы не сглазить) не поругались. Оба они очень-очень славные. Мишины ученики все разъехались и пишут длинные письма. Приезжала вчера Валида, приёмная дочь Миши и Оли. Она ездила на «Декабристе» (корабль) в Канаду за лошадьми, привезли 1300 штук. Рассказывала про Канаду много интересного. Завтра опять уезжает за новой партией. Ходила сегодня в Русский музей. Интересно! Ходила с бывшим Мишиным учеником – он всё объяснял… Сейчас четверо – я, Оля, Миша и Коля, Мишин ученик, матрос, толстенький, кругленький, но славный – ели арбуз, большой, большой! Всё ничего, только Миша иногда донимает меня вятским выговором…

Тамара Франчески –
матери И. К. Франчески.
Ленинград. Август 1927 г.

...Вегетарианство, оказывается, очень полезно – толстею с каждым днём. Приеду настоящей тумбой. Мы уже уговорились – едем к Рождеству: я, Оля Порфирьева, Пава (знаешь – студент, который к нам заходил)…

Тамара Франчески – домой.
Ленинград. 3.IX.1927 г.

...Понемногу съезжается Олина молодёжь. Все славные ребята... Миша отучает меня от вятского выговора но, по-моему, едва ли успешно... Да, кстати, Миша очень просит, чтобы Гога что-нибудь написал и послал бы своих стихов… Я скоро совсем отвыкну от мяса, всё овощи. Особых рецептов для кушаний нет, варю, как бог на душу положит, получается очень вкусно... В Ленинграде объявлена полная мобилизация, и ей придаётся очень большое значение. В Вятке тоже, наверное. В воздухе пахнет войной, газеты настроены очень патриотично. Мишин отдел, где он служит, закрывается, т. ч. он сейчас без места и хлопочет о пенсии, не знаю, выхлопочет ли...

И. К. Франчески –
дочери Тамаре в Ленинград.
Вятка. 10.IX.1927 г.

...Раза два в неделю приходит Лёня, вот он немного нас оживляет. Он очень о тебе тоскует и даже теперь не скрывает, придёт мрачный, и нынче мы оба с ним расхандрились так, что не знаю, кого утешать. Он читал стихотворения, посвящённые тебе, ты, наверно, их получила. Мне они бесконечно нравятся своей теплотой и задушевностью. Надеюсь, что ты к нему не изменилась и по-прежнему дружна с ним. Береги его, дорогая, его душа такая хрупкая и красивая. Вчера он был у нас весь вечер, сначала был мрачен, а потом мы увлеклись литературой, и вечер прошёл очень хорошо. Игорь читал свои новые произведения (он теперь пишет запоем), а Лёня их критиковал. В общем, Лёня находит, что у Игоря есть талант, и я ценю его мнение, так как он очень много читал. Пиши ему чаще, любимая, он очень о тебе тоскует, видно, что у него не мимолётная привязанность к тебе, а нечто более глубокое. Ведь ты уже не ребёнок и понимаешь, как можно легко разбить чужую душу. А я люблю Лёню немного меньше вас...

Тамара Франчески –
дедушке Константину Ивановичу Громозову.
Ленинград. Сентябрь 1927 г.

...Миша усиленно отучает меня писать письма – говорит: в письмах нельзя передать того, о чём бы хотелось поговорить. На меня это не очень действует, т. к. я придерживаюсь мнения, что если нельзя поговорить, то можно написать, хотя часть того, что хочется... Понемногу начинают съезжаться; все Мишины художники и художницы. Каждый вечер кто-нибудь бывает. Вчера приехал Борис Эндер, вы его, наверно, знаете. Все приезжают с рисунками, этюдами и картинами…

Игорь Франчески –
сестре Тамаре.
Вятка. 13 сент. 1927 г.

