Версия для слабовидящихК. А. Луппова – организатор первых детских садов в Вятке
Т. В. Бабинцева
Имя Клавдии Андреевны Лупповой, урождённой Мартыновой, давно и незаслуженно забыто, а если вспоминается специалистами-краеведами и историками, то в связи с её мужем – видным вятским чиновником, земским и общественным деятелем Александром Николаевичем Лупповым (1864–1931).
Кировский краевед В. А. Любимов пишет: «Её муж – непременный член губернского присутствия по судебной части, кавалер трёх орденов, статский советник Александр Николаевич Луппов, кроме службы в присутствии, с 1908г. безвозмездно управлял делами губернской библиотеки. При его управлении в библиотеке был образован… особый отдел, получивший название “Местный” (ныне краеведческий). А еще он отвечал за делопроизводство губернского комитета попечительства о народной трезвости и был товарищем председателя (заместителем) совета Братства вспомоществования учащимся при Софийской церкви Вятского духовного училища»1. Т. Г. Никонова пишет, что Александр Николаевич, руководивший библиотекой с 9 марта 1908 по октябрь 1918 г., вывел её из захудалого состояния. В империалистическую и гражданскую войны, возглавляя Красный Крест, организовал большое количество лазаретов для раненых солдат и осуществлял работу по их последующей реабилитации на базе дома инвалидов купца Булычёва2.
К. А. Луппова
Между тем, педагогическая и общественная деятельность самой Клавдии Андреевны, её личность заслуживают особого внимания.
В 1892–1906 гг. семья Лупповых жила в Уржуме, Ухтыме, Глазове, где Александр Николаевич занимал административно-судебные должности. Уже в этот период проявляется яркая индивидуальность Клавдии Андреевны. Так, в содружестве с местной интеллигенцией, учителями начальных классов она организует маскарады, ёлки, экскурсии с детьми в природу, различные физкультурные праздники. Кроме этого, она руководит любительским театральным коллективом и принимает активное участие в постановках.
В Ухтыме (1896–1903) семья Лупповых жила на втором этаже дома купца М. Саутина. Фотография того времени свидетельствует: в доме одну из стен от пола до потолка занимает большая библиотека, а Клавдию Андреевну, сидящую за столом, плохо видно из-за книжного развала. Её любовь к чтению, увлеченность музыкой, театром, большая самообразовательная работа на протяжении всей жизни вполне компенсировали недостаток систематических знаний, полученных в юности, «недостаток образования», как сетовала она сама. До конца дней всё нужное и важное впитывал её хорошо организованный ум.
Семья А. Н. и К. А. Лупповых в Вятке. Фотография А. П. Калашникова. 1906 г.
В 1906 г. семья Лупповых, в которой уже четверо детей (Леня, Вера, Оля и Игорь) поселилась в Вятке на Всехсвятской улице в доме Якубовского (Дерендяева, 59). Сегодня дом в удручающем состоянии и это не удивляет, ведь время безжалостно не только к людям, но и к зданиям. Просто трудно представить, как такая большая семья могла здесь разместиться. И не только семья, но и многочисленные гости, родственники, друзья детей.
Вот как вспоминает обстановку дома Михаил Дмитриевич Афанасьев – друг детей Лупповых: «Семья Александра Николаевича и Клавдии Андреевны Лупповых жила в двухэтажном каменном доме Якубовского с балконом и парадным входом на Всехсвятской улице. Занимали Лупповы весь верхний этаж и половину (южную) низа. Другая половина (к воротам) была занята булочным магазином. В верхнем этаже размещались: передняя с внутренней лестницей и дверью на балкон и 6 комнат, а именно, направо – зал, налево – столовая; внутрь дома были расположены комнаты с одной (северной) стороны – А. Н. и К. А., с другой (южной) стороны – Веры с Олей и Лени с Игорем. В нижнем этаже была кухня, проходная комната, в которой жила Катя Лихачева, а позднее Володя Шабалин с Митей Лихачевым, и большая комната с двумя окнами на улицу. В этой комнате размещался первый тогда в Вятке частный детский сад для ребятишек дошкольного возраста. Этот детский сад создала Клавдия Андреевна и сама проводила всю работу с детьми».
