Главная > Выпуск №17 > Скифоидная интеллигенция и местная история

Скифоидная интеллигенция и местная история

В. А. Коршунков

Молодому П. И. Мельникову (в будущем – писателю Андрею Печерскому) во время поездки по Прикамью в конце 1830-х гг. довелось общаться с одним господином, который в истории и этнографии не слишком разбирался, но обо всём любопытствовал и вообще был весьма озабочен. Услыхав, что слово «Пермь» может иметь отношение к упоминаемой в скандинавских сагах загадочной стране Биармии, этот энтузиаст начал фонтанировать яркими идеями о древних насельниках земли Пермской, о Биармии и норманнах. А ведь про Биармию в то время ничего толком не было известно: даже спустя много десятилетий, в «Энциклопедическом словаре», издававшемся Ф. А. Брокгаузом и И. А. Эфроном, говорилось, что Биармия – это «скандинавское название страны, ни пределы которой, ни население, ни культура, ни даже самое название до сих пор не имеет в исторической науке более или менее положительных определений»1. Так вот, припоминая этот случай, Мельников-Печерский иронизировал: «Для него было бы только сходство в словах, и то он, пожалуй, изобретёт вам гипотезу о сношениях Чукчей с Готтентотами и начнёт выводить такие теории, что уши завянут»2.

Немало есть таких людей, что не только начинают очень искренне интересоваться научно-гуманитарной тематикой, но и сами пытаются сказать своё веское слово. Обычно у них нет специального образования, напрямую связанного с предметом их жгучего любопытства, – они инженеры и физики, отставные военные и чиновники, учителя трудового обучения, тележурналисты, литераторы, разнообразные самоучки да самородки. А интересно-то им вот что: античная история и этногенез, египетские пирамиды и жертвоприношения древних майя, происхождение рода человеческого и петроглифы, «греческий огонь» и изобретение бумаги, загадочная чудь и орнаменты на прялках, взаимосвязь иудаизма и христианства, Вятки и водки, Гоголя и Гегеля, да ещё, к примеру, такое: что же именно говорил Заратуштра с кем он там вааще разговаривал?.. И развивают они буйную деятельность по изучению, скажем, проблем палеолитического животноводства или по дешифровке трещин на глиняных горшках пьяноборской культуры.

Читать десятки уже имеющихся работ по каждому такому вопросу им недосуг, да и языков они не знают; кропотливо собирать все-все источники и дотошно анализировать – тоже занятие скучноватое. Поэтому когда в такую голову западает какая-либо «ценная идея», когда там оседает два-три убедительно написанных текста и огненной шутихой вспыхивает озарение – то всякие прочие доводы и возможности уже в этой голове не помещаются. И вся могучая энергия души и мысли отныне бывает направлена на обоснование, пропаганду, втемяшивание своей заветной идефикс в чужие головы.

Есть подозрение, что как раз в России особенно много таких пассионариев. Своею страстностью и увлечённостью они похожи на тех, прежних, русских интеллигентов (не на современных специалистов-интеллектуалов, а именно на интеллигентов). Но в отличие от доктора Чехова и академика Лихачёва есть в них существенные изъяны: их сокрушительная безоглядность скорее вредоносна, их сверхценные идеи чудны и нелепы. Ну, а то, что отнюдь не все способны разделять их увлечения и восторги, нередко делает этих людей обидчиво-подозрительными, приводит в злобный кураж или же просто в запой.

Они не вполне интеллигенция, и притом это всё знакомые нам типажи – наши, родимые персонажи. Я предложил бы называть их скифоидной интеллигенцией или проще – скифоидами. Ведь вон когда ещё сказал поэт: «Да, скифы мы!..» Скифы, скифы – в те самые годы войн и революций, да и после, в эмиграции, образ «скифа» запал в душу некоторым русским философам, литераторам, публицистам, общественным деятелям. С легендарным самобытным скифом, этаким древним евразийцем, что стоял, дескать, «меж двух враждебных рас», так было удобно и так полезно (для самоуважения) себя отождествлять! И делали это те, которые Евразию полагали Азиопой, переосмысляя историю России в таком вот, новом, контексте и вырабатывая идеологию, смыкавшуюся с набиравшим силу фашизмом.