...У нас часто бывает Лёня. Часто, конечно, относительно – раз в неделю. Вид у него понурый, видно, что он скучает. Я не люблю совать нос в чужие дела, но если бы ему чаще писала, по-моему, было бы лучше. Недавно он читал свои стихи, очень красивые и музыкальные. Но второй раз упорно не хочет их принести. Вечерами мы все иногда очень хорошо разговариваем на всевозможные темы, начиная от вашей школы и кончая новой книгой Ушакова, его нового любимца... Где-то в Ленинграде обитает Губергриц и желает с кем-нибудь познакомиться. Если Миша и Оля пожелают, можно послать к ним высокоталантливого молодого поэта, который печёт стихи, как блины...

И. К. Франчески –
дочери Тамаре в Ленинград.
Вятка. Сентябрь 1927 г.

...Лёня приходит аккуратно два раза в неделю, но у него по настроению, иной раз сидит часа три, а то разденется, посидит секунду и убежит. Сейчас он в запое работы, так усердно занимается, что даже тяготится общественной работой. Часто ли ты слышишь музыку, что играет Миша, чужое или свои произведения?..

Игорь Франчески –
сестре Тамаре.
Вятка. 30 сент. 1927 г.

...моя философия и моё кредо немного расходятся со столичными, и я считаю, что не я создан для вуза, а вуз для меня... Я так и представляю, как Оля с Мишей с кнутиками в обеих руках тебя подхлёстывают: «Но, кобылка, живи быстрее, скачи выше, а то накажу». Или наставления Миши: нет бога, кроме вуза, и каждый студент пророк его. Чушь! Человек живёт не для призовой скачки. Поэтому папа тебе советует поменьше внимания к подобным наставлениям, ибо не всё свято из уст старейших... Кстати, Лёня, испуганный громовым письмом, курить перестал, занимается и стал пай-мальчиком. Недаром говорят: «Чего хочет женщина, того хочет бог». Мы с ним довольно близко сошлись, и он жалеет, что мы не встретились раньше...
Он написал ещё несколько очень хороших стихотворений, мне они очень нравятся. Помни, что кроме столичных братьев и сестёр, у тебя есть и здесь два брата. Такого человека, как он, скоро не сыщешь даже в столице...

И. К. Франчески –
дочери Тамаре в Ленинград.
Вятка. Осень 1927 г.

...Я очень рада, что Лёня и Игорь подружились, они так дополняют друг друга, и в то же время оба такие разные. После твоей строгой открытки Лёня примчался такой возбуждённо-весёлый и заявил, что он бросил папиросы и занимается уже. Видишь, как он послушен... Ты хороший адвокат, убеди Олю и Мишу, что Игорь не зря небо коптит, не читай нравоучений, что ему надо попасть в вуз. Ты по себе можешь судить, что в большом количестве они оказывают обратное действие...

Игорь Франчески –
сестре Тамаре.
Вятка. 7/ХII – 1927 г.

...Посылаю для общего пользования несколько последних стихотворений. Три из них пейзажные, а четвёртое – «с направлением». Теперь на меня нашёл сочинительский зуд, сегодня даже написал два стихотворения, что со мной редко бывает... Живём ничего, одно время была совсем столица, когда ездили три грузовика, называвшиеся громко АВТОБУСЫ, но потом их направили на уездные тракты, и мы остались с носом...

Тамара Франчески –
брату Игорю.
Ленинград. Конец 1927 г.

...Всё жду Лёниных стихов, и ты про них писал, и мама, жду и не могу дождаться – поторопи. С Губергрицем Миша и Оля познакомиться особого желания не выражают: своих много, целый дом. Можешь не посылать. Как тебе понравился Пава? Он хорошо рассказывал о Вятке. ...Вчера видела МОРЕ! Туманное северное море, немного бурное, но широкое и манящее. Кто знает, может быть, когда-нибудь поеду через него. Ты, конечно, знаешь, какое страшное землетрясение в Крыму, трясётся весь юг СССР. В связи с этим в Ленинграде начались оползни, и оползни довольно значительные. Здесь все очень напряжены. Действует близость войны и ужасы землетрясения. Снаружи – спокойно, но каждый внутри себя – боится. Привет от Миши и Оли. Им очень понравились твои стихи...