Подтверждение данному факту мы находим в «Вятских епархиальных ведомостях», которые сообщили дату открытия детского сада – 1 октября 1911 г. А газета «Вятская речь» отметила, что «детский сад К. А. Лупповой является весьма полезным начинанием. Это дело новое не только для Вятки, но и для России». Сегодня значение этого события невозможно переоценить, так как именно оно послужило началом дальнейшего развития дошкольного воспитания в городе, губернии, а затем и в области. Маленькое зёрнышко, посаженное Клавдией Андреевной 100 лет назад, не только прижилось, но и дало добрые, жизнеспособные всходы, которые росли год за годом и превратились в систему дошкольного образования, без которой сегодня сложно представить современную жизнь.
Большим увлечением К. А. Лупповой была работа с детьми.
Она организовывала походы на природу. 1905 г.
Говоря о Клавдии Андреевне, не лишне понимать, что, начиная новое дело, недостаточно быть образованным, активным человеком и руководствоваться только идеей благотворительности. Нужны смелость, уверенность в своей силе и правильности выбранного пути, а также знание потребностей времени. Это, безусловно, характеризует Клавдию Андреевну как одну из представительниц интеллигенции начала века.
Но вернёмся в дом Лупповых. М. Д. Афанасьев вспоминал, что здесь всегда было много друзей и одноклассников их детей. «Возникла молодежная компания с уютным названием “Гнездышко”. В нее входили: Леня, Вера, Оля и их сверстники, гимназисты Бухвалов Сережа, Дрягин Павел, Малевинский Толя, Сильвинский Саня, Христолюбовы Коля и Сережа, Шубин Коля и гимназистки Кутузова Люда, Лихачева Катя, Попцова Маруся и Суворова Лиза.
К. А. Луппова начала работу в организованном ею первом детском саду для детей дошкольного возраста. 1 октября 1911 г.
Леня, Вера, Оля Лупповы и Катя Лихачева прекрасно играли на пианино, братья Христолюбовы – на мандолине и балалайке, Евдокимов и Шубин обладали красивыми голосами, Малевинский и Кутузова задушевно мелодекламировали (тогда мелодекламация под пианино была в моде), а Павел Дрягин бесподобно исполнял рассказы о настроении и подражании. …Создались небольшие ансамбли: хоровой и музыкальный.
В те годы (1910–1912) у Лупповых была своя лошадь для выездов по городу. Конюшня с сеновалом была расположена на дворе этого же дома. Это давало молодежи возможность иногда (обычно вечерами зимой) кататься в санях-розвальнях по улицам города Вятки. Правили лошадью обычно Леня, Вера, Оля или кто-нибудь из нас.
Когда в квартире Лупповых по праздникам собиралась молодежь, то Александр Николаевич и особенно Клавдия Андреевна не оставались в стороне, а, наоборот, принимали самое активное участие в ее развлечениях, в играх, в танцах, пении и т. д. Это, конечно, крайне выгодно отличало их в наших глазах того времени от пап и мам других наших сверстников.
В рождественские каникулы, сначала в гимназические годы, а позднее уже во времена студенчества лупповская молодежная компания вместе с нами обязательно участвовала в маскарадах. Как правило, за 20–15 дней Клавдия Андреевна, Вера, Оля и их подруги намечали маскарадные костюмы для всей компании, закупали (в складчину) материал (ситец, сатин, полотно, кисею, кружева, маски и т. д.), кроили и шили их дома по мерке для каждого участника.
Костюмы были каждый год разные, например: “Повара и официантки”, “Пьеро и Коломбины”, “Врачи и медсестры”, “Гномы”. Костюм гнома был особенно оригинальным. Сшит он был из темно-синего и темно-красного сатина, плотно облегал фигуру, черные перчатки, темная маска с черным снизу кружевом делали человека почти неузнаваемым (выдавали только голос и глаза). А если учесть, что костюм гнома женский и мужской были одинаковы, то можно представить, какие веселые недоразумения и сюрпризы возникали не только с гостями, но и между нами.
