Главная > Выпуск №15 > Воспоминания о Гражданской войне

Воспоминания о Гражданской войне

П. В. Суходоев

Пётр Васильевич Суходоев (1899–1982) родился в семье крестьянина в д. Спудные Вятской губернии (ныне Зуевский район Кировской области). В апреле 1919 г. был призван в Рабоче-крестьянскую Красную Армию, откуда демобилизовался после ранения в 1922 г. Вернулся на родину, вступил в члены Первомайской сельскохозяйственной коммуны Зуевского района. В 1930–40-х гг. работал инспектором в системе сельхозбанка. В 1943 г. мобилизован в Красную Армию, участвовал в боях, был ранен. После окончания Великой Отечественной войны работал в Татарской республиканской и Астраханской областной конторах сельхозбанка.

Публикуемые ниже «Воспоминания…» предоставлены дочерью П. В. Суходоева Е. П. Джагацпанян.

В Рабоче-крестьянскую Красную Армию призван в апреле 1919 г. Служил по 22 октября 1922 г. За этот период был в разных частях и подразделениях.

Вначале – слобода Кукарка Вятской губернии (сейчас город Советск Кировской области), второй запасной полк, в котором прошли всеобуч и маршевым батальоном прибыли в Тамбов (тоже запасной полк), где также прошли всеобуч. К Тамбову продвигались войска генерала Мамонтова, и мы пошли в боевое крещение, чтоб разгромить их. Операция была проведена успешно: противник не только был отогнан от Тамбова, но и полностью разгромлен. После этого наш запасной полк вернулся в Тамбов.

После боевых действий нам, молодёжи, жизнь показалась скучной, и мы, а в том числе и я, записались добровольно на фронт. Наша просьба была удовлетворена. Примерно через неделю сформировали маршевую роту добровольцев и отправили в Саратов в опять же запасной полк, который стоял в крестьянских казармах. Здесь никакой воинской подготовки не проходили, стояли всего четыре дня. На пятые сутки нас хорошо обмундировали и в тот же день погрузили на пароход, идущий по Волге. Доплыли до станицы Балыклеч Царицынской губернии и высадились. В станице Балыклеч формировалась 38-ая стрелковая дивизия, и мы были причислены к 336-ому полку. Я попал в команду разведчиков.

Дивизия тщательно готовилась к фронту, стояла на месте около месяца. За это время воинские занятия проводились ежедневно.

И вот в конце августа дивизия снялась с места и пошла пешим походом по степям на Деникинский фронт в полной боевой готовности: красноармейцы с винтовками, лопатками, котелками и флягами. Погода стояла жаркая, сухая. Поход был трудный. Страшно хотелось пить, а воды на пути не было. Привалы редкие, в горле сухо. И вот уже идём вторую неделю, а фронта всё нет.

На одном из привалов я спросил командира разведки, скоро ли дойдём до фронта.

– До какого фронта? – переспросил он.
– Как до какого? Ведь нас обучали, что должна быть линия фронта, окопы и проволочные заграждения?
– Может этого и не быть. Не забывайте, что война гражданская: враг может появиться там, где его и не ожидаем. Получено задание дивизии: разведке найти врага.

Привал был в глубокой сухой балке, берега её обросли высоким и густым кустарником. С левой стороны из-за кустов неожиданно раздался артиллерийский выстрел. Снаряд не долетел до нашего привала: разорвался. Командир разведки проговорил: «Ну вот тебе и фронт – дождался?»

2009_15.jpg

П. В. Суходоев. 1970 г.

С этого дня началась фронтовая жизнь. Наш полк первым построился в боевой порядок, подъехала артиллерия, завязался настоящий бой, противник из балки был выбит. Мы пошли в наступление дальше. Временами отступали и наши войска, но в основном Деникинская армия бой от боя несла тяжелые потери, редела и редела. Нельзя отрицать, что не было потерь у нашей Красной Армии. Были: война есть война. Однако разгром Деникинской армии чувствовал и видел каждый рядовой солдат.

Бои продолжались, порой доходили до атак и рукопашных схваток, но каким-то чудом я оставался невредим после каждого боя.

Почти до декабря погода стояла сравнительно теплая и сухая, а потом пошли дожди, мокрый снег, который таял на второй день или замерзал. Фронтовая жизнь резко ухудшилась. Стояли в верстах ста пятидесяти от Ростова-на-Дону, стали готовиться к зиме: копали окопы, строили землянки. Чувствовалось какое-то затишье, но не весёлое и не радостное. Солдат ели вши, распространялся тиф, от которого Красная Армия с каждым днём редела – меньше от боевых действий, чем от тифа. Тиф не обошёл и меня. Не помню (видно, была высокая температура), когда меня сняли с фронта и куда отправили и на каком транспорте. Пришёл в сознание на станции города Ейска, услышав из вагона ружейную перестрелку и крики «Ура!» А через некоторое время раскрылась дверь нашего товарного вагона, заскочил военный в погонах офицера и прокричал: «Кто едет здесь?» Послышался хриплый чуть слышный ответ: «Тифозные больные». Офицер выскочил из вагона мигом, и больше никто не появлялся.