В общем, «скифство» – это подходящий термин для обозначения укоренённого у нас общественно-психологического свойства. Термин, указывающий на самобытное, «почвенное» возвеличивание и чванство. Конечно, не все исследователи-любители страдают этой застарелой русской болезнью. Не все, но многие – тем более в наши дни. Известный современный учёный-гуманитарий Л. С. Клейн недавно заметил: «В стране мобилизовались силы, которым нужна приукрашенная отечественная история. Они поддерживают настроения “ура-патриотизма”, а этот вирус задевает и профессионально образованных людей, специалистов»3. А уж неспециалистов и подавно!

Яркий портрет скифоида-патриота был набросан Н. А. Некрасовым в стихотворной сатире «Недавнее время» (1871): «Знал я старца: в душе его бедной // Поселился панический страх, // Что погубит нас Запад зловредный. // Бледный, худенький, в синих очках, // Он недавно еще попадался // В книжных лавках, в кофейных домах, // На журналы, на книги бросался, // С карандашиком вечно в руках: // Поясненья, заметки, запросы // Составлял трудолюбец старик, // Он на вывески даже доносы // Сочинял, если не было книг. // Все его инстинктивно дичились, // Был он грязен, жил в крайней нужде, // И зловещие слухи носились // Об его бескорыстном труде»4. Это, конечно, несколько карикатурное изображение. В иной ситуации трудолюбивый и бескорыстный старичок вполне мог бы увлечённо разбираться с историей, культурой, языкознанием, богословием. И почти наверняка наломал бы там дров…

Диапазон скифоидных интеллигентов широк, под стать широкой русской натуре – от простоватых и, в общем-то, безобидных шукшинских «чудиков» до полубезумных мечтателей – светила русской религиозной философии Николая Фёдорова и космоутописта Циолковского5. Родовые черты скифоидов проглядывают в Чернышевском, Ленине, Льве Гумилёве – в ком-то больше, в ком-то меньше. И ещё в тысячах графоманов, изобретателей, самозабвенных исследователей всего и вся, в спивающихся талантах и непризнанных гениях. Многие такие люди не восприимчивы к сложности мира и оттого клюют на социально заманчивые, броские, цельные, всё и разом объясняющие теории. Они становятся приверженцами язычества, православного фундаментализма, черносотенства, анархизма, коммунизма, расизма, нацизма. Итог их бурной деятельности – иногда психушка, а иногда глянцевые обложки и хорошие гонорары.

В наше время скифоидам стало полегче. Их знамя – это заполонивший полки книжных магазинов и весь угонораренный математический академик А. Т. Фоменко (позорище Московского университета, под вывеской которого публиковались некоторые его сочинения), перелопативший мировую историю. Они равняются на легионы его борзопишущих последователей. Скифоидов вполне устраивает отсутствие цензуры на научные публикации и всё ещё сохраняющаяся свобода мнений и самовыражения. Когда им кажется, что их ущемляют, они тут же поднимают крик о зажиме свободы слова, мигом становясь неосознанными постмодернистами: мол, пусть цветут сто цветов, истина всё равно недостижима, мы считаем вот так и неча нам тут указывать!..

Обычное место обитания скифоидов – провинция. Там и образование похуже, и критичности в скудной образованной прослойке маловато, и конкуренции поменьше, и напечататься проще. А поле приложения немереных усилий по перелопачиванию прошлого, настоящего и будущего – вот оно, под ногами: многострадальная местная история, иначе краеведение. В своей-то истории, как в футболе, все тутошние разбираются, да и клинопись для этого расшифровывать не надо. А уж тайн и загадок там – полным-полно: ископаемые шерстистые носороги, истребившие наших родных мамонтов; скалы над местной речкой, что на поверку оказываются бетонными античными изваяниями вроде великанов острова Пасхи; загадочный народ бесермян, который явно родственен шумерам; подземные ходы из мужского монастыря в женский; железный нарком, проводивший перед большой войной секретные совещания в местном райцентре – а потому что в ста верстах от ближайшей железной дороги и враг ни за что не пронюхает.