Маскированными мы ходили обычно на вечера к знакомым Лупповых, а также на вечера с елкой в женскую гимназию и даже в городской клуб – “Общественное собрание” (где теперь помещается краеведческий музей). Наша компания в маскарадных костюмах состояла из 16–20 человек (8–10 пар). Входили в зал мы, как правило, парами друг за другом, обычно под полонез, а затем шли другие танцы: вальс, полька, венгерка, русско-славянские и др. Дружные аплодисменты гостей всегда сопровождали наши выступления. Клавдия Андреевна была непременным участником этих рождественских празднеств, маскируясь в соответствующий костюм»3.
В 1911 г. старшие дети Лупповых Леня и Вера покинули родительский дом.
Леня поступил в Кронштадтское морское инженерное училище им. Николая II, а в августе 1915 г. получил назначение в Севастополь на один из кораблей Черноморской эскадры. Вера же, окончив Мариинскую гимназию, поступила на Фребелевские курсы в Санкт-Петербурге, после чего вернулась в Вятку. На фотографии 1914 г. мы видим её уже на курсах медсестёр военного времени. А дальше была работа в госпитале, в детском саду, а в 1919 г. она снова была мобилизована на медицинскую службу.
Клавдия Андреевна, выбранная председателем правления благотворительного общества содействия народному образованию, продолжает организацию благотворительных акций в пользу детей из бедных семей. Так, газета «Вятская речь» (1914. 8 янв.) сообщает, что правление общества содействия народному образованию постановило устроить ёлку для бедных детей г. Вятки. «Ёлка будет зажжена с 5 до 8 вечера 12 января в Народном доме. Добровольных пожертвований имеется всего 55 рублей, нужно же 100. Пожертвования на ёлку принимаются К. А. Лупповой (Всехсвятская улица, дом Якубовского). Детей на елке будет 300». Это была не единственная акция. Как председатель общества, в феврале 1914 г. она приняла участие в открытии бесплатного детского сада на 100 мест для детей служащих, призванных в армию «низших» чинов, рабочих, подёнщиков. Проблем с этим детским садом было очень много и, прежде всего, отсутствие финансирования и постоянного помещения.
Надо отметить, что работа в обществе – не единственная её нагрузка. Как пишет В. А. Любимов, «Клавдия Андреевна – непременный член попечительского комитета Вятской губернской публичной библиотеки; выборный член общества вспомоществования нуждающимся ученицам Мариинской женской гимназии, попечительница единственной в Вятке так называемой дешевой столовой, член попечительского Совета медсестер Красного Креста, казначей Вятского отдела Всероссийской лиги борьбы с туберкулёзом».
В 1917 г. для Клавдии Андреевны наступает новый, ещё более сложный период жизни. Не вызывает удивления, что именно она в январе 1918 г. была назначена заведующей подотделом дошкольного воспитания при городском отделе народного образования Совета рабочих и крестьянских депутатов. А это значит, что пришлось работать над созданием сети детских садов и площадок, искать для них здания, обеспечивать мебелью, оборудованием, посудой, подбирать кадры. Клавдия Андреевна приняла активное участие в подготовке и проведении I Губернского съезда по просвещению 10 декабря 1918 г., на котором вопросы дошкольного воспитания рассматривались очень подробно. Уйдя из отдела в январе 1920 г., она работала в музее дошкольного воспитания и учительском институте.
К. А. Луппова, О. А. и Е. А. Поповы, Я. В. Битова, В. А. Луппова
В фондах областной библиотеки им. А. И. Герцена сохранились письма Клавдии Андреевны этого периода, адресованные дочери Ольге – студентке Томского технологического института и сыну Игорю. Перечитывая их, понимаешь, как всё было не просто в работе и жизни этой удивительной женщины4.
7 января 1920 г.
Папа закончил службу. Работает в Красном Кресте. Я страшно устала и измучилась за последнее время и просила перевести меня руководительницей, пока назначена в наш детский сад.