Выгрузили нас на вторые сутки, привезли к каменному зданию с вывеской «Мебельный магазин» и скомандовали: «Выходите!» Кто мог, вышли, а некоторых вынесли на носилках. Помещение было большое, пол цементный, дверь двустворчатая стеклянная, широкая. Окна были большие, но стёкла выбиты – вставлена фанера, на полу деревянные топчаны без ножек, на топчанах – ни матрацев, ни одеял, не говоря уже о постельном белье. Посередине разрушенная печь. Зашел мужчина в грязном халате, сказал: «Размещайтесь!» – и ушёл.

Вечером он снова зашёл, принёс два чайника горячей воды и хлеба грамм по сто. За ночь три человека умерло. Лежу и думаю: «На фронте пощадили пули и осколки, а здесь придётся умереть от холода, голода и вшей». Вши по телу ползали нестерпимо.

На третий день принесли тюфяки и подушки, набитые соломой, сказали, что простыней и одеял нет. Велели одеваться шинелями.

Пришёл врач с мужчиной в грязном халате (видимо, санитар). Санитар раскрывал больных, а врач в резиновых перчатках прощупывал пульс у некоторых и измерял температуру. Я спросил врача: «Доктор, скажите, почему нас, как свиней, держат в неотапливаемом помещении, кормят одной горячей водой, хлеба дают по двести грамм, который свиньи не будут есть? И вши нас заели». Врач развёл руками и ответил: «Сочувствую вам, но помочь ничем не могу. Сие от меня не зависит. Я только врач».

«От кого это зависит?» – повторил я свой вопрос.

«От военного коменданта города», – ответил врач и ушёл.

Люди умирали каждые сутки. Из сорока восьми человек в живых оставалось двадцать девять. Восемнадцать человек уже умерло.

Узнав, что в мебельном магазине лежат красные, нас стали посещать городские жители, приносить некоторую снедь и постельные принадлежности. Одна дама, давая мне маленький пирожок с повидлом, спросила: «Сколько Вам лет?» Я ответил: «Девятнадцать». А она сказала, что думала, мне лет сорок пять.

На второй день она снова пришла и принесла мне ватное одеяло и подушку. Когда она отдавала мне это, я не выдержал её тёплого сочувственного взгляда – заплакал, и она тоже со слезами на глазах проговорила: «Выздоравливай, сынок!»

Признаюсь, если бы не этот дар, жизнь моя в Ейске бы и закончилась. Сожалею и сейчас, что не взял её адреса когда вылечился, чтоб отблагодарить.

В начале февраля 1920 г. Ейск был снова освобождён частями Красной армии. Нас, оставшихся в живых 19 человек, на второй же день перевели в настоящий госпиталь, где мы прошли тщательную санобработку, и нас положили на мягкие чистые кровати. От радости, что остались живы, в беседах с врачами и сёстрами мы плакали, словно дети.

Однако, несмотря на созданные для нас условия: лечение, внимание, материнский уход – у меня отнялись ноги. Более месяца ходил на костылях, почти такое же время с палочкой. С палочкой и ушёл в выздоравливающую команду.

В воинскую часть был зачислен 9 июня. К этому времени армия Деникина была разгромлена начисто, но появился новый враг, более опасный  – Врангель.

Я с 6-й особо лёгкой батареей маршировал на так называемый Врангельский фронт. Поход был на сей раз не пеший, а на лошадях. Передвигались весело, с надеждой на победу. Но до полной победы не дослужил. Во втором бою 12 июля 1920 г. был ранен в левую щеку чуть ниже виска. Осколок не вышел, остался ниже скулы.

Ранение вначале казалось не тяжёлым, я отказывался в сентябре поехать в госпиталь. Фельдшер залез руками в мой рот, два зуба коренных, выбитых осколком, выбросил, а осколок не нашёл и больше не разговаривал со мной, а прокричал: «Эвакуировать в госпиталь! Для операции».

Пока довезли нас раненых до Харькова, во рту и горле всё распухло, пища не проходила. Трое суток уже ничего не ел. К сожалению, в харьковском госпитале рентгена не оказалось. Врачи без просвечивания оперировать не стали. Срочно эвакуировали в тот же день в Воронеж. В Воронеж приехал уже с начавшейся гангреной, но благодаря быстрой операции, надлежащему лечению и уходу успешно вылечили и дали месячный отпуск домой: с 14 сентября по 14 октября 1920 г.

Воевать больше не пришлось. После отпуска был зачислен в 52-й запасной полк города Вятки (сейчас Киров), из которого направлен учиться в 13-ую артиллерийскую школу города Перми Уральского военного округа, откуда и демобилизовался 22 октября 1922 г.

Вот и кратко всё.