О. К. Матюшина –
сестре И. К. Франчески.
Ленинград. Осень 1927 г.

...О Тамарке не скучай и не ревнуй – всё хорошее, что мы можем дать, она получит, а ведь со стороны виднее её недостатки и достоинства... Она очень хорошая девушка, только страшно замкнутая, и, чтоб открыть её и заслужить её доверие, много надо. Но передо мной она медленно открывается, и я вижу прекрасного ребёнка, именно ребёнка, которого бережно надо познакомить с жизнью. У нас хорошая среда и творческая деловая атмосфера. Это увлекает Тамару, она хочет работать-творить. Подумай, Ия, если б мы в 17 лет попали в такую среду – сколько бы сил сохранили мы. Вот почему, я думаю, тебе не следует скучать о девочке. Потом её отношение к Лёне чисто детское, а его к ней – с большой примесью влюблённости, и очень хорошо, что они этот год посмотрят на жизнь с разных точек зрения. Правда? Над этим ты вдумайся хорошенько. Физически она не страдает у нас, т. к. хорошо и правильно питается и живёт. Общество молодёжи у нас большое, наши мальчики, а у нас 10 сыновей и дочерей, к ней относятся, как к младшей сестре, балуют и любят, и она с ними уже на «ты», и продувает все их оплошности. Пава, который был у вас, живёт с нами рядом и помогает Тамаре по хозяйству, а также вместе бродят, Коля – очаровательный художник-матрос – внимателен и братски дружен с ней, девочки все считают её своей сестрой, а Валида, у нас есть прекрасная Валида, она сейчас уехала радисткой на «Декабристе» в Канаду, она покорила сердце Тамарки и зовёт её маленькой сестрой – лучше сестры, Ия, я представить не могу – это исключительная девушка с большим глубоким сердцем и с очень светлой головой, она много путешествовала и постоянно работает творчески. У ней в марте умерла мать, и она – круглая сирота. Мы любим её как самую дорогую девушку. Вот её отношение к Тамарке меня очень радует. Вот, Ия, сколько причин тебе не жалеть и не очень скучать о своей дочке, мы ведь не можем знать, что с нами может быть, а год жизни у нас, я не говорю о Мише – он источник творческой жизни – ей принесёт много пользы. Ещё раз – она очень хорошая девочка. Жоржу скажи, он, видимо, много дал ей от себя. Привет Игорю. Торопи его жить. Оля.

Тамара Франчески – домой.
Ленинград. Осень 1927 г.

...Оля писала, что у меня есть секрет? Так вот. Расскажу сначала. Я по уши влюбилась в Валиду (Оля писала про неё). Валида служит в Морском техникуме. Сама его окончила. Летом совершает рейсы на пароходах. И вот мы соединёнными усилиями (я, Оля, Миша, Валида и прочие) решили, что мне очень удобно поступить на радио-телеграфные курсы при Морском техникуме. Сказано – сделано. Но, чтоб попасть туда, надо сдавать экзамен. Чтоб сдать экзамен, нужно готовиться. Вот я готовилась. А вы, не зная, в чём дело, всячески меня ругали... Готовилась по программе техникума три недели. Думала – наверняка провалюсь. Оказывается – сдала, и не только сдала, но и приняли. Я так рада, рада, рада. Порадуйтесь вместе со мной и не очень ругайте. Всего было подано 100 заявлений, из них 16 девушек. Норма приёма – 25 человек... Курсы вечерние. Утром готовиться, вечером учиться. А ведь подумайте – буду радистом! Кроме того, мы там будем проходить то, что нужно для вуза. Так что я выиграла во всех отношениях. Вы не думайте, что я сделала глупость. Если б было глупо, Оля не позволила бы мне. Это очень-очень хорошо!
ЧУДЕСНО!
Насчёт Гогиного письма, так Оля и Миша нисколько не обиделись. Но, как грустно, что он не понимает нас. Вернее, не хочет понять, или сознаться, что понял. Это плохо. Миша пишет только тем, кого он действительно ценит и хочет добра. Он написал письмо. Оно касается Гоги и Лёни. Правда, оно немного философское, но хорошее. Если они его поймут, как нужно, будет очень хорошо. После ваших пельменей Лёня написал такое ужасное письмо, что я испугалась. Оно глупое и нехорошее. Видно, что плохое пищеварение плохо действует на человека. Я ничего против не буду иметь, если вы ему передадите мои слова... Вчера приехала Валида. Ходили встречать в порт. Видела, как выгружают лошадей. Вот хорошо! Лошади дикие, правда, немного помятые, обтрёпанные, но красивые и гордые. Каждую лошадь ведут минимум два человека. Есть такие, с которыми не могут справиться 7 человек. Очень сильные...