Ушла бы куда-нибудь и только бы с головой отдалась делу дошкольного воспитания, но чтобы это делать не на вид, а идея бы глубоко проникала во всех. Мне говорят, что сейчас трудно быть идеалистом, а по-моему, так наоборот – в настоящий-то момент и нужны идеи, но, конечно, проводить-то их не все могут. Не стоить говорить, у меня масса мыслей, да нервы никуда не годятся.
8 января 1920 г.
Ушла из отдела – не могу больше терпеть издевательства, которым меня подвергали. Уж я ли не люблю свое дело, а за последнее время оно меня так извело, что я на свет бы не смотрела. Наше учреждение представляет сейчас яму, в которой, как всякий мусор, собираются сплетни. Одни стараются всеми силами сделать карьеру, а другие под шумок проделывают очень некрасивые вещи. Я, как идейный работник, не существую.
1920 г. (без точной даты)
Ну и пережили же мы за последнее время! Всего больше досталось на мою долю и ещё продолжаются мои муки. Кончились только тем, что я сдала свои дела и пока занимаюсь в 3-м саду. Нас уплотнили и мы решили переселиться вниз. Верх пока занят детским садом, но жилищный отдел собирается вселить туда в 2 комнаты 7 человек рабочих. Пианино не могли перетащить по лестнице, придется ждать тёплого времени и спускать через балкон. Ходить негде, можно только сидеть.
Я удивляюсь только выносливости русского человека – чего только мы не терпим!!! Обидно, что совсем потеряем скоро облик человеческий. Конечно, я быстро падаю духом и мгновенно опять поднимаюсь, – нынче больше тяжелых разочарований, да и прямо горьких.
19 января 1920 г.
Сейчас у нас часто съезды, на которые приезжают новые силы, и я очень рада, что дошкольное воспитание шире и шире захватывает круг людей, и молодое дело крепнет и крепнет.
21 февраля 1920 г.
Но неужели же мы, граждане Советской республики, работающие всей семьёй и в разных отраслях, заслуживаем только издевательств. Ведь не хватает, моя хорошая, никаких нервов.
10 апреля 1920 г.
Занятия в музее меня пока удручают, скучно, тесно и мало интересного, а между тем я обязана сидеть 6 часов. Главное, что во главе-то дошкольного дела стоят люди совсем не понимающие идеи этого дела. Надо ещё искать заработка, т. к. теперь 2 720 руб. ничего не стоят. Лекции читают все приезжие.
23 июня 1920 г.
Я всё ещё мечтаю хоть несколькими минутами воспользоваться и подышать свежим воздухом, да по обыкновению, не могу найти время. Сейчас нельзя закрыть музей, потому что идут курсы и курсистки пользуются литературой и моими указаниями; заменить пока не кем.
16 сентября 1920 г.
Я сейчас по комиссии получила месячный отпуск до 15 октября. Комиссия нашла у меня органический порок сердца. Я в музей не хожу работать, а по транспорту думаю ехать с ревизией до Нолинска и дальше. Меня пригласили ещё работать в Институт народного образования. Конечно, это очень интересно, но и довольно ответственно. Одним словом, работать я рада, только бы достало сил.
21 октября 1920 г.
Я ездила две недели в командировку в Уржум, Нолинск, Медведок и Аркуль. Всю дорогу на лошадях. Дорога очень хорошая, местами очень живописная, но везут большей частью в телегах и в редких случаях в плетенке. Ямщики ругаются, лошадей не дают долго. В одном месте меня вывалили, и заднее колесо телеги переехало мне ногу в коленке. Ногу, разумеется, сильно вздуло, но постепенно всё проходит, – я ведь не лежала и к доктору не обращалась, а теперь приходится каждый день ходить по 12 кварталов, да обратно столько же, да ещё в течение дня всё время на ногах с ребятами в детском саду. Из музея ушла окончательно, осталась в транспорте, да ещё Институт народного образования пригласил в преподавательницы по практике детского сада.
Да, ещё при Институте же образовался кружок “Изучение ребенка и его среды”, я тоже принимаю участие.
Все мне говорят, чтобы я отдыхала и отдыхала, врачи нашли органический порок сердца, а как жить-то без дела? Ведь я не могу сидеть сложа руки, да и заработок необходим. Очень мне нравится в Институте молодёжь – такая оживленная, горячая – так на душе хорошо станет, когда проведёшь несколько часов с ними.
Ходим с Верой слушать Мервольфа и было даже два концерта с пением и квартетом на струнных инструментах. На днях была Катя Лихачёва и пела у нас, – голос у неё очень симпатичный.
Ноябрь 1920 г.
Я очень рада, что занятия у тебя идут хорошо. Запасайся знаниями и тогда будешь необходимым человеком в новом строительстве жизни.
Январь 1921 г., Игорю
Мы новый год встречали довольно весело: приехали Алёша и Илюша, а с ними и Настя из Москвы. Навезли массу новых романсов, просидели у нас до 3-х часов. Хотят ставить маленькую оперетку, да я что-то плохо в это верю –слишком уж Вера равнодушно относится, а я бы всех зажгла, да не могу пока наладить себя, страшно скучаю, не сплю, дышать трудно. Илюша говорит, что я “таю”, и, пожалуй, если не смогу уехать к Лёне, да здесь не найду, куда приложить свою энергию, так, пожалуй весной-то и совсем растаю. Хоть бы Лёня-то писал, – всё же было бы легче, а то ведь молчит и молчит.
13 марта 1921 г.
Кроме концертов Мервольфа, пожалуй, радостного в нашей жизни нет ничего. Вера работает в лазарете.
20 апреля 1921 г.
…Мне теперь Пасха не в праздник, у меня сердце болит, что Игорь в Пасху будет один, а также ты. А как мы хорошо проводили Пасху в Петербурге! Боже мой, одни только воспоминания! Праздник идет, а у нас и ржаной муки немного. Ну, зачем, зачем всё это?.. Кто же счастлив?
28 августа 1921 г.
5 июля выехали мы с колонией из Вятки. Сначала ехали на пароходе, потом на баркасе, много было смешного в дороге. Но все благополучно явились на дачу 10 июля. Привезли нас прямо к даче, и ребята выгружались сами. От дачи все в восторге, да и действительно, это самая лучшая дача и по месту положения и по красоте постройки. Жило нас тут 25 детей и 6 человек взрослых. День распределялся так: вставали в 8 часов утра, купались, пили чай, дети шли на гимнастику, старшие с дежурными детьми на кухню, прибирали комнаты. После гимнастики – работа в саду и дворе. В 1 час обед из 2-х блюд, после которого час лежания на солнечной поляне. Далее прогулка в лес. В 5 часов чай с хлебом и яйцами. Ручной труд, пение, подготовка к спектаклю, подвижные игры, шарады, рисование, рассказывание и проч. Ужин из одного блюда – каши в 9 часов. Чтение или рассказывание и сон.
Настроение у детей бодрое и даже очень весёлое. Мне приходилось много работать и на кухне, и по шитью, и по педагогической работе. Сначала я думала только наладить работу, но пришлось всё время прожить. Мне ещё пришлось перед закрытием колонии поехать по линии и я ездила до Шурмы, кстати, увезла сама детей из Медведок и Аркуля. Обратно ехали на пароходе до Котельнича, а потом намаялись в теплушке по железной дороге до Вятки.
Сегодняшнюю ночь у меня был сильнейший сердечный припадок и теперь ещё чувствую себя плохо. Если часто будут повторяться такие истории, так, может быть, уж и недолго проживу, а пока живу так, все ещё киплю, как в котле, и всегда массу нахожу дел.
1 сентября 1921 г.
Господи, хоть бы мне когда-нибудь увидеть Лёню!
29 октября 1921 г.
Теперь абсолютно все живут для живота. А между тем, душа просит чего-нибудь светлого, хорошего! Даже студия Мервольфа у нас закрылась. В театре играют плохо и дорого. Мои уроки в институте утром; в Райкультводе разрешили мне приходить два раза в неделю позднее, но приходится по вечерам дома писать доклады и составлять сметы.
