Версия для слабовидящихВятская диалектология в лицах
Долгушев, В. Г. Собиратели вятских слов : пос. по курсу «Лингвистическое краеведение». – Киров : Изд-во ВятГГУ, 2009. – 147 с.
Известный лингвист, специалист по русскому языку, доктор филологических наук Вадим Григорьевич Долгушев опубликовал небольшую, но интересную и важную книгу о тех людях, кто внёс свой вклад в собирание и изучение вятской диалектной лексики.
В главах-очерках книги нередко даются такие подробности о человеке, его судьбе, его друзьях и окружении, что, вроде бы, и не обязательно для этой вот, достаточно узко сформулированной темы. Видно, что автор хорошо знает своих героев. О многих он уже писал – и в томе «Знатные люди» Энциклопедии земли Вятской, и в журнале «Русская речь», и в различных других изданиях. Интересно, что нет прямой взаимозависимости между объёмом уже прежде публиковавшегося Долгушевым о том или ином его герое и количеством страниц в соответствующем очерке книги. Иначе говоря, он не просто перепечатывает свои прежние тексты. Создаётся впечатление, что именно о тех замечательных людях, о которых Долгушев много писал ранее, ему уже, возможно, не хотелось повествовать столь же подробно.
Среди героев книги – проживший несколько лет в Вятке чиновник и литератор П. Л. Яковлев (1796–1831), совершивший научную экспедицию в Вятскую губернию профессор Варшавского университета М. А. Колосов (1839–1881), авторы словарей вятского говора В. К. Магницкий (Велелепов) (1839–1901) и Н. М. Васнецов (1845–1893), известнейший наш этнограф и лингвист Д. К. Зеленин (1878–1954), работавший в 1919–1923 гг. в Вятке профессор-лингвист Н. М. Каринский (1873–1935) и другие. Внимание уделено также тем учёным, собирателям, краеведам, которые работали совсем недавно. Например, есть отдельный очерк с названием «Создатель областного словаря вятских говоров» – о Л. И. Горевой (1925–1976). Показательно, что книга Долгушева посвящена памяти другого учёного-диалектолога – Л. Н. Макаровой (1919–1999), которая, как и Горева, преподавала в нашем педагогическом институте. Заметно, что автор знает, ценит и любит людей, о которых он пишет. Вот характерная концовка одной из глав: «И Москвин, и Мартынов были настоящими шестидесятниками со всеми присущими им достоинствами и недостатками. Вся их жизнь, все помыслы были направлены на изучение народной культуры и сохранение её для будущих поколений, поэтому их имена заслуживают и нашей памяти, и нашего уважения» (с. 41).
Много говорится, например, об учителях – А. П. Тиховидове и Н. М. Васнецове. В связи с Тиховидовым попутно рассказано о Г. Каменьском, М. Е. Салтыкове-Щедрине, о гимназии и гимназических преподавателях, о любительских спектаклях и вообще о дружеском сообществе образованных людей Вятки середины XIX в. В одном из писем Тиховидова к его казанскому другу есть такой, относящийся к первой половине 1840-х гг., эпизод. Тогда вдоль торговой дороги на Казань были расставлены сторожевые пикеты против разбойников, но это не очень-то помогало. На одном из перегонов ночью Тиховидов и его спутники подверглись нападению. Его товарищей скинули с повозки, а на него уже замахивались дубинами. Но после того, как он выстрелил из ружья, разбойники отбежали, и путешественники сумели быстро оттуда умчаться. «Этот случай стал хорошо известен в Вятке. Слухи о необыкновенном мужестве Тиховидова передавались из уст в уста, обрастая многочисленными подробностями и преувеличениями», – пишет Долгушев (с. 26). А ещё в книге подробно, со ссылками на публикации, на рассказы краеведов, на собственные впечатления, с обильными цитатами, рассказано о семействе Васнецовых.