И. К. Франчески – дочери.
Вятка. Осень 1927 г.

Лёня нынче достал где-то котёнка, он у них жил некоторое время, потом они его отдали знакомым, а у тех он захворал, его убили и нашли у него бациллы бешенства. А главное – он покусал их второго котёнка, который у них живёт. Лёня упрям, как вол, и не хочет ходить на прививку, не знаю, что с ним и делать, меня он не слушается. Получила ли ты от него большое, большое письмо? Любимая, как ты теперь к нему относишься, по-прежнему ли? Я его очень люблю, и мне было бы грустно, если ты к нему изменилась. Но, конечно, сердцу не прикажешь...

И. К. Франчески – дочери.
Вятка. Конец I927 г.

...С Лёней они очень дружны, и тот, по-моему, к Игорю относится очень хорошо. Нынче у них был словесный турнир. Лёня ему написал очень красивые стихи на тему Асеева «Дурацкое званье поэта», а Игорь ему ответил. Пожалуй, Лёни стих мне больше нравится. У него, несомненно, есть талант. Правда, я Лёню люблю как своего сына, такой он милый, и у нас с ним так много общего...
У нас к Октябрьской революции выпустили 130 заслуженных «студентов тюремного университета», и теперь за эти две недели нас всех обокрали и теперь уж начинают раздевать...

Тамара Франчески – домой.
Ленинград. 3/XII – 1927 г.

...Это письмо привезёт вам Коля, я и Оля писали о нём. Кроме того – он на карточке. Он очень хороший, вы это сами увидите. Теперь вот обращаюсь к тебе, мама. Он в Вятке останавливается ненадолго, на 1, самое большое, на 2 дня. Родных у него в Вятке нет, они в Нолинском уезде. Здесь Оля усыновила его. Следовательно, тебе он приходится племянником, мне – двоюродным братом, Гоге – тоже. Мы с Олей просим, чтоб в нашем доме ему дали приют на ночь, положи его в моей комнате. Много хлопот он не доставит. Если что-нибудь нужно, сделает с удовольствием. Вечером, зато, он вам расскажет всё наше житьё-бытьё в Ленинграде. Вероятно, он приедет в воскресенье. Побывать ему надо много где. Оля велела ему зайти к Лёне и посмотреть на него. Лучше, если Лёня придёт к вам, и все вместе поговорите. Затем – к дедушке…

И. К. Франчески – дочери.
Вятка. Конец I927г.

Любимая! Вчера был Коля и привёз твои письма. Я их ещё не прочитала, но Колю сразу узнала и потащила его пить чай, как раз были горячие пирожки (они у нас в воскресенье часто заменяют обед). Коля нам всем сразу почувствовался родным, да иначе и быть не могло, раз он приёмный сын Оли и Миши, и твой брат. Но, увы, ночевать он не остался, так как нанял извозчика и в эту ночь должен был уехать. Я вот его забыла побранить, что он остановился не у нас, а в доме крестьянина, сейчас только сообразила, что это с его стороны скверно. Пробыл он у нас только с четырёх часов до 9-ти вечера. Конечно, я его вечером не отпустила, пока не накормила, но Игоря он почти не видел, так как у того было дело, и он ушёл в пять часов на весь вечер. Лёню мы вызвали к нам, и Коля с ним долго говорил, но не знаю, как ему Лёня показался – Лёне же он понравился. Игорь бесконечно доволен подарком Миши и письмом. Книга его захватила. Они с Лёней до того увлекались: «Женщина» Мален Маркс, и Игорь находит, что по красоте, искренности и правде «Небесные верблюжата» стоят наравне с той, если не выше. Сейчас он сидит над книгой всё время и собирается отвечать Мише на письмо, но ты знаешь, как он собирается... Коля велел тебе передать, чтобы ты берегла карманы, так как на вокзале и в поезде всё время воровали деньги и вещи отчаянно. Но он надеется, что Пава за тобой присмотрит...