В Вятке цены на всё поднялись: мука – 240 тыс. пуд, масло 32 тыс. фунт, молоко 15 тыс., картошку дают из учреждений.
Нам с 1 января прибавили ставки, и теперь все разговоры вертятся около ставок и продуктов, надоело очень. Я так рада, что среди ребят забываю всё это. Мы устраиваем спектакли, концерты, даже не смущаемся ставить нечто вроде балета. В гортеатр я не хожу – дорого. Да и новая труппа, говорят, ужасная дрянь. Уехали все хорошие: Крамольников, Любимова, Кваснецкий, Пославский. На днях будет последний прощальный концерт Мервольфа. Он уезжает в Петроград, и мы лишаемся последнего удовольствия. Теперь музыки нигде не услышишь.
Недавно у папы в потребительском обществе устраивался спектакль и меня приглашали туда играть на пианино. На другой день у них был семейный вечер участников спектакля, и я целый вечер аккомпанировала. Их заведующий конторой оказался хорошим певцом. Я с удовольствием послушала пение.
27 декабря 1921 г.
Вот ты знаешь, что я педагог, люблю страшно свое дело, но часто чувствую неудовлетворенность, хотелось бы более широких знаний, более обширного развития. Когда была молода, тогда приходилось работать – надо было кормить мать и учить брата, а самой не на что было учиться. Вышла замуж – пошли дети и обратилась в наседку, хотя постоянно соскакивающую с гнезда, слишком уж я общественный человек. Потом, когда я много читала и видела, что в семьях, где мать – наседка, дети не удовлетворены.
Только за одно себя ругаю, почему не решилась получить высшее образование, но своих средств не было, а на средства мужа не считала возможным.
Жизнь с каждым днём дорожает: молоко 25 тыс. четверть, мясо 12 тыс., яйца 25 тыс., масло скоромное 55–60 тыс., мука дороже 400 тыс. и нашего заработка не хватает (я – 100 тыс., Вера – 79 тыс., папа 60–80 тыс.). Только и радуешься, что приходится работать с детьми. Вчера устраивали спектакль и концерт. Великолепно сошла «Белоснежка». Вера ставила и сама играла на пианино. Доставали и шили костюмы.
Июнь 1922 г.
1 июня я увезла детей в Советскую колонию и пробыла там только две недели. Здесь в Вятке накопилось много дел и теперь сижу в пыльной, душной канцелярии.
16 января 1923 г.
Получила я письмо из Севастополя от своих хороших знакомых. Пишут, что Лёня уехал на своем корабле за границу, это было летом 1920 г. Хоть немного, да всё же обрадовалась несказанно. Теперь бы только весточку от него получить.
30 января 1923 г.
К самому празднику пришла от Лёни посылка: белая мука, рис, сахарный песок, сало, сгущенное молоко. Праздники были с белой стряпнёй.
26 февраля 1923 г.
Раньше я очень безразлично относилась к смерти, а вот теперь, наоборот – явилась жажда жизни: мне очень хочется знать и видеть жену и ребенка Лёни, я даже не представляю, какая она, узнать счастье Лёни. Но вот теперь я думаю, чтоб если б удалось мне уехать за границу, то опять жаль расставаться с Верой и папой.
4 апреля 1923 г.
Зашла нынче в садоводство и так прямо ахнула. Каких только цветов нет, а купить ни один не смогла: все сотни миллионов! А у Лёни, должно быть, давно уже зелень, да и цветов каких угодно!
30 апреля 1923 г.
За Лёню я спокойна. Он пишет, что живёт неплохо, женат давно, дочке 1,5 года, зовут Алла, жену зовут Анастасия Авксентьевна. Оба они желают, чтоб я ехала к ним [дальше слова стёрты] и пока приходится ждать.
Фрагменты писем с 1919 по 1922 г. приведены в обработке Т. Г. Никоновой, которая очень хорошо знала, какое значение для Клавдии Андреевны имела её работа. Но в 1923 г. Клавдия Андреевна уже не вспоминает ни о работе, ни об общественной деятельности. Обратив внимание на письма именно 1923 г., понимаешь, что они являются свидетельством постоянной, мучительной тоски Клавдии Андреевны о сыне Лёне. Вестей от него она не получала с 1918 г. Вот почему среди рассказов о друзьях детей, которые продолжают навещать Лупповых, событиях текущей жизни вырывается крик исстрадавшегося материнского сердца: «Господи, хоть бы мне когда-нибудь увидеть Лёню!» На фотографии 1924 г. из архива областного краеведческого музея имеется надпись: «К. А. Луппова. Перед отъездом в Париж». Но удалось ли им встретиться – осталось неизвестным.
Татьяна Гавриловна Никонова бережно сохранила фотографии семьи Лупповых и оформила их в альбом, который хранится в библиотеке им. А. И. Герцена5. Фотография 1924 г. имеется и здесь. Если фотографию из архива я отложила в сторону, решительно заявив, что это не Клавдия Андреевна, то этот же снимок их семейного альбома развеял всякие сомнения. Но что должно было произойти в жизни человека, чтобы наложить на лицо печать неузнаваемости? Ответ простой и сложный одновременно: произошла жизнь, где были мировая война, революция, гражданская война, проблемы семьи, детей, работы, забота о старенькой маме Софье Аполлоновне, болезнь сердца, неизвестность о судьбе сына и постоянная тревога о жизни и учебе младших детей. Все это постепенно со временем накрывало её разрушительной волной, изменив внешние черты.
Понимая, что лицо и внешний вид человека, особенно на фотографии, позволяют только строить предположения, всё же осмелюсь высказать своё мнение. В ранних фотографиях простое и открытое лицо Клавдии Андреевны, горделивая осанка, причёска и наряд по моде тех лет, безусловно, привлекают внимание. В её облике нет хрупкости, скорее внутренняя сила человека, который смотрит на жизнь без розовых очков, а в глазах, серьёзных и спокойных, таится печаль. О таких глазах говорят, что в них стоят слёзы, особенно на снимках 1914 и 1918 г. И ни на одной фотографии нет даже тени улыбки. И трудно представить её весёлой и хохочушей (так она сама пишет) от шуток Миши Афанасьева в спектакле, где он играл старика (1922 г.).
Если представить жизнь Клавдии Андреевны, как некую цепь взаимосвязанных событий, фактов, мыслей, чувств, переживаний, успехов и неудач, свершений и разочарований и т. д., то становится понятным, что многие звенья просто выпали за недостатком информации. А коль выпало одно звено в цепи, остаётся непонятным и всё остальное. Где она родилась, в какой семье и в каком окружении формировался этот характер, где закончился её земной путь, и, наконец, как сложилась судьба её детей? Нет пока ответа на эти вопросы, и не получилось поставить точку в повествовании о Клавдии Андреевне Лупповой.
Но очень хочется верить, что её имя – основательницы и организатора первых детских садов в Вятке – станет известным в современном педагогическом сообществе дошкольных работников и займёт достойное место в истории развития дошкольного образования области.
Примечания
1 Любимов В. А. Старая Вятка. Квартал за кварталом // Вятский наблюдатель. Киров, 1996. 9 авг. (№ 56).
2 Никонова Т. Г. Об А. Н. Луппове // Страницы истории : сб. Т. 1. Киров, 1986. С. 42–43. Татьяна Гавриловна Никонова, доцент Кировского сельскохозяйственного института, ветврач, племянница Клавдии Андреевны Лупповой.
3 Афанасьев М. Д. То было в дни далекой юности // Киров. обл. науч. б-ка им. А. И. Герцена. Д. 640 ; Вотинцева О. И. Любительские театральные постановки на сценах Богородского района в различные исторические отрезки времени. URL: http://www.nabludatel.ru/numers/1996/56/17.htm, раздел «История в деталях», исследовательские работы.
4 Письма К. А. Лупповой с 1903 по 1923 г. // Киров. обл. науч. б-ка им. А. И. Герцена. Д. 640.
5 Семейный альбом Лупповых / сост. Т. Г. Никонова. Киров, 1983 // Киров. обл. б-ка им. А. И. Герцена. Д. 1398 (цен.).