…Вот только словечко «фальсификация» слишком жёсткое. Оно подразумевает умышленное и злостное искажение истины. От него веет советскостью и той мрачно-официальной газетой, которая единственная в стране изрекала высшую правду. В конце концов, скифоиды могут талдычить своё заветное от безграмотности и увлечённости, от полемического запала и лихости, да и просто сдуру.
На распространённость скифоидных изысканий влияет и такое несчастливое обстоятельство. В наше время официально признанный научный статус уже не всегда предполагает достаточный уровень компетентности. Статус – это, например, признанная государством и уважаемая обществом учёная степень. Прежде подразумевалось, что кандидат исторических наук умеет анализировать исторические источники по своей тематике, то есть выявлять их, прочитывать, всесторонне анализировать, а затем полученную в результате анализа многих и различных источников информацию оценивать, перепроверять, сопоставлять, комбинировать. Ну, и разбираться с историографией (не только на родном языке и не только за последнюю пятилетку). Теперь же не каждый из кандидатов да докторов на такое способен. Нынче пухлые диссертационные компиляции правятся в издательских отделах университетов (поскольку сам претендент не умеет запятые расставлять), а на вопрос, учтена ли зарубежная историография, наивно отвечают: конечно, ведь монографии профессоров Джонса и Шмидта переведены. Про научные достоинства такого текста уже можно и не спрашивать – в лучшем случае там открыто уже открытое, а в худшем – это просто плагиат.

И дело не в одной только высшей школе. С недавних пор и рефераты школьников без тени иронии именуют «исследовательскими проектами»; больше не ставят «двоек» в школах (извините, лицеях и гимназиях) и институтах (простите, в университетах и академиях), а потом из выпускников делают набор в аспирантуру, которая имеется чуть ли не при каждой кафедре; профессором же можно стать, только подготовив («защитив») аспирантов; количество публикаций (без внятной оценки их качества) влияет на положение в научном или учебном заведении и на зарплату. Процветает и никем не пресекается бизнес по выделке текстов, которые именуются рефератами, курсовыми, диссертациями, а то и просто торговля дипломами. Кажется, Л. Н. Гумилёв как-то раз обронил фразу: многолетняя борьба передового студенчества за право знать как можно меньше – увенчалась успехом. Так что ныне это уже всеобщая, вполне сложившаяся система, в которой пониженное качество подготовки учащихся, как это ни печально и ни парадоксально, бывает выгодно почти всем вовлечённым в неё людям и организациям.

Видимо, оттого-то в наших научных и вузовских коллективах и нет сейчас общественно-моральной силы, что переломила бы такую тенденцию и выработала бы ясное понимание, как можно и как нельзя. Время от времени в Москве или в Петербурге прямо-таки вопль раздаётся: коллеги, что же мы делаем, потворствуя на защитах невразумительным диссертациям, допуская несуразные монографии и учебники? а что если высокое начальство, от которого зависит финансирование, выведает, чем научно-педагогическое сообщество занимается и какого качества тексты подчас публикует?! ведь это же – признаемся хотя бы сами себе – прямой обман6. А чем дальше от столиц в глубинку и чем ниже уровень в научной иерархии – тем круче авторитаризм начальства и угодливость подчинённых.

Принято критиковать попытки государственного регулирования в деле признания результатов индивидуального научного труда – формальное усложнение подготовки кандидатских и докторских диссертаций, выработку перечня тех периодических изданий, в которых рекомендовано публиковать результаты научных исследований и т. п. Вот и в научно-учебных организациях на местах тоже начинают требовать соблюдения таких формальностей. И всё это вполне объяснимо – надо же, наконец, что-то делать… И, увы, почти безнадёжно. Это проявление общих условий бытования современного российского общества и государства – с полумафиозными, коррупционными личностно-клановыми связями вместо гражданского общества, с полукриминальными отростками государственных органов. Иначе говоря, на всякую формализованную попытку подправить положение в той или иной сфере – у находчивых людей всегда находится ответ в свою пользу.

Впрочем, усугубляющееся, к сожалению, положение нашего научно-преподавательского сообщества всем хорошо известно, об этом произнесено и написано за последнее десятилетие много дельного и горького. Здесь же, собственно, речь о другом. Если говорить о тех любительских текстопорождениях, которые вообще находятся вне пределов науки, то все такие недостатки именно науки да образования оборачиваются тем, что и статусные, так сказать, специалисты иной раз не слишком отличаются от любителей – у них те же верхоглядство, оторванность от движения научной мысли да профессиональная наивность с причудливой примесью деловитой хитрецы. Хорошо ещё, что такие квазиучёные, хоть и производят много «белого шума», но на оригинальность обычно не претендуют – не стремятся Америку открыть. Но уж ежели такой «свежеостепенившийся» кадр, по молодости да неопытности, задумает «решить всё», затеет переворот в науке, то тогда совсем тошно…

Выходит, что нет принципиальной разницы между агрессивным дилетантом-скифоидом и квазиспециалистом с дипломом. С другой стороны, не все интересующиеся прошлым своего края инженеры да журналисты – это скифоиды. Бывает, что инженер-электронщик получше иного кандидата-гуманитария работает, и его статьи – вполне в русле настоящей науки.