Интереснейшие сведения можно найти в главе «Пишите в Яранск». Там Долгушев поместил отрывки из писем знаменитого лингвиста Б. А. Ларина (1893–1964). Эти письма впервые были опубликованы в 1993 г. в изданном к столетию Ларина научном сборнике Санкт-Петербургского университета. Находясь во время войны в эвакуации, Ларин в 1942–1944 гг. служил в Кировском пединституте заведующим кафедрой языкознания. А пединститут, как известно, размещался тогда в Яранске. Условия жизни и работы были ужасны. Зимой в доме, где он жил с семьёй, стоял лютый холод – даже там, в глубинке, не хватало топлива. Профессор сам заготавливал дрова и повредил ногу, она сильно болела, а вылечиться там никак нельзя было – это всё при жизни впроголодь и помимо обычных преподавательских и научных обязанностей. Притом понятно, что Ларину приходилось не хуже других – он, в конце концов, стал получать хорошую по тем временам академическую зарплату. А обычные люди в нашем тылу умирали от голода и лишений. И ведь тогда же Ларин планировал провести в Яранске научную конференцию по русской диалектологии! Москва давала добро, Ларин же надеялся вызвать на конференцию своих коллег из разных городов, а кое-кого даже с фронта. Это напоминает культурно-воспитательную работу в ГУЛАГе: заключённые доходят до крайности и погибают один за другим, а в лагерном клубе репетируют концерт самодеятельности. Правда, когда Ларин, обосновывая проблематику будущей конференции, выступил 6 мая 1943 г. в Яранске с лекцией «Что дают яранские говоры для истории русского языка», в которой доказывал татарское, марийское, удмуртское влияние на язык русских жителей края, то разразился скандал. Бдительные идеологические церберы усмотрели в этом тезисе умаление роли великорусского языка, а ведь советская пропаганда во время войны стала возвеличивать всё национально-русское. Об этом знаменательном эпизоде будет рассказано в третьей главе книги американского профессора, знатока советской (и конкретно – вятско-кировской) системы образования Лэрри Холмса о Кировском пединституте, которая готовится им к изданию. Книга предположительно станет называться: «A Peripheral Matter? Kirov’s Pedagogical Institute between Moscow and Beyond, 1941–1952», а третья глава, о военном времени и пребывании в Яранске – «Life in Exile, 1941–1945». (Благодарю профессора Холмса за возможность уже сейчас познакомиться с фрагментами из этой его рукописи.) Так что понятно, почему в письме из Москвы, от 28 сентября 1943 г., Ларин обронил фразу о «гнусных яранских друзьях» (письма этого Долгушев не привёл). Конференция по диалектологии всё же была проведена – в июне 1944 г. в Вологде.
На с. 10–11 целиком, в десять строф, дано стихотворение вятского чиновника и поэта-любителя М. С. Мусерского «Осенняя дума» (1859). Вообще-то Мусерский обычно публиковал на страницах «Вятских губернских ведомостей» стихи верноподданнические и назидательно-церковные. Долгушев же выбрал стихотворение о тяжкой доле семьи простого мужичка. Как верно заметил Долгушев, «в этих бесхитростных строках чувствуется живая боль и сочувствие к участи «униженных и оскорблённых»» (с. 11). Однако это суждение распространяется на всё творчество Мусерского: «…В стихах его с большой силой выражено сочувствие к простым людям, стремление к идеалам добра и справедливости, проповедуется идея служения во имя будущего. Стихи Мусерского написаны под большим влиянием произведений Н. А. Некрасова и отражали передовые общественные взгляды. Вообще, поэзия Мусерского и поэзия Некрасова очень близки по духу: в них чувствуется огромная любовь к людям труда, прежде всего, к крестьянину, непосильным трудом и слезами которого было оплачено благосостояние России и привилегированных слоёв общества» (с. 10).
Вообще-то порядок глав в книге хронологический. Однако, где это возможно, он сочетается и с тематическим принципом – скажем, есть главы о собирании, изучении, публикации лексики того или иного уезда Вятской губернии. Главы очень разнятся по объёму – от одной странички до двадцати с лишним. Нередко к главному герою того или иного очерка попутно добавляются сведения о других людях, имеющих какое-либо отношение к нему или его занятиям. Некоторые главы соединяют нескольких (так сказать, равнозначных) героев. Магницкий и Васнецов помещены в одной, весьма обширной главе, хотя каждому из них вполне можно было бы посвятить отдельный очерк.
Книга эта подаётся как учебное пособие. Оттого в ней есть признаки именно такого жанра. Например, среди приложений, на с. 137 дана примерная тематика занятий школьного кружка по лингвистическому краеведению (21 тема). А далее, на с. 138–146 – «Дополнительная литература к отдельным главам книги». Правда, этот список – безусловно, ценный – во многом совпадает с той литературой, что указана в размещённых после каждой главы примечаниях. Примечания в некотором смысле даже более важны. Дело в том, что автор, прекрасно ориентируясь в источниках, часто ссылается на источники неопубликованные, точно указывая в примечаниях сведения об архивных материалах. А иной раз источником сведений о людях недавнего прошлого являются семейные архивы и воспоминания членов семьи.
Ещё одно приложение, тоже чрезвычайно важное – это самый ранний по времени перечень вятских диалектизмов, составленный неизвестным собирателем летом 1772 г. и опубликованный впервые в 1899 г. Разумеется, и во всех главах приводятся диалектные слова и выражения, так что из этого пособия можно узнать немало диалектизмов.
Книга издана весьма скромно. Например, ударения в диалектных словах (без них, понятно, не обойтись) проставлены не над буквами, а между ними. Очевидно, это для того, чтобы предотвратить компьютерные сбои, почти неизбежные при использовании разных шрифтов, но облик страниц всё равно страдает. Или вот каковы иллюстрации. Они важны, ведь книга-то – о людях. Ценность портретов прекрасно понимает и сам автор. Например, о Тиховидове Долгушев пишет: «К великому сожалению, до сих пор не найден его портрет, поэтому о внешности Тиховидова мы можем судить, основываясь лишь на воспоминаниях людей, знавших его» (с. 15). И затем ещё раз: «К большому сожалению, как уже говорилось выше, портрета Тиховидова пока разыскать не удалось» (с. 33). Чёрно-белые иллюстрации в книге всё-таки есть. Но они небольшие, да и качество не слишком хорошее, так что далеко не всё можно разглядеть, особенно на старых групповых фотографиях.
Кстати, о Тиховидове в книге сказано, что родился он в 1819 г., а в томе «Знатные люди», где справка о Тиховидове тоже написана Долгушевым, указан иной год – 1818-й. Вообще-то очень хорошо, что автор стремится дать как можно более полные и подробные сведения о каждом из своих героев, но иной раз что-либо из основных биографических сведений опущено, и это никак не комментируется. Скажем, в очерке о Михаиле Мусерском не найти его отчества или хотя бы второго инициала (Степанович). Да и дата его рождения указана, а год смерти не найти.
Книга не избежала мелких неточностей и опечаток. В предисловии пропущено примечание. Яковлев поименован Павлом Яковлевичем, а он Лукьянович (с. 7). На с. 125 режет глаз словосочетание «народный фольклор». Изредка встречаются речевые штампы: «из когорты шестидесятников» (с. 35), «»три богатыря» от краеведения» (с. 122), «человек трудной судьбы» (с. 125) и т. п.
Тираж этой книги всего 100 экземпляров. Притом, что она заслуживает куда большего тиража и распространения. Ведь личности, обстоятельства и сюжеты, отразившиеся в ней, весьма интересны. Так что, будем надеяться, Долгушев сможет издать значительным тиражом книгу научно-популярных очерков о всех тех филологах, собирателях, краеведах, литераторах, которые ему так хорошо известны и которых он так ценит.
В. А. Коршунков