Тамара Франчески – домой.
Ленинград. Апрель 1928 г.

Был ли Пава, рассказал ли, как мы живём, что мы часто, часто говорим и думаем о вас, куда чаще, чем пишем?
...Я очень люблю в четверг носить домой огоньки. Ну, и здесь решила не пропустить. Но пока провожала Паву, пока немного прибиралась, время прошло. Вышла только в 11 часов. Иду, а навстречу уже все с огоньками идут. Я помчалась галопом. Добежала, а двери уже запирают. Вот обидно было. У сторожа было две свечи. Он пожалел меня и дал одну, даже не за деньги. Так уж я обрадовалась. Совсем немного до дома осталось, вдруг задуло. Посмотрела – у сторожа тоже потухла. Прямо чуть не до слёз обидно было! Ведь если б много шло, никогда б такой штуки не случилось, можно было б зажечь. Пришла домой, и Оля спичкой зажгла. Только это совсем не то.
В субботу ходили к заутрене. Смотрели издалека и дома. Но всё же у нас гораздо лучше, чем здесь...
Получили Гогины стихи, были очень довольны, а особенно я.

М. В. Матюшин –
И. К. Франчески и Игорю.
Ленинград. 28.6.1928.

Дорогой Игорь. У меня столько было дела, что я не мог никак добиться от себя толкового ответа на твои письма и стихи. Твои стихи! Ты знаешь, они меня так волнуют своей значительностью! Из тебя, несомненно, выйдет толк, и ты станешь светить людям и расширять их сознание. Будь только строг к себе и помни, что, только касаясь плечами, – всем телом к земле, к природе, как Антей, мы наполняем себя необычайной силой. Ты сам видишь, как растёт твоё наблюдение и представление. Ещё раз зову вас обоих, и Лёню, и тебя, к живому чистому наблюдению, на улицу, в толпу, в самую гущу, в месиво современной жизни, из неё вы оба получите тот новый ритм, которого вам ещё не хватает, вы его ещё не улавливаете за узостью амплитуды движения, у вас ещё толь ко предчувствие ритма. Ведь понятие конструктивности лежит в строгом соответствии одного необходимого и только, ничего лишнего! А современность быстро отсекает ненужное, неконструктивное (некогда возиться). Ритм и размер лежит в самой громыхающей, идущей, летящей, прущей, толкающей жизни. Абстрактный образ только тогда хорош, когда вы намассировались силою движения жизни, натолкались в толще толпы, строющей, торгующей, орущей, в её безобразном кажущемся хаосе лежит великое веление, если вы это усвоите, то усвоите и ритм – новый, неслыханный ритм, а не привычное покачивание в старо древней – дедовской хламиде-бричке, ровно хлопающей рифмы, как мух на стенке. Вот почему у Игоря содержание-наблюдение не укладывается в прокрустово ложе старого размера, вот почему у Лёни содержание болтается, как ребёнок в огромной люльке, взятой у соседа (усвоил форму, не собой найденную). Идите в толпу и прислушивайтесь к её ритму. И Лёня, и Игорь должны понять, что умение (конструкция) не даётся без долгого наблюдения, иначе это будет только платье без человека в нём. Надо знать, через наблюдение, что и как строить, наблюдать же надо толпу.