Что делать и как на это реагировать?.. Прежде всего, обсуждать, апеллируя к общественному мнению. Скажем, проводить научно-общественные круглые столы – и по конкретно заявленным проблемам, и по затрагивающим многих заинтересованных людей дискуссионным темам, и по новоизданным книгам. Очень важно также рецензирование – оперативное, личностное, ответственное. А оно у нас всё как-то по-настоящему не получается. Это принципиальное дело либо скатывается в формальность, когда фамилия рецензента всего лишь красуется на обороте титульного листа научной книги; либо к коррупционным, по сути, играм «ты мне – я тебе» перед защитой диссертации (латинское «corruptio» означает порчу и разрушение); либо, если рецензия всё же публикуется, она сводится к пересказу и добродушному поглаживанию. Может быть, надо по возможности устанавливать хотя бы в своём, узком кругу разумные правила – пусть и не оформленные юридически. Чтобы заинтересованные люди знали: в этом журнале, в этом издательстве, в дискуссионном клубе или круге единомышленников откровенная халтура или безграмотность не пройдёт.

Конечно, для всего этого требуется, чтобы необходимая доля искренности, идеализма, чувства собственного достоинства у тех, кто интересуется наукой, казались важнее карьерно-финансовых соображений. И самое главное, чтобы при этом сохранялось понимание: наука требует не только самоотверженности, но и длительной, основательной профессиональной подготовки. В конце концов, согласно то ли шутливым, то ли серьёзным словам петербургского историка и этнографа М. Ф. Альбедиль, «история вообще не такая простая наука, как кажется на первый взгляд»7.

 Примечания

1 В. Р. Биармия // Энциклопедический словарь. Репр. воспроизведение изд. Ф. А. Брокгауз – И. А. Эфрон 1890 г. М., 1990. Т. 7 : Битбург – Босха. С. 26.
2 Мельников П. И. Дорожные записки на пути из Тамбовской губернии в Сибирь : статья шестая // Отечественные записки. 1840. Т. 13. С. 86 (Отд. 7 : Смесь).
3 Клейн Л. С. Спор о варягах: история противостояния и аргументы сторон. СПб., 2009. С. 8.
4 Некрасов Н. А. Недавнее время // Некрасов Н. А. Сочинения. М., 1954. Т. 2. С. 75.
5 Столь яркие мыслители, как Фёдоров и Циолковский, – сходны меж собой. Они даже были знакомы, и Циолковского иногда называют учеником Фёдорова. Некоторые современные учёные осторожно ставят вопрос о степени вменяемости – пусть не их самих, но их философии (см., напр.: Хагемейстер М. Русский космизм – анахронизм или «философия будущего»? // Россия и современный мир. 1994. № 3. С. 40–45).
6 Показателен скандал вокруг очередной книги археолога и этнографа, сибиреведа и американиста Е. А. Окладниковой, на которую ведущий американист Ю. Е. Берёзкин (который, кстати, работал с ней в одном научном учреждении) опубликовал резко критический отзыв, заканчивающийся отчаянным призывом к коллегам оценивать научное творчество друг друга по гамбургскому счёту (Берёзкин Ю. Рец. на кн.: Окладникова Е. А. Традиционные культуры Северной Америки как цивилизационный феномен. СПб., 2003 // Антропологический форум. 2004. № 1. С. 354–356). Затем Берёзкина попросили ещё раз объяснить свою позицию уже в другом научном журнале, который считается главным этнографическим изданием России, см.: Берёзкин Ю. Е. То же // Этногр. обозрение. 2005. № 4. С. 151–155. А следом был напечатан отзыв на эту же книгу сибиреведа А. А. Бурыкина, выполненный по обычной, принятой схеме «с одной стороны – с другой стороны» (Бурыкин А. А. Рец. на кн.: Окладникова Е. А. Традиционные культуры Северной Америки как цивилизационный феномен. СПб., 2003 // Там же. С. 155–161).
7 Альбедиль М. Ф. До нашей эры : рассказы о древней истории. СПб., 1993. С. 